или — вверх, за солдатом. Пахан посмотрел вниз: молочно-белое отравленное облако уже совершенно скрыло пол. Прыгать в него, когда до гибели, возможно, один вдох — глупо, не заставить себя и нет никаких сил. Наверху можно будет вздохнуть. Солдат… солдат… «Но у меня же еще есть граната!»Кашель отступил, и горло опять стала стягивать невидимая петля. Князь принял решение. Он подпрыгнул, ухватился за балку над головой…Дмитрий не чувствовал боли в руке, потому что приказал своему телу глушить боль. Дмитрий бежал, петляя, пригибаясь, вдруг падал, совершал кувырок вперед, вскакивал снова и бежал.Сосницкий одолел уже полпути к желанной калитке, когда очухавшиеся бандиты открыли огонь.Один из них стрелял лежа, другие — стоя на одном колене или в полный рост. Они не догоняли беглеца. Куда он денется? Столько стволов, полные обоймы и барабаны патронов, дистанция двадцать шагов. Правда, что-то щиплет глаза, мешая целиться. Но это ерунда.Избежать пули трудно, но можно. Человеческая реакция и сообразительность могут успешно состязаться с прямолинейностью пули.Едва прозвучал первый выстрел, Дмитрий утроил метания. Единственным его спасением было не бежать по прямой, находиться в беспрерывном движении и продвигаться вперед, несмотря ни на что. Он падал, перекатывался, совершал прыжки влево-вправо, кувырки.Сокрушительный удар в спину под ребра сбил, его с ног. Попали! Ладно, после разберемся, что и как. Бежать. Вперед. Но на секунду-другую он потерял темп. И тут же еще одна пуля впилась в бедро. «Неужели все?» Его воля дрогнула от мимолетного прикосновения неверия.И это был бы конец, если бы…Если бы ребятки не носили свои волыны больше для понтов; все, что они могли, так это попасть в тушу городового. И то шагов с трех.Если бы один из бандитов — тот, что лежал на полу — не зашелся в приступе кашля, успев всего лишь раз до этого спустить курок. Кашель было не унять, но он все-таки стрелял сквозь завесу из слез, держа пистолет трясущейся вместе со всем телом рукой. Пули бестолково разлетались веером по всему депо.Если бы у жигана по кличке Ухан не закончились бы патроны как раз тогда, когда они были нужнее всего.Если бы у других тоже не слезились глаза и они имели возможность хорошенько прицелиться.Если бы Вовка-Решето не бросился к пленнику, когда тот упал, тем самым и сам перестав стрелять, и другим помешав.Если бы… И тогда Сосницкий вряд ли поднялся бы после двух пуль, застрявших в нем, и продолжил бег.Дмитрий уже не мог метаться из стороны в сторону и кувыркаться. Он мог лишь бежать, согнувшись, бежать, заговаривая боль.Еще одна пуля, шальная, дура, наугад пущенная жиганом Уханом, уже совсем ничего не видящим из-за рези и слез в глазах, настигла Дмитрия за шаг до калитки. Она чиркнула по шее и умчалась дальше по заданной прямой. Пустяк, но кровь сразу потекла за шиворот теплым ручейком.Открыв дверь ударом ноги, он перескочил через порог. Ударом же ноги запер калитку. Глубоко вздохнул, наполняя легкие незагаженным воздухом. Закончился еще один раунд его боя с бандитами. Пока — пожалуй, равенство по очкам. Теперь начинается раунд последний, в котором кому-то не уйти от нокаута,Дмитрий лег на пожарный проезд, сколоченный из досок, поднял ноги, прижал ими дверь. Пальцы его связанных рук жадно ощупывали на совесть подогнанные друг к другу доски в поисках опоры. Он ерзал, передвигался то влево, то вправо, чуть перемещая, но не отрывая ноги от двери, пока наконец пальцы не нашарили упор. Дмитрий приготовился сдерживать натиск с той стороны калитки, который, он думал, вот-вот последует.Сердце тяжело опускалось и поднималось в груди, словно молот уставшего кузнеца. Сколько проходит между его толчками — секунды, минуты?Вот он — первый удар! Дверь сотрясается. Дмитрий, изо всех сил напрягая ноги и спину, до кровавой мути в глазах, не дает ей открыться. Безумный крик, удается разобрать «…рой», крик захлебывается. Выстрел. Пуля застряла в толстой двери. Жуткий вопль.Града ударов и пистолетной канонады, которых ожидал Сосницкий, не последовал. Раздались еще какие-то шлепки с той стороны, и — все прекратилось.Дверь никто открыть больше не пытался, из депо не доносилось никаких звуков, и Сосницкого охватила слабость. Раны ожили, их болевой хор зазвучал по врему телу. Сосницкий не удержал стона — тот прорвался сквозь сжатые зубы. Бывший учитель гимнастики почувствовал, как на его мозг накатывает дурман. Зовущий провалиться в забытье, отключиться от страданий, отдохнуть от всей этой бренной, пустой суеты. Соблазн поддаться этому зову, отпустить удила воли был велик. «Ты все равно не жилец, — нашептывал голос оттуда. — Если не от пули, застрявшей в спине, то от потери крови ты точно умрешь. Так зачем дергаться, нарываться на мучения, закрой глаза, как бы засни и тихо отойди туда, где так или иначе скоро окажешься…»…Федор выбрался на крышу и разрешил себе дышать. Здесь было хорошо: свежо, привольно, безопасно.«Ай да Назаров, ай да щучий сын! Могет еще кой-чего! Ни разу не вдохнул, не словил ядовитого „огурчика"».А еще товарищ Назаров похвалил себя за предусмотрительность. Хотя, конечно, если разобраться, не себя благодарить нужно, а те силы, что вытолкали его в свое время из родного мира, водили фронтовыми дорогами, перемещали по странам и городам, кидали во всякие передряги. Тут волей-неволей кой-чего приобретешь. К примеру, опыт да чутье. Нет, разумеется, заполнение депо газом он никак не мог предусмотреть. Даже капитан Терентьев, пожалуй, и тот ждал бы несколько другого от московского утра, чем германское отравляющее вещество. Просто ему, товарищу Назарову, нашептали на ухо его опыт и чутье, что наклевывающиеся события могут обернуться совсем неожиданной стороной, и, значит, неплохо бы к этому подготовиться хоть как-то, хоть худо-бедно. Скажем, поискать такие пути отхода, до которых противник не додумался бы заранее. Назаров поискал и нашел. Нашел, что до крыши легко и быстро можно добраться по опорным балкам, что в одном месте кровля совсем прохудилась, а именно: лист железа из тех, какими обита крыша, был сорван то ли ветром, то ли разрухой, причем дело, видимо, давнее, так как доски в этом месте уже успели изрядно прогнить. Товарищу Назарову не составило труда извлечь из штанов свой армейский ножик, не велик труд оказался расковырять им трухлявые доски и проделать лаз на крышу. Вот и вышло — трудился он не зря.Похвалы похвалами, а вот кто разъяснит, что ж тут все-таки происходит. Кто газ пустил? Князева выдумка?Во время своего подъема Федор однажды не выдержал и обернулся. Или лучше сказать, его заставила обернуться пистолетная пальба. Ему удалось рассмотреть уголовников, которых накрывало хорошо заметное сверху серое облачко. Ни Князя, ни Сосницкого он не увидел. Но стреляли, скорее всего, по Дмитрию, а значит, он был еще жив. Куда делся Князь? Мог деться куда угодно. Скажем, кто-то по его распоряжению пустил газ, а Князь напялил приготовленный противогаз и укрылся где-нибудь на время. Шестерок своих ему, понятное дело, жаль не больше раздавленной мухи. А кто по мне стрелял — он или кто-то из его архаровцев? Неизвестно. Ну, допустим, германская зараза — не Князева проделка. Тогда чья? Чуланина с чекистами? Да вроде такое не в их манере. Эти бы не мудрили, а просто положили бы всех без разбору из пулеметов. Кто-то неизвестный ввязался? А когда успел?Ладно, решил товарищ Назаров, скоро во всем разберемся. Ведь непременно с минуты на минуту распахнутся ворота, и граждане, напустившие полное депо газу, выкатят захваченный грузовик с наворованным имуществом. Да и вообще, подытожил Федор, не помешает подойти к краю крыши, посмотреть, что там у нас внизу происходит. Но прежде требуется осмотреться, ведь где-то должна быть пожарная лест… А это что такое?В установившейся тишине Федор отчетливо услышал близкое поскрипывание, шарканье, буханье и сопение.«Здрасьте-пожалуйста, к нам движутся незнакомцы», — пришлось товарищу Назарову отставить переход к краю крыши и подбираться поближе к «люку». Он присел на корточки перед дырой в кровле. Долго мучиться ожиданием не пришлось. Вот показались руки и вместе с ними рукава черного пальто. А вот просунулась в лаз и голова……Жилец он или не жилец, гадать бессмысленно. Если и не жилец, то пожить еще чуть-чуть он может.К тому же помирать со связанными руками — как-то несолидно, позорно как-то. Да и сделать еще кое-что он в состоянии. Только вот руки надо освободить от веревок.Сосницкий заставил себя подняться. Ноги его плохо слушались, подгибались. Но снова оказаться на земле не входило в его планы. Успев сделать два шага к депо, учитель гимнастики упал спиной на ту самую дверь и, вцепившись в дверную ручку, удержал себя на ногах.— Как надоело ходить безруким, если б вы знали! — разговор с самим собой немного помогал приглушить боль. — Где тут у вас ножи и пилы?Перед глазами его все плыло. Окружающее виделось словно сквозь вуаль. Тряхнул головой, пытаясь прояснить взгляд. Бесполезно. Настолько же бесполезно было и оставаться на месте.Стоп! Ограда из металлических прутьев. Вон она, совсем рядом. Что ж, прутья — это не пила, конечно, но за неимением оной воспользуемся чем придется……Лицо Князя напоминало кумачовый стяг. Пахан из последних сил вскарабкался на крышу, перевернулся на спину и раскинул руки. И больше не двигался, лишь часто дышал, хрипел и стонал. Не видел он ни солдата, склонившегося над ним, ни то, как солдат его обыскивает, находит и присваивает себе гранату. Не слышал, как солдат шепчет: «Хоть ты и не боец нынче, а все-таки береженого Бог бережет», не обратил внимания на то, что его перевернули на живот, ловко свели руки за спиной и связали их его же, Князя, брючным ремнем, а потом вновь перевернули на спину. Совсем плох был московский авторитет. Каждый вдох обжигал легкие, словно не воздухом наполняло их, а кислотой. Глаза превратились в раскаленные угли, вставленные в глазницы. Безостановочно текущие слезы не могли затушить пожар под веками, они лишь вызывали зуд.Князь хотел было поднести к лицу руку, чтоб унять этот зуд, но что-то помешало.— Эх ты, уголовная морда, простых вещей не знаешь. Ни в коем случае нельзя тереть пораженные газом глаза. Фронтовая азбука. Скажи мне спасибо, от ошибочных действий тебя избавил. Ну, не грусти, скоро свидимся, — и Федор возобновил движение по направлению к нужному краю крыши. По пути он приметил-таки, где у них тут приделана пожарная лестница……Чтобы не потерять сознание, приходилось часто останавливаться и дышать, глубоко, ровно, вгоняя кислород в умирающее тело. Зазубрины на прутьях помаленьку разрывали волокна веревки, и если бы не проклятая слабость, то давно бы уж освободился. Проклятая слабость… Видимо, не стать ему уже вновь сильным. Грустная усмешка раздвинула искусанные губы. Жаль, ему всегда нравилась собственная телесная мощь, его физическое превосходство. Передохнув, Дмитрий продолжил перетирать путы об ограду.Удалось.— Ну что, еще послужите? — высвободив руки, он поднес затекшие, негнущиеся кисти к глазам.За порогом двери депо должен лежать уголовник, что пытался вырваться наружу. Где-то рядом с ним — пистолет. Думать о том, закончена схватка или не закончена, сумеет ли он прицельно выстрелить или даже не сумеет поднять оружие — нечего, надо действовать.Ноги уже не держали, пришлось ползти, оставляя позади себя кровавый след. В голове нарастал гул. Черно-красная пелена то заволакивала глаза, то вновь отступала. К боли он уже притерпелся, она воспринималась им теперь как часть тела, часть его «я». Какие-то десять шагов до двери депо давались как марафонская дистанция. Его губы шептали старинный японский клич, которым борцы и воины встряхивают себя, заставляют выдерживать невыносимые нагрузки — «оса», что значит «терпеть!». Они терпел……Мотор затарахтел, когда Назаров делал последние шаги, отделявшие его от края крыши. Федор лег на живот, свесил голову вниз. Ворота, располагавшиеся прямо под ним, были распахнуты, и, судя по тарахтению мотора, вот-вот из них должен показаться знакомый «форд». Он и показался. Но прежде Федор увидел, как от первых ворот с пистолетом в руке ползет окровавленный, но живой Сосницкий. Назаров хотел было подать ему знак, что я, мол, здесь, готов к действиям, не лезь никуда понапрасну. Но не успел. Из ворот медленно выдвинулся кузов грузовика. Мешки в кузове. А за лобовым стеклом некто в противогазе.Пятясь, авомобиль съехал с пожарного проезда на пути. Теперь ему оставалось только вывернуть на пожарный проезд мордой вперед и, газанув, умчаться к хазам и малинам. Кроме человека за рулем, других соучастников увоза награбленного имущества Назаров не видел — ни в грузовике, ни около, ни в отдалении.Где Сосницкий? Далеко. Хорошо. Можно действовать.Назаров выдернул чеку из Князевой гранаты. От точности броска зависело многое. «Так, чай, не впервой гранатами швыряться. Обучены ентому». И Федор отправил гранату в полет……Московский авторитет по кличке Князь, отвоевавший пол-Москвы у не менее жадных до денег и власти однокровников, собиравшийся, взяв свой последний и самый крупный куш, отвалить из спятившей страны в Европу и, красиво погуляв по ней, переехать в Америку, где, освоив какой-нибудь честный и непыльный заработок, безбедно прокантоваться до старости — он лежит, отравленный и связанный, на грязной дырявой крыше в полной власти у вшивого фронтового мужика. Обидно.Продышавшийся и слегка очухавшийся пахан приподнял голову. Открыл глаза. И тут же боль, разорвавшаяся гранатой в мозгу, заставила веки захлопнуться.Князь сплюнул. Горькая тягучая слюна прилипла к подбородку — и этот пустяк удесятерил ощущение униженности, доведя его до невыносимости. До отчаянной злости.Злость впрыснула в него силы. Князь встал на колени. Еще раз попробовал открыть глаза. Приоткрыл и успел кое-что увидеть до нового всплеска боли в глазах. Увидеть сквозь пелену слез и радужные разводы: синь неба, темную поверхность крыши, границу их соприкосновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50