Когда надо, он просыпался и так. Даже если на сон выпадало двадцать минут после двухдневной бессонницы.На этот раз проспать удалось больше — час с небольшим кусочком. Поэтому он проснулся бодрым, даже не зевнул ни разу.На улице уже рассвело. Сквозь мутное стекло вагона виднелся грузовик с сокровищами. Назаров осмотрелся по сторонам. Братва с заградителя «Громовержец» валялась повсюду, немилосердно храпя. На одной из лавок свернулась клубочком Аня. Она накрылась одной шинелью, другую подложила под голову. Из-под этой импровизированной подушки выглядывала рукоять нагана.Конечно, обидно, что так получилось. Славные фронтовые ребята напились, как последние свиньи, и никто из них не сможет помочь ему в том тяжелом деле, которое ему предстоит. А что делать? Ладно, придется, как уже бывало не раз, надеяться только на себя. Так даже лучше. Так оно надежней. Так оно привычней.Осторожно обходя недавних собутыльников, Назаров выбрался из душного вагона и направился к грузовику. Часть шестаяСУДНЫЙ ЧАС Чуланин закурил и задумался: повезет ли на этот раз?Он не жаловался на судьбу; ему везло часто и по-крупному. Вот, к примеру, двадцать лет назад, когда он еще был студентом. После той истории с дочерью лучшего друга его семьи — соседа-помещика — Александрой. Саша, безусловно, поступила как дура — так он думал тогда, так же думал и сейчас. Найти хорошего доктора он бы помог. Или хорошего акушера — старый и добродушный папаша лишь осведомился бы о дочкином здоровье, не зная, что она уже стала матерью. Или (плохой вариант) кинуться в ноги добродушному папеньке, рассказать, как далеко зашли встречи с лучшим другом детства Егорушкой Чуланиным. Но она поступила хуже и глупее: купила флакон с уксусной эссенцией…Конечно, о ее последних часах Чуланин старался не думать. Однако и он провел несколько дней в мучениях — вдруг дура оставила под пустым флаконом длинное письмо, объясняющее, как она надеялась на Егорушкины обещания и как он от них отказался. В этом случае — прощай многое. В первую очередь, карьера. Москва стала бы для него навсегда городом закрытых дверей. Но обошлось. Видно, девица решила остаться дурой, а не мерзавкой.Второй раз ему повезло десять лет спустя. Тогда он был судебным следователем, и ему выпало расследовать дело о пожаре на мануфактуре фабриканта Гольмана. Страховое общество «Норд» было обязано выплатить Гольману почти полтора миллиона за погорелый товар, однако у его директора появились основания думать, что в момент пожара склад пустовал. Чуланин принял сторону Гольмана, и никто не знал, насколько был толст кошелек фабриканта, когда тот вошел в кабинет следователя, и насколько похудел после встречи.А сразу после суда до Чуланина дошло пренеприятное известие: околоточный пристав задержал подозрительного коммивояжера, пытавшегося сбыть большую партию ткани по необычно низкой цене. Коммивояжер струхнул и сразу же заявил, что это гольмановский товар. Давать ход делу или нет, зависело лишь от пристава, но тот проявил неожиданную для своей профессии честность — не пошел на переговоры и намеревался сообщить по начальству.Чуланин уже думал, как в дальнейшем устраивать свою судьбу, но тут повстречал однокашника — военного прокурора. Кутеж в «Медведе» только начался, когда прокурор поведал своему грустному товарищу — скоро ему предстоит рассматривать дело вольноопределяющегося, сына того самого пристава. Вольнопер обвинялся в оскорблении действием офицера, поэтому теоретически речь шла и о расстреле.Кутеж затянулся, а оплатил его Чуланин. Потом пьяные приятели ввалились ночью на квартиру к приставу, говорили с ним около часа. Две недели спустя считавший себя опозоренным пристав подал в отставку. И, кстати, зря он горевал, ведь все сложилось к лучшему. Его сын дешево отделался, а Чуланин продолжил свою карьеру.Денежки, полученные от Гольмана, как, впрочем, и многие другие, он вкладывал в акции. Сперва казалось, что очень удачно; потом, в ноябре 17-го, появились черные мысли: неужели удача отвернулась? Неужели судьба так жестоко посмеялась над ним — только он освоил законы мореплавания, как не корабли утонули, а море высохло?Удача опять повернулась к нему лицом в самый разгар московских боев, когда в квартиру ворвался отряд красногвардейцев под предводительством молодого приказчика-большевика, которого Чуланин запомнил по гражданскому процессу, бывшему года за три до революции. Счастье заключалось в том, что, во-первых, процесс оказался удачным для будущего большевика, а во-вторых, тот узнал Чуланина. В результате обыск превратился в приятельское чаепитие. Разумеется, судейский чиновник тут же стал преданным сторонником новой власти. Та испытывала серьезнейшие проблемы с кадрами, поэтому Чуланин скоро уже трудился на новых господ положения.В первые месяцы, когда десятки тысяч чиновников бастовали (или, как считали Советы, саботировали), Чуланин оказался мастером на все руки. Так, ему довелось разбирать архив московской охранки, как позже выяснилось, не без выгоды для себя.Разбирая архив, Чуланин вспомнил про одного из дальних родичей — троюродного племянника Дмитрия Сосницкого. Юноша был способным, к тому же — без предрассудков, поэтому имел глупость работать в полиции. Конечно, то, что это была большая глупость, стало ясно лишь в том же 17-м году.Под Рождество Чуланин нашел Дмитрия на квартире почти забытой тетки — совсем десятой воды на киселе. Сосницкий был бледен — он больше месяца не выходил на улицу. Дядюшка сделал дальнему племяннику самый большой подарок за всю жизнь — вручил личное дело одного из лучших полицейских агентов Москвы Дмитрия Сосницкого. Бумажные листы корчились в огне, а дядюшка, сообщивший любезному Мите, что все прочие упоминания о нем тоже уничтожены, понял: он нашел человека, который будет послушен, как сын, верен, как брат, и отдаст за него последнюю каплю крови, если потребуется.Теперь этот момент настал. Чуланин не жалел, что не сдал тогда родственника товарищам-комиссарам. Все равно роста ему не было, высшие большевистские чины подозрительно косились на бывшего судебного следователя, никогда не имевшего никакого отношения к революционному движению, а теперь вдруг взявшегося укреплять их власть. Когда же поползли слухи о выкраденных бумагах, Чуланин смог перевестись в Реввоенсовет, где играл трудную роль «военспеца», благо приходилось не испытывать пулеметы, а всего лишь их считать.Хотя… Было у него странное хобби для заурядного чинуши: любовь к разным техническим новинкам. Раньше такая любовь была сродни взяткам — приходилось скрывать от окружающих, дабы не вызывать толки. Но он брил себя американской электробритвой, катался на велосипеде, как граф Толстой. Теперь же мог позволить себе почти открыто возиться с интересными штучками, скопившимися на складах московского гарнизона.Именно поэтому, узнав ночью о том, что Назаров должен на рассвете встретиться с бандой, чтобы вернуть ей грузовик с золотом (а у банды того же золота почти вдвое против груза в машине), Чуланин понял — настал его день. И часа не пройдет, как станет ясно: ошибся он или нет, связавшись с бывшим агентом охранки Дмитрием Сосницким. Зря ли он провел время, посетив вчера склад Особого артиллерийского полка. И главное: поступил ли разумно, не отослав куда подальше странного солдата Федора Назарова, который по ошибке вошел в его кабинет. * * * «Что-то крепко меня привязало к железной дороге, никак не уйти от нее. Слишком много в последнее время колесных пар, рельсовых пар и паровозов. Перебор наблюдается». Так думал Назаров, крутя самокрутку в здании депо. А не думал он о том, что вот, может, именно эта скрутка махры и окажется последней в его солдатской жизни. Сколько уж их таких, предположительно последних, было в его биографии. Каждый раз думать — свихнешься на этом.Назаров курил и ждал. Все, что нужно, все, что хотел — он сделал. Не в этой жизни, конечно, а перед встречей с Князем.Он подогнал машину к депо. Свернул с дороги на пожарный проезд, идущий вдоль многочисленных ворот для въезда-выезда поездов. Повел по нему грузовик на самой маленькой скорости; тот спотыкался, перебираясь через пути, уходящие под закрытые ворота, заставлял подпрыгивать водителя в кабине, а груз в кузове. В этот час, а стрелки на циферблате показывали половину пятого, никого из железнодорожных людей около депо не наблюдалось. А собственно, много ли их нынче даже в разгар трудового дня?Вот они, ворота с цифрой 11. И она перечеркнута углем крест-накрест. Условный знак. Следовательно, все идет как надо. Чуланин с вооруженными товарищами уже внутри. Значит, ему, Назарову, всего-то и нужно, что придерживаться полученной инструкции, и все сладится самым наиблагоприятнейшим образом.Выполняя полученные по телефону указания, Федор притормозил, чуть не доехав до ворот под номером десять. Не заглушая мотора, выскочил из кабины, быстрым шагом дошел до первых ворот, в которых, в отличие от других, имелась дверка для прохода в депо людей. Дверкой этой Назаров воспользовался по назначению. Оказавшись внутри паровозного пристанища, Федор, конечно, первым делом огляделся. Никого — ни ваших, ни наших, ни посторонних — в полумраке, который только начинало рассеивать, врываясь в окошки с разбитыми стеклами, восходящее солнце, он не углядел. «Может, и вертелся тут рабочий люд, да Чуланин своими мандатами разогнал», — предположил Назаров и, сам того не зная, точно угадал причину здешнего безлюдья. Дойдя до блеклой десятки на закопченных досках, Федор сделал то, что можно было сделать только находясь внутри — распахнул ворота номер десять.Далее по чуланинскому плану он должен был заехать в депо и поставить грузовик между девятым и десятым путем. Назаров выполнил и этот пункт плана, хотя не так-то просто оказалось вырулить на нужное место, не угодив при этом в ремонтные канавы, идущие под рельсами и начинающиеся чуть ли не от самых ворот. Но получилось. И вот уже его «форд», уткнувшись мордой в груду какого-то железного хлама, стоит, едва уместившись на узкой площадке между указанными Чуланиным путями.Федор зло хлопнул дверцей кабины, покинув ее.— Назаров тут один за всех: и швец, и жнец, и на машине крутец, — громко сказал он, надеясь, что его услышат.Он затворил ворота номер десять и вернулся к машине. «Куда же этот спецназ запрятался? — еще раз огляделся Федор Иванович. — Не видно, не слышно. Хоть бы знак какой подали для подкрепления боевого духа». Правда, Чуланин из телефонных трещащих глубин предупреждал, что они на всякий случай не будут никак обнаруживать себя, дадут знать угольным крестиком, мол, прибыли, спрятались, ждем момента, и на том все. Перестраховывается товарищ чекист. Но не слишком ли?Ну, а мы чем хуже в перестраховочном смысле, подумал тогда Федор. Ничем не хуже. Что там показывают часы? Вез десяти пять. Хорошо. Запасец имеется.Назаров посмотрел еще раз вокруг: обежал взглядом локомотивы и вагоны, большей частью пребывающие в полуразобранном состоянии, задрал голову и долго рассматривал потолочные перекрытия. Присвистнул, почесал затылок, немного постоял в задумчивости.После этого те, кто должен был находиться в засаде, получили возможность развлечься в своих укрытиях, наблюдая за перемещениями неугомонного товарища из грузовика. Товарищ сначала спустился в ближайшую ремонтную канаву, дошагал по ней до томящегося на путях паровоза, какое-то время провел под паровозным брюхом, наконец вернулся в исходную точку и выбрался из канавы. После путешествия по низам товарища из грузовика потянуло наверх. Он сначала забрался в кузов грузовика, с него на кабину, а уже оттуда — ловко перескочил на крышу стоящего впритык к машине вагона. Но и этого неутомимому товарищу оказалось мало. Над вагоном, этим и прочими, нависала несущая конструкция крыши здания. Ухватившись за одну из балок, солдат подтянулся, вскарабкался на нее, после чего быстро стал перебираться на другие, поднимаясь все выше. Вскоре из любой засады сделалось затруднительным углядеть, где и что делает солдат — его надежно скрыло переплетение толстых балок……Наконец он получил возможность передохнуть перед появлением Князя (должно быть, уже скорым, если тот вообще собирается нагрянуть… а куда он денется, если подумать?), подымить махрой, пока еще тихо и спокойно. Назаров курил, сидя в кузове «форда» на мешках с награбленным, не испытывая никакого желания заглянуть в них. Для кого-то едкий, для кого-то ароматный сизый махорочный дымок расползался по депо, забираясь в пустующие вагоны и паровозы, проползая по ремонтным канавам, оседая на рельсах, брошенном инструменте, баках с мазутом.Дверь, являющаяся неотъемлемой частью ворот с цифрой один, распахнулась, и в депо ступил человек. Придерживая калитку рукой, зашедший озирался. И об увиденном докладывал кому-то, кто остался на улице.Назаров загасил недокуренную самокрутку о борт грузовика, взял лежащий на соседнем мешке маузер. Тем временем через калитку в депо ввалилась вся честная компания. Пересчитать гостей было нетрудно — семеро. Кое-кого из них Федор знал. Князя, скажем, или Сосницкого. Последний, правда, равноправным членом компании назван быть не мог. Какой же он равноправный, если, в отличие от остальных, его ввели со связанными руками.Компания, прежде чем двинуться по депо, перестроилась, и Дмитрия определили в авангард. Хороший у них сегодня «живой щит» — за его широкой спиной прятаться удобно.Выяснять, как близко гости надумали подойти к грузовику, Назаров не стал. Он остановил движение компании, едва те прошли половину разделявшего участников встречи расстояния. Федор поднял маузер и громко сказал:— Постойте-ка, гостюшки дорогие! Самая та дистанция, чтоб потолковать!Гостюшки приказ выполнили.— Потолковать захотелось? А ты силен в толковищах? — раздался из середины компании голос Князя.— Так сейчас и выясним! Самому интересно! — радостно воскликнул Назаров. — Только с кем я говорю, не видно что-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50