https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Geberit/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Жан-Поль порадовался, что догадался надеть жесткую марлевую маску, чтобы не вдыхать этот препарат, который, как сообщала этикетка, «Может быть токсичен при попадании в желудок. Беречь от детей».
Читая предупреждение, он подумал, что препарат, токсичный для детей, в его возрасте вообще можно без всякого опасения вкалывать прямо в вену.
Опрыскивая, он приметил краем глаза белый «пежо», остановившийся недалеко от ворот. Машины заезжали сюда нечасто — разве что гостиница оказывалась переполнена настолько, что не хватало места на парковке. Из «пежо» вышел высокий человек лет пятидесяти пяти, с проседью в недавно постриженных волосах, довольно усталый с виду. Он осмотрелся и решительно направился к дому.
Жан-Поль положил свои инструменты на землю и, не ожидая звонка, пошел открывать ворота.
Человек, оказавшийся перед ним, улыбался.
— Вы месье Франсис?
— Собственной персоной.
Незнакомец извлек из кожаного бумажника удостоверение. Его фотография была видна на документе под твердым прозрачным пластиком.
— Я — комиссар Никола Юло из сыскной полиции Монако.
— Если пришли арестовать меня, то знайте: я и так уже отбываю каторгу, занимаясь этим садом. С удовольствием сменю его на тюремную камеру.
Комиссар невольно рассмеялся.
— Вот это и называется не бояться закона. Либо у вас идеально чистая совесть либо, напротив, что вся ваша жизнь была крепко связана с криминалом.
— Виной всему коварные женщины. Они не однажды разбивали мое сердце. Но пока я оплакиваю свою судьбу, почему бы вам не войти? А то соседи подумают, будто вы пришли всучивать мне какие-нибудь щетки.
Никола вошел в сад, и Франсис-отец закрыл за ним ворота. На нем были синие выцветшие джинсы и голубая хлопчатобумажная рубашка. На голове красовалась соломенная шляпа, а на шее висела марлевая маска, которую старик опустил, начав разговор. Из-под шляпы выбивались густые седые волосы. Голубые глаза, особенно яркие на загорелом лице, казались мальчишескими. Всем своим обликом он вызывал живейшее расположение.
Протянув ему руку, Никола Юло почувствовал крепкое и сердечное рукопожатие.
— Могу успокоить вас. Арест не входит в мои планы. Скажу больше: я отниму у вас всего несколько минут.
Жан-Поль Франсис пожал плечами, снимая шляпу и маску. Никола подумал, что старик мог бы стать отличным дублером Энтони Хопкинса.
— Я занимаюсь садом не по призванию, а от скуки. Только и ждал какого-нибудь предлога, чтобы прекратить это занятие. Пройдемте в дом, там прохладнее.
Они прошли через крохотный садик, отделенный от дверей дома лишь бетонной нашлепкой пожелтевшей от времени и непогоды. Дом не был роскошным, он на световые годы отставал от некоторых особняков на Лазурном берегу, но все здесь дышало чистотой и порядком. Они поднялись на три ступеньки и оказались в прихожей, откуда лестница вела на верхний этаж и две двери — в противоположные стороны.
Никола привык оценивать помещения с первого взгляда и ему сразу же стало ясно, что дом этот принадлежит человеку небогатому, но с хорошим вкусом.
Множество книг, безделушки на комоде, по стенам несколько картин и постеров — все здесь так или иначе имело отношение к искусству…
Но больше всего поражало обилие пластинок. Ими было заполнено все свободное пространство. Справа в открытую дверь Никола увидел гостиную, где сразу бросалась в глаза мощная стереоустановка, видимо, единственное излишество, какое позволил себе хозяин. Все стены тут, как и в прихожей, были заставлены шкафами с виниловыми пластинками и компакт-дисками.
— Похоже, вы любите музыку.
— Я никогда не умел делать выбор среди своими увлечениями, и потому пришлось смириться с тем, что они сами меня выбрали.
Франсис провел Юло в левую дверь, и они оказались в кухне. Рядом видно было помещение, превращенное в кладовую, а слева находилась открытая терраса, выходившая прямо в сад.
— Как видите, тут нет никакой музыки. Мы в кухне, а земную пищу не стоит смешивать с духовной. Выпьете что-нибудь? Аперитив?
— Нет, спасибо, меня уже угощал ваш сын.
— А, так вы были у Робера.
— Да, это он послал меня к вам.
Франсис взглянул на темные пятна у себя подмышками и хитро улыбнулся, словно ребенок, придумавший новую игру. Взглянул на наручные часы.
— Послушайте, вы уже ели?
— Нет.
— Хорошо. Тогда предлагаю вот что. Мадам Сивуар, моя экономка…
Он помолчал, и с некоторым смущением завершил фразу.
— По правде говоря, домработница, но когда я называю ее экономкой, это ей очень льстит, а сам я чувствую себя важной особой. Мадам Сивуар, итальянка и отличная повариха, оставила мне лазанью с приправой из толченых трав и пряностей. Ее надо только поставить в духовку. Поверьте, если внешность мадам Сивуар оставляет желать многого, то ее лазанья не вызывает никаких сомнений.
Никола опять не мог не улыбнуться. Этот человек — сама сила природы. Он излучал симпатию всем своим существом. Его жизнь была наверное одной непрестанной радостью. Во всяком случае именно этого хотелось пожелать ему.
— Я не собирался задерживаться на обед. Но если речь идет о предмете гордости мадам Сивуар…
— Фантастика! Пока лазанья запекается, я быстренько приму душ. Боюсь, что если подниму руку, из-под мышек выстрелит автоматная очередь. И как я потому буду объяснять, откуда в моей кухне труп комиссара?
Фрэнсис достал из холодильника стеклянную сковородку и поместил ее в духовку. Установил температуру и таймер. По тому, как он управлялся с электроприборами, Никола решил, что Фрэнсис либо обожает кулинарию, либо одинок. Впрочем одно не исключало другое.
— Ну, вот, все в порядке. Десять минут, и будем обедать. Может быть, пятнадцать.
Фрэнсис вышел их кухни и, присвистывая, поднялся по лестнице. Юло вскоре услышал шум душа и баритон Жан-Поля Франсиса, напевавшего «The Lady is a Tramp".
Когда он спустился в кухню, на нем были чистые брюки и рубашка. Зачесанные назад волосы оставались влажными.
— Ну, вот, все в порядке, узнаете меня?
Никола растерянно взглянул на него.
— Конечно.
— Странно, после душа я обычно чувствую себя совсем другим человеком. Сразу видно, что вы комиссар…
Юло опять рассмеялся. Этот человек обладал замечательной способностью приводить окружающих в хорошее настроение. Франсис накрыл стол на террасе, протянул Никола бутылку белого вина и штопор.
— Не откроете ли, пока достаю еду из духовки?
Никола откупорил бутылку в тот момент, когда Жан Поль Франсис поставил на пробковую подставку в центре стола дымящуюся сковородку с лазаньей, приправленной толчеными травами и пряностями.
— Садитесь вот сюда.
Жан-Поль подал ему обильную порцию дымящейся лазаньи.
— Ешьте! В этом доме единственные этикетки, которые изучают внимательно, это этикетки на винных бутылках, — сказал он, накладывая себе такую же порцию.
— Гм, потрясающе, — проговорил Юло с полным ртом.
— А что я говорил? Вот вам доказательство. Знайте, что бы вам от меня ни потребовалось, я всегда говорю правду.
Эти слова послужили Никола Юло поводом изложить причину своего визита, и причина эта была куда горячее любого только что вынутого из духовки блюда.
— У вас был магазин грампластинок, верно? — спросил он, разламывая вилкой запеченную лазанью.
По выражению лица Жан-Поля он понял, что наступил на больную мозоль.
— Да. Я закрыл магазин семь лет назад. Хорошая музыка в этих краях никогда не приносила дохода…
Юло поостерегся передавать ему комментарий сына по этому поводу. Не стоило бередить рану ножом, который все еще торчал в ней. Этот человек ему нравился, и Юло был уверен, что не ошибется, если хотя бы отчасти введет его в курс дела.
— Месье Франсис, мы ищем в Монте-Карло одного убийцу…
— Разве в этом месте фильма герои не начинают обращаться друг к другу по имени и на «ты»? Меня зовут Жан-Поль.
— А меня Никола.
— Ты имеешь в виду того типа, который звонит на радио и которого все зовут Никто?
— Совершенно верно.
— Ну, не скрою, я тоже, наверное, как миллионы людей, слежу за этой историей. Когда слышишь его голос, мурашки бегут даже по коже обуви. Скольких он уже убил?
— Четверых. И потом ты ведь знаешь, каким образом. Но самое ужасное, что у нас нет ни малейшего представления, как остановить его.
— Это человек хитер, как стая лисиц. Он слушает отвратительную музыку, но голова у него работает превосходно.
— Насчет головы я с тобой согласен. А что касается музыки, вот о ней-то я и пришел поговорить.
Никола порылся в кармане пиджака и достал распечатки, которые дал ему Гийом. Выбрал один лист и протянул Жан-Полю.
— Знакома эта пластинка?
Жан-Поль взял бумагу. Никола был уверен, что заметил, как тот побледнел. Он поднял на него свои голубые мальчишеские глаза, полные изумления.
— Откуда у тебя это?
— Долго рассказывать. Главное, что она принадлежит, по всей вероятности, убийце, и что был продана тут…
Юло протянул Жан-Полю другой лист, на котором можно было прочитать этикетку с названием его магазина. На этот раз бледность на лице Жан-Поля стала вполне очевидной. Он утратил дар речи.
— Но…
— Узнаешь эту пластинку? Можешь объяснить, что за ней скрывается? Кто такой Роберт Фултон?
Жан-Поль отодвинул тарелку и развел руками.
— Кто такой Роберт Фултон!? Да любой, кто любит джаз, кто идет дальше Луи Армстронга, знает его. И любой собиратель пластинок готов руку отдать, лишь бы заполучить одну из его пластинок.
— С чего бы вдруг?
— А с того, что на свете их существует всего десять штук, чтобы ты знал.
Тут уже побледнел Никола. Франсис налил себе вина и откинулся на спинку стула. Лазанья мадам Сивуар, казалось, вдруг утратила для него всякий интерес.
— Роберт Фултон —один из величайших трубачей в истории джаза. Настоящий гений, но сумасшедший, как дикий конь. Вечно норовил что-нибудь учудить, во всем шел наперекор. Например, ни в какую не соглашался записывать пластинки, мол, музыку нельзя заключать в тюрьму. По его мнению, музыкой можно наслаждаться только на концерте, вживую. Иными словами, музыка — это каждый раз совершенно новый опыт, и никто не имеет права фиксировать ее в статике, для вечности.
— В таком случае, откуда же взялась эта пластинка?
— Вот к этому я и веду. Летом шестидесятого года Фултон совершил короткое турне по Америке, играя в разных клубах с несколькими лучшими сессионными музыкантами. Историческое событие. В «Би-боп-кафе» в Нью-Йорке друзья с согласия фирм грамзаписи записали без его ведома один такой концерт и отштамповали пятьсот пластинок в надежде, что увидев их, Фултон изменит свое мнение.
— Вот откуда «Украденная музыка»…
— Ну, да. Именно украденная. Только друзья не предвидели, что случится. Фултон взъярился, как зверь, и в бешенстве уничтожил все пластинки, потребовал матрицы и пленки-исходники и их тоже уничтожил. История моментально облетела музыкальные круги и превратилась в легенду. Потом каждый повторял ее на свой лад. В общем, если откинуть шелуху, факт тот, что из всех пластинок удалось спасти ровно десять штук, и каждую продали коллекционерам на вес золота. Я был одним из этих десяти.
— Ты хочешь сказать, что эта пластинка до сих пор у тебя?
— Я сказал — «был». В трудную минуту, когда…
Франсис посмотрел на свои загорелые руки, покрытые темными пигментными пятнами. Явно не лучшие воспоминания посетили его в эту минуту.
— Жена заболела раком, потом умерла. Магазин не приносил никакого дохода. Ну, то есть совсем никакого. Мне нужны были деньги на врачей, а эта пластинка стоила целое состояние, вот почему…
У него вырвался вздох, сдерживаемый, наверное, долгие годы.
— Безумно жаль было продавать пластинку, и я наклеил на нее этикетку магазина, словно для того, чтобы не расстаться с нею насовсем. Кроме жены и сына, мне была дорога в жизни только эта пластинка.
Сердце Никола Юло стучало, как поршень в цилиндре мощного мотора. Отчетливо произнося каждое слово, он задал вопрос, боясь услышать долгожданный ответ.
— Ты помнишь, кому продал ее, Жан-Поль?
— Прошло уже лет пятнадцать, Никола. Помню, что это был какой-то странный тип, примерно моих лет. Он приходил в магазин и покупал у меня пластинки, редкие, коллекционные. Похоже, с деньгами у него не проблем не было, поэтому, признаюсь тебе, порой я даже немного завышал цену. Узнав, что у меня есть «Украденная музыка», он несколько месяцев упрашивал уступить ее. И так подступал, и эдак. Я отказывал… Но необходимость превращает человека в вора или в продавца. Иногда и в того и другого одновременно.
— Не припомнишь имя?
— Я человек, а не компьютер. Пластинку я не забыл бы, проживи хоть тысячу лет. А все остальное…
Он провел рукой по седым волосам, поднял голову и посмотрел в потолок. Никола облокотился о стол и потянулся к нему.
— Надо ли тебе объяснять, как это важно, Жан-Поль. Возможно, от этого зависит жизнь многих людей.
А про себя Юло подумал, сколько еще раз придется ему повторять эти слова, прежде чем вся эта история закончится.
— Может быть…
— Может быть, что?
— Пойдем со мной. Посмотрим, насколько ты везучий.
Юло двинулся следом за Жан-Полем в кухню, глядя на его прямые, не по возрасту, плечи, и седовласый затылок, ощущая легкий запах дезодоранта. В прихожей они свернули на лестницу, ведущую в подвал. Спустились ступенек на десять и оказались в помещении, похожем на кладовку. У одной стены находились стиральная машина и раковина, над ними висел женский велосипед, и тут же стоял верстак с тисками и инструментами для работы с деревом и металлом.
Вдоль другой стены размещались металлические стеллажи с консервными банками и винными бутылками. Часть полок была отведена для папок и картонных коробок разной величины и цвета.
— Я — человек, живущий воспоминаниями. Коллекционер. А почти все коллекционеры глупо тоскуют по вчерашнему дню, кроме тех, кто коллекционирует деньги.
Жан-Поль Франсис остановился перед стеллажом, растерянно оглядывая его.
— Гм, посмотрим…
Он снял с самой верхней полки объемистую картонную коробку. На ее крышке была наклеена золотистая этикетка старого магазина грампластинок «Диски и риски».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72


А-П

П-Я