https://wodolei.ru/catalog/mebel/komplekty/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


То есть получить ясную цель жизни.
Джон глянул в узкое, похожее на бойницу окно из толстого стекла. Различил краешек дальнего купола и спросил себя, не капелла ли то, построенная Микеланджело для усопших Медичи. Он понятия не имел, на какую сторону выходит это окно. Микеланджело… Почему это имя крутится у него в голове и не дает ему покоя? Как будто чей-то голос повторяет его, желая о чем-то ему напомнить? Микеланджело… Он еще расписал Сикстинскую капеллу в Риме. В Риме, где родился его кузен Лоренцо, где он жил и умер.
– Сколько мне было лет, когда родился Лоренцо?
– Что-что? – Кристофоро был мысленно где-то далеко.
– Двенадцать, – Джон сам же и ответил на свой вопрос. – А что было перед этим?
– Что вы имеете в виду?
– До рождения Лоренцо. Кто был кандидат?
– Вы. – Он сказал это как нечто само собой разумеющееся.
– И тогда вы за мной наблюдали?
– Конечно.
Тут воспоминания ожили, поднялись из глубины забвения, как проснувшийся фонтан, и начали заполнять пустую чашу. Элегантно одетый господин. Серебряные виски. Ухоженные ногти на руке, протягивающей ему плитку шоколада. Добрый взгляд из-под густых бровей. Только теперь Джон понял, чье имя повторял в нем внутренний голос. Не Микеланджело, а Мистер Анджело. Он повернулся на стуле, уставился на Кристофоро Вакки, разглядывая его склоненную худощавую фигуру.
– Так это вы были мистер Анджело?
Патрон мягко улыбнулся:
– Вы помните?
– Однажды я видел вас в аэропорту, когда вы только что прилетели из Европы. У вас не было с собой ничего, кроме пластикового пакета с ботинками.
– Да что вы! Это был мой последний приезд. Обычно я оставался в Нью-Йорке на несколько дней. После рождения Лоренцо я хотел повидать вас еще раз, но не застал дома, когда добрался до мастерской вашего отца. Как странно – оказалось, вы в это время как раз были в аэропорту?
Джон кивнул, обнаруживая в старике все больше сходства с тем, что сохранилось в памяти. Сколько же времени прошло? Неудивительно, что Кристофоро Вакки с самого начала показался ему таким близким.
– Да, я увязался за моим другом, который встречал там отца. И увидел вас. И был уверен, что вы больше не появитесь потому, что я открыл вашу тайну.
– Как в сказке, да. Я понимаю. – Старик задумчиво кивнул. – Теперь задним числом я думаю, что мы перегнули палку с нашим наблюдением. Мы не могли дотерпеть, хотя завещание недвусмысленно говорит, что обнаружить себя мы должны только после назначенного срока. Когда вы были еще ребенком, мы часто появлялись вдвоем и втроем: с Альберто, потом еще и с Грегорио, а еще раньше с моим умершим братом Альдо. Мы наблюдали за вами по дороге из школы, на игровых площадках…
Воспоминания пробивались, как из зазеркалья.
– Я помню незнакомых людей, которые задавали мне странные вопросы. Трое мужчин в пальто стоят за оградой, а я качаюсь на качелях. Еще высокий, смуглый мужчина с волосатыми руками…
– Про этого ничего не знаю, а трое за оградой – это были мы: Альдо, Альберто и я.
Джон невольно рассмеялся.
– Моя мать сильно беспокоилась, когда я ей об этом рассказывал. Вначале она думала, что это какие-то извращенцы меня караулят, а потом – что со мной не все в порядке. – Он посмотрел на завещание под стеклом, на печати, на подписи: – Кто бы мог подумать, что дело в этом?..
– Идемте, – подтолкнул его Кристофоро. – Я вам должен еще кое-что показать.
Они спустились вниз, в подвал без окон. Потолок был совсем низким, но стены гладко оштукатурены, освещение яркое, чистота почти клиническая. Из-за черной стальной двери доносился шум, словно от гудящего холодильника. Как оказалось, то был компьютер. Колосс, громоздкое сооружение величиной со шкаф, выкрашенное в голубой цвет, со знакомым логотипом IBM – сокрушительно старомодное. Толстые серые кабели тянулись к целой батарее телефонных гнезд вдоль стены.
– В нашем имении есть современная модель, – объяснил Кристофоро. – А эту мы купили в 1969 году и заказали для нее специальную программу, которая снимала бы данные с тысяч банков, управляла бы миллионами счетов, переводя их на текущий курс валют и все суммируя. Эдуардо покажет вам это в деталях, все эти пароли доступа и так далее, но вот то, куда все эти данные стекаются, я не могу вам не показать. Вот, взгляните.
Он с видимой гордостью указал на массивный, старомодный монитор, на светящемся экране которого не было ничего, кроме длинного, мерцающего радарно-зеленым цветом числа. Когда Джон подошел ближе, он увидел, что последние разряды тринадцатизначного числа в бешеном темпе нарастают – последние цифры так быстро, что их невозможно было прочитать. Триллион и несколько миллионов. Текущее суммарное состояние всех счетов. Четыре тысячи долларов за один вздох, как сказал Эдуардо. Джон смотрел на мерцающее число, и через вздох оно увеличилось на четыре тысячи долларов. Потом Джон заметил, что увеличение числа на экране идет неравномерно. Поток цифр будто дышит, пульсируя, словно кровь в жилах, то ускоряясь, то замедляясь.
Один триллион. В качестве отдельного числа на большом, темно-сером экране компьютерного монитора оно не говорило ни о чем.
– Триллион долларов – это ведь очень большие деньги? – зачем-то еще раз спросил Джон.
Кристофоро Вакки стоял перед монитором, как перед алтарем.
– Непостижимо большие, – серьезно ответил он. – Американский журнал «Форбс» каждый год публикует список ста богатейших людей планеты. На первом месте там долго держался король универсальных магазинов Сэм Уолтон, который основал сеть «Уолмарт» и стал обладателем примерно сорока миллиардов долларов. Несколько лет назад он умер от рака костей, причем его к этому времени перегнал Билл Гейтс со своими пятьюдесятью миллиардами. В этот список вообще не включают, например, английскую королеву или султана Брунея, хотя они тоже миллиардеры, султан так даже был бы на первом месте. Его состояние оценивается в семьдесят миллиардов. Но даже если все представители этого списка, сто богатейших людей, сложили свои состояния, у них не набралось бы и половины триллиона долларов.
Джон смотрел на него непонимающе.
– Но это же безумие какое-то, – сказал он с пересохшим ртом. – Что мне делать с такими деньгами?
Патрон повесил свою седую голову.
– Я думаю, что ключ таится в самой исключительности этого положения. Вы, Джон, будете не просто богатый человек, который чуть богаче остальных, вы будете занимать единственную в своем роде позицию. Никто не сможет даже мечтать приблизиться к порядку ваших величин. Вы будете богаче многих государств на Земле. Вы будете не просто богатым, вы будете олицетворять финансовую мощь мира. А это и есть то самое, что вам понадобится.
У Джона закружилась голова. Последние слова он воспринимал уже как капли дождя, барабанящие по палатке. Это было чересчур. Он не был создан для того, чтобы постичь величины такого масштаба.
– Ну… Почем вам знать, может, я все спущу на «Феррари»?
– Да уж знаю, – просто ответил старый адвокат. – Не говоря уже о том, что никаких «Феррари» на это не хватит.
В тот вечер, уже после ужина, когда с моря подул прохладный ветер и дрожащие свечи в защитных стеклах составляли единственное освещение длинного стола, они обсуждали детали передачи состояния. Джон в основном слушал, вопросов почти не задавал и отвечал только «да», если его спрашивали о его согласии. Взгляд его уходил в темноту, теряясь в туманной дали моря. На небосводе тлела пригоршня звезд. Вино в бокалах казалось черным. Адвокаты переговаривались тихо, голоса их были похожи и казались окрыленными, в них слышалось явное облегчение. Как будто это состояние было для них тяжким бременем, которое они, наконец, могут перегрузить на кого-то другого.
– И чтобы все было тихо, – подкрепил патрон то, о чем они уже и так договорились: что передача состояния без всякой шумихи и сенсации состоится в одной нотариальной конторе во Флоренции в один из ближайших дней, как только договорятся о подходящем времени. И что Джону потом самому решать, предавать ли гласности – и если да, то когда – факт и историю своего богатства.
Он купит себе дом, похожий на этот, решил Джон. С террасой, выходящей на море. В местности, где будут стрекотать цикады. Терраса будет из природного камня, который накапливает дневной зной и вечером отдает благодатное тепло.
Понемногу я привыкаю к мысли, что у меня есть деньги, осознал Джон. Правда, от представления об их количестве он был по-прежнему далек, но уже не чувствовал себя бедным.
Голос Кристофоро Вакки вернул его к действительности.
– Подходит вам это, Джон?
– Да, – сказал Джон.
5
Марвин Коупленд редко читал газеты. Во-первых, газеты стоили денег, а они у него не водились, а если появлялись, то находили другое применение. Во-вторых, газеты его не интересовали. Сообщения о преступлениях, баскетбольных матчах, высокая политика – каким боком все это касалось его? И в-третьих, он вел такую наполненную жизнь – несколько работ, разные подружки, музыка, – что больше ни на что не оставалось времени. Читать газеты и смотреть телевизор было, на взгляд Марвина, занятием для людей, жизнь которых пуста, уныла и бессмысленна.
Так что в это утро Марвин был совершенно не в курсе. Уже несколько часов все газеты и новостные передачи знали только одну тему, а Марвин брел себе вдоль по улице к Константиносу, как будто день ничем не отличался от остальных. Константинос был торговец овощами, но у него можно было купить все, что нужно для жизни: растворимый кофе, сгущенное молоко, три сорта хлопьев для завтрака, макароны, сласти, обувной крем, сигареты и так далее. Если бы еще на полках можно было найти алкоголь, то лавка обрела бы законченное совершенство, но ничто не идеально под луной.
Солнце жарило вовсю. Марвина мучило подозрение, что он, кажется, прошляпил назначенную ему пробную встречу в новой музыкальной группе. Нет, она вроде бы назначена на завтра, а? Где-то была бумажка, на которой записано когда, но она пропала. Возможно, новая девушка Пита ее выбросила, когда прибирала квартиру.
– Куда я попала? – то и дело повторяла она. – В квартиру или в свинарник?
Зато теперь чистота. Может, воспользоваться случаем и пригласить родителей, а то когда еще будет такая удача?
Он позвенел монетами в кармане. Вчера вечером они курили косячок и играли в карты на четвертаки, и он выиграл их целую пригоршню. Приятный поворот дел – после того, как в предыдущие ночи он позорно просадил трехмесячную квартплату, оставленную Джоном. Теперь он может списать кое-что из старых долгов у Константиноса. Кроме того, он прошелся вчера по всему дому, надергал из почтовых ящиков рекламных листков и после двадцати минут работы ножницами создал хороший запас купонов, обещающих Buy One, Get One Free! Или Fifty Percent Off! Посмотрим, что там можно будет раздобыть, в холодильнике-то совершенно пусто. И подошла очередь покупать новый флакон средства для мытья посуды, старый – как его ни выполаскивай теплой водой – уже окончательно опустел.
Константиноса не было, на кассе сидела его вечно угрюмая жена. Обычно это не сулило ничего хорошего, потому что она не давала в кредит по записи, а если и записывала в долг, то с такими истошными воплями, что стыда не оберешься. Но сегодня Марвин выгрузил перед ней свой карман четвертаков, что хоть и не вынудило ее улыбнуться – ничто бы не вынудило ее улыбнуться, – но она хотя бы не ворчала, когда он выковыривал с полок товар и громоздил перед ней, а безропотно складывала его покупки в коричневый бумажный пакет.
Тем громче она принялась ругаться потом: на выходе взгляд Марвина упал на газеты, выложенные у двери на старом проволочном стояке, и заголовки были такие крупные, что даже он не мог их не заметить, и напечатанное большое фото – оно-то и было причиной того, что пакет с покупками выскользнул из рук Марвина – и он не успел его поймать.
* * *
– Как это могло случиться? – воскликнул Грегорио Вакки и бросил на стол к остальным газетам последний выпуск Corriere della sera. – И откуда они узнали? Это необъяснимо.
Так странно было видеть свое имя в газетах. Тем более на первой странице, набранное большими жирными буквами. Это придавало всем обстоятельствам гораздо большую реальность, чем все документы, печати и нотариальные удостоверения.
– Все они пишут только про деньги, – заметил Альберто, просматривая Repubblica. – Про деньги и сложные проценты. Я бы сказал, о завещании им ничего не известно.
А так хорошо начиналось: Джованна накрыла внизу в салоне великолепный стол, соответствующий значению дня – с дыней, нарезанной кубиками, и настоящей пармской ветчиной, с шампанским, с белой скатертью и хрусталем, сверкающим на солнце. Теплый ветерок с ароматом лаванды раздувал занавески на высоких окнах, и со двора слышались шаги по гравию: Бенито полировал «Роллс-ройс» мягкой тряпкой. Потом пришел Алессандро, молодой, сильный парень, который помогал на кухне и в подвале, и принес последние газеты. И тут началось.
Патрона, казалось, забавлял весь этот скандал. Он посмеивался, помешивая ложечкой в своей чашке с капучино, и в своем спокойствии напоминал пресловутое око урагана.
– С самого начала было ясно, что так и будет. Днем раньше, днем позже. – Он поднял голову и бросил на Джона лукавый взгляд: – Видимо, вы у нас перещеголяете леди Ди по части внимания прессы.
– Здорово, – сказал Джон. – Вот будет весело.
Эдуардо, прижав к уху мобильный телефон, до сих пор стоял в сторонке и названивал, потом захлопнул его с громким «чао!» и подошел к остальным:
– Никаких шансов. Они осаждают нотариальную контору.
– Нотариальную контору! – разволновался его отец. – Откуда же им стало известно, где и когда?..
– Должно быть, они обзванивали подряд все нотариальные конторы. И Нунцио попался на их удочку.
– Porco cane! Как он мог кому попало выдать время нашей встречи?..
– Нунцио говорит, что полчаса назад ему позвонил какой-то человек и от имени семьи Вакки спросил, нельзя ли перенести встречу на полчаса. Они знали нашу фамилию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96


А-П

П-Я