Схватив мой ЭЗК, я потребовал прислать медицинскую помощь, а сам опустился на колени и принялся нажимать на грудную клетку, время от времени вдувая воздух в рот. Я продолжал это занятие, пока меня не сменили двое медиков колониальной службы.К тому времени перед открытой дверью собралась маленькая толпа. Я разглядел Джесси и ввёл её в каюту. Она увидела Леона на полу и быстро прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Я поспешно приобнял её за плечи.– Как он? – спросил я у одного из колониальщиков, который о чём-то консультировался со своей ЭЗК.– Он мёртв, – ответил тот. – Мёртв уже около часа. Похоже на сердечный приступ. Он закрыл крышку ЭЗК и встал, глядя на Леона сверху вниз.– Вот бедолага! Забраться так далеко только для того, чтобы помереть буквально в самый последний момент!– Последний доброволец в Бригаду призраков, – добавил другой колониальщик.Я в упор взглянул ему в глаза. Мне показалось, что подобная шутка над ещё тёплым трупом отдавала крайним безвкусием. 4 – Так… давайте посмотрим, – сказал доктор и взглянул на экран своей огромной, по сравнению с моей, ЭЗК. – Вы Джон Перри, верно?– Верно, – согласился я.– А я доктор Расселл, – представился он и повнимательнее всмотрелся в меня. – Судя по вашему виду, можно подумать, что у вас только что умерла любимая собака.– На самом деле, – ответил я, – это был мой сосед по каюте.– Ах да, – спокойно сказал он, снова посмотрев на свою ЭЗК. – Леон Дик. Он должен был прийти ко мне сразу после вас. Получается, что у нас дыра в графике. В таком случае давайте исправим список. – Он несколько секунд водил стилусом по экрану ЭЗК, а потом вскинул голову и широко улыбнулся мне. Врачебного такта у доктора Расселла было явно маловато.– Что ж, теперь займёмся вами.В кабинете помещались сам доктор Расселл, я, кресло для доктора, маленький столик и две какие-то капсулы, похожие на саркофаги. Контуры саркофагов грубо повторяли очертания человеческого тела, каждый из них имел изогнутую прозрачную дверцу, края которой были обведены широкой полосой. Над капсулами торчали аппараты, похожие на руку, держащую перевёрнутую чашу. Чаша выглядела достаточно большой, чтобы её можно было надеть на человеческую голову. И, честно признаться, это меня изрядно нервировало.– Прошу вас, проходите сюда, устраивайтесь поудобнее, и начнём, – сказал доктор Расселл, открывая дверцу того саркофага, к которому я стоял ближе.– Мне нужно что-нибудь снять? – спросил я. Насколько я помнил, при медицинских обследованиях врачи всегда норовили осмотреть хотя бы мой торс.– Нет, – ответил он. – Но если вам так будет удобнее, то валяйте, раздевайтесь.– А что, кто-нибудь действительно раздевается, несмотря на то что это не нужно? – полюбопытствовал я.– Вообще-то да, – ответил врач. – Когда накрепко привыкаешь к определённой схеме поведения, трудно начать вести себя по-другому.Я раздеваться не стал, только положил мою ЭЗК на стол, направился к саркофагу и улёгся. Доктор Расселл закрыл дверцу и отступил назад.– Сохраняйте неподвижность несколько секунд, а я тем временем подгоню размеры, – сказал он и ткнул пальцем в свою ЭЗК.Я почувствовал, как то, что окружало моё тело, слегка зашевелилось, а затем облегло меня плотно, словно поношенная одежда.– Довольно жутко, – заметил я. Доктор Расселл улыбнулся.– Вы сейчас почувствуете лёгкую вибрацию, – предупредил он.– Скажите, – спросил я, когда саркофаг чуть слышно загудел, – а те, другие люди, которые находились в комнате вместе со мной, куда они отправились после того, как побывали здесь?– Вон в ту дверь. – Он указал рукой себе за спину, не отрывая взгляда от экрана. – Там расположена зона восстановления.– Восстановления?– Не тревожьтесь, – успокоил меня Расселл, – я всего лишь не договорил одно слово: восстановления сил. Между тем мы с вами уже почти закончили.Он снова потыкал в свою ЭЗК, и вибрация прекратилась.– Что я теперь должен делать?– Лежите спокойно, только и всего, – ответил доктор Расселл. – Нам осталось сделать совсем немного, а потом нужно будет вкратце обсудить результаты вашего обследования.– Вы хотите сказать, что они уже готовы? – удивился я.– Современная медицина просто замечательна, или вы не согласны со мной? – Он показал мне экран ЭЗК, покрытый текстом, являвшимся, по всей вероятности, описанием результатов моего обследования. – Даже не нужно высовывать язык и говорить: «А-а-а».– Да, но насколько детальным оно получается?– Достаточно детальным, – сказал он. – Мистер Перри, когда вы в последний раз проходили медицинское обследование?– Где-то с полгода назад.– И каким был прогноз вашего доктора?– Он сказал, что я в прекрасной форме, не считая разве что немного повышенного кровяного давления. А в чём дело?– Что ж, в основном он прав, – сказал доктор Расселл, – хотя он, похоже, не заметил раковой опухоли на яичке.– Прошу прощения… – Услышав эти слова, я совсем оторопел.Доктор Расселл повернул свой компьютер. На экране появилось изображение моих гениталий, раскрашенное в неестественно контрастные цвета. Впервые в жизни я увидел собственные причиндалы прямо у себя перед носом.– Вот, – сказал он, указывая на тёмное пятно на левом яичке, – ярко выраженное уплотнение. Довольно большой узел, между прочим. Так вот, это рак.Я впился взглядом в словоохотливого медика.– Вы знаете, доктор Расселл, большинство врачей изыскали бы более тактичный способ сообщить такую новость.– Прошу прощения, мистер Перри, – жизнерадостно откликнулся доктор. – Я вовсе не хочу показаться вам излишне беззаботным. Но эта патология не представляет собой никакой проблемы. Даже на Земле рак яичек легко излечивается, особенно на ранних стадиях вроде вашей. В самом худшем случае вам пришлось бы потерять яичко, но и это тоже совершенно не беда.– Только в том случае, если у вас никогда не было яиц, – прорычал я.– Это скорее психологическая проблема. – возразил доктор Расселл. – Но как бы там ни было, я не хочу, чтобы вы здесь и сейчас тревожились на этот счёт. Через несколько дней вы пройдёте всестороннюю физическую перестройку, и тогда мы разберёмся с вашим яичком. Ну а пока что у вас не должно быть никаких проблем. Рак полностью локализован. Он не распространился ни на лимфатические узлы, ни тем более на лёгкие. Можно смело сказать, что вы в полном порядке.– Но всё-таки яйцо у меня останется или я останусь без него? – спросил я, даже не обратив внимания на каламбур.Доктор Расселл улыбнулся.– Я думаю, вам можно за него не беспокоиться, – сказал он. – Подозреваю, что возможность лишиться яичка некоторое время будет занимать далеко не первое место среди ваших проблем. Я повторяю, если не считать рака, который сейчас совершенно не опасен, вы находитесь в наилучшей форме, доступной для любого мужчины вашего физического возраста. Это хорошая новость: нам пока что не придётся подвергать вас никаким дополнительным процедурам.– А что вы сделали бы, если бы нашли что-нибудь действительно нехорошее? – спросил я. – Ну, скажем, если бы рак оказался смертельным?– «Смертельный» – это не очень точный термин, мистер Перри, – ответил доктор Расселл. – В конечном счёте у каждого из нас жизнь имеет своим финалом смерть. В случае выявления запущенного заболевания на угрожающей стадии мы принимаем определённые меры, чтобы привести людей в стабильное состояние, в котором они наверняка проживут несколько следующих дней. Случай с вашим несчастным соседом мистером Диком не так уж необычен. У нас время от времени попадаются новобранцы, которые добираются сюда только для того, чтобы умереть как раз перед тем, как избавиться от своей болезни. Никому из нас это не идёт на пользу.Доктор Расселл быстро пролистал какой-то текст на экране ЭЗК.– Что касается случая с мистером Диком, умершим от острой сердечной недостаточности, мы, по всей вероятности, должны были бы очистить его артерии от склеротических бляшек и укрепить стенки сосудов, чтобы предотвратить разрывы. Такова наша обычная практика. Семидесятипятилетним артериям в большинстве случаев не вредно получить некоторую поддержку. В вашем случае, если бы вы имели запущенный, опасный для жизни рак, мы резецировали бы опухоль до такого состояния, при котором она не представляла бы непосредственной опасности для ваших жизненных функций. А также подкрепили бы затронутые места, чтобы точно знать, что в ближайшие несколько дней у вас не будет никаких серьёзных проблем.– Но почему бы вам просто не вылечить его? – не отступал я. – Если вы можете «подкрепить» затронутые места, то я нисколько не сомневаюсь, что вам не составит труда полностью избавить меня от этого рака.– Мы, конечно, можем, но в этом нет никакой необходимости, – терпеливо объяснил доктор Расселл. – Через несколько дней вам предстоит практически всесторонняя перестройка. Мы должны всего лишь помочь вам дожить до неё.– А что всё-таки означает эта ваша «всесторонняя перестройка»? – продолжал допытываться я.– Она означает, что, когда она будет совершена, вы будете удивляться, с какой это стати вас могло волновать какое-то жалкое раковое пятнышко на яичке, – непонятно объяснил доктор. – Это я вам обещаю. А теперь нам осталось сделать всего лишь одну вещь. Приподнимите голову, пожалуйста.Я повиновался. Доктор Расселл наклонился и надвинул пугавшую меня чашу, прикреплённую к механической руке, мне на голову.– В течение следующих нескольких дней для нас будет важно получать хорошую картину вашей мозговой деятельности, – сказал он, отступая назад. – Чтобы обеспечить это, я сейчас внедрю в ваш череп множество датчиков.Говоря это, он водил пальцами по своему экрану, который опять отвернул от меня, я же наблюдал за его действиями с нарастающим недоверием. С негромким чавкающим звуком чаша прижалась вплотную к моему черепу.– Как вы это сделаете? – спросил я.– Ну… Прямо сейчас вы, вероятно, чувствуете своим скальпом и в районе основания черепа лёгкую щекотку. Это происходит позиционирование инжекторов. Они похожи на небольшие иглы для инъекций, и через них будут вводиться датчики. Сами датчики очень малы, зато их много. Приблизительно тысяч двадцать, чуть больше или чуть меньше. Не волнуйтесь, они самостерилизующиеся.– А это будет больно?– Не так… – произнёс доктор и ткнул одним пальцем в экран своей ЭЗК.Двадцать тысяч микродатчиков врубились в мой череп. Вероятно, точно такую же боль я почувствовал бы от одновременных ударов по голове обухами четырёх топоров.– Будьте вы прокляты!Я попытался схватиться за голову, но мои руки упёрлись в дверцу саркофага.– Сукин сын, – заорал я. – Вы же сказали, что больно не будет!– Я сказал: «Не так, чтобы очень», – поправил меня доктор Расселл.– По сравнению с чем? С тем, что бывает, когда на голову наступит слон?– Не так, как бывает, пока датчики соединяются друг с другом, – соизволил ответить доктор Расселл. – Зато есть и приятная для вас новость: как только они соединятся, боль прекратится. А теперь потерпите. Это займёт примерно минуту.Он снова склонился к ЭЗК. Мой череп начали буравить самое меньшее восемьдесят тысяч иголок.Ещё никогда в жизни мне так не хотелось избить своего врача.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнёс Гарри. – Лично мне кажется, что это интересное мнение.Он почёсывал голову, которая, как и у всех нас, теперь сделалась пепельно-седой из-за того, что в ней сидели двадцать тысяч подкожных датчиков, наблюдавших за деятельностью мозга.Группа, собравшаяся за завтраком, воссоединилась во время ленча, к тому же усиленная Джесси и её соседкой Мэгги. Гарри объявил, что мы теперь представляем собой официальный клуб под названием «Старые пердуны», и потребовал немедленно начать кидаться едой в сидевших за соседним столом. Его предложение было провалено в немалой степени усилиями Томаса, который заметил, что любой кусок еды, брошенный в соседей, уже невозможно съесть, а ведь ленч был ещё лучше, чем завтрак, если такое вообще возможно.– И это очень, очень хорошо, – добавил Томас. – После той небольшой инъекции в мозг, которую мне сделали утром, я так перепугался, что почти не мог есть.– Не могу представить себе такого, – откликнулась Сьюзен.– Я сказал: «Почти». Но вот о чём я по-настоящему жалею, так это о том, что у меня дома не было одного из таких гробов. Тогда я смог бы на восемьдесят процентов сократить время приёма. Гораздо больше оставалось бы на гольф.– Ваша преданность пациентам прямо-таки потрясает, – съязвила Джесси.– Пф-ф-ф, – фыркнул Томас. – Я играл в гольф как раз с большинством из них. Им всем эта штука очень понравилась бы. И хотя мне больно в этом признаваться, я должен сказать, что она позволила моему доктору провести гораздо лучшее обследование, чем это когда-либо удавалось мне. Этот ящик – мечта диагноста. Он отыскал у меня микроскопическую опухоль на поджелудочной железе. Дома я никоим образом не смог бы её обнаружить до тех пор, пока она не разрослась бы во много раз или же пока у пациента не начали бы проявляться симптомы. Кого ещё они сумели чем-нибудь удивить?– Рак лёгкого, – сказал Гарри. – Небольшие узелки.– Множественная киста яичника, – сообщила Джесси.Мэгги закивала: у неё было то же самое. Ревматический артрит на начальной стадии оказался у Алана.– Рак яичка, – сказал я.Все мужчины, сидевшие за столом, содрогнулись.– Ничего себе! – воскликнул Томас.– Мне сказали, что я буду жить, – успокоил их я.– Вас только будет перекашивать набок во время ходьбы, – радостно объявила Сьюзен.– Пожалуй, хватит об этом, – попросил я.– Я совершенно не понимаю, почему они не скрывают от нас наши проблемы, – возмутилась Джесси. – Доктор показал мне кисту размером с детский мячик и сказал, чтобы я не переживала из-за этой ерунды. Хотя лично я не думаю, что мне это удастся.– Томас, вы вроде бы доктор. – Сьюзен постучала себя по лбу, верхняя половина которого имела светло-серый оттенок. – Для чего они напичкали наши головы этой мелкой пакостью? Почему нельзя было просто сделать мозговое сканирование?– Предположительно – а мне не остаётся ничего иного, как только предполагать, потому что никаких фактов я не имею, – я бы сказал, что они хотят детально рассмотреть наши мозги в процессе их действия, пока мы будем проходить обучение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44