Одна из ее дочерей праздновала здесь свою свадьбу, сказала она Пенни. Двое президентов побывали на садовых приемах и очень хвалили это дерево…
Разговор этот произошел несколько дней назад, когда Пенни узнал, что сенатор, возможно, значится в списке Полтавы. В то время он свое предположение ничем не мог бы подтвердить. У него было лишь несколько строчек, нацарапанных Аристотелем Белласом в записной книжке за доллар и тридцать пять центов. Не хватает оснований для того, чтобы убирать эту красотищу, сказала сенатор.
Пенни повернулся к Ники Максу, который играл на пианино одним пальцем. Бронзовые часы пробили дважды, отмечая полчаса. Времени было 17:30, день за этот август самый жаркий.
Ники Макс, сидевший к Пенни спиной, проговорил:
— Она должна быть здесь через час. Как мы поступим?
Он говорил о Фрэн Маклис. И спрашивал, решил ли Пенни рассказать ей о том, что у них произошло с Виктором Полтавой в Нью-Йорке почти двадцать четыре часа назад. Ни ей, ни полиции они пока ничего не говорили. Пенни и Акико велел молчать. О том, что оставила мужа, она тоже не упоминала.
Если сказать Фрэн Маклис о Викторе, придется сделать и следующий логический шаг — вызвать ФБР и антитеррористический отряд полиции Вашингтона для защиты сенатора, Акико и Мейера Уэкслера. Но тогда явится и пресса. И вскоре раскроется связь сенатора с Элен Силкс. А сможет ли полиция остановить Виктора. Пока еще ни одной полиции в мире это не удавалось.
Но не ставит ли молчание Пенни под угрозу жизни людей? Виктора наняли для того, чтобы убить Уэкслера. Целями убийцы являются также Пенни и Акико. Виктор от намеченного никогда не отступает. И никому ничего не прощает. Несколько слов с Уорреном Ганисом, и теперь демон уже знает, кто ему устроил ловушку прошлым вечером. Уж он постарается сравнять счет.
— Я просто не знаю, как эту чертовщину разыграть, — признался Пенни Ники Максу. — Если идти по официальным каналам, нам не даст жить пресса. Сенатор окажется в глубоком дерьме. Да и кто может утверждать, что полицейские справятся с Виктором? С другой стороны, что-то мне говорит: зови ребят с бляхами…
Ники Макс задержал палец на черной клавише.
— Куда ни кинь…
Пенни заглянул в свою чайную чашку.
— Так близко. Вчера мы были так близко.
Ники Макс фыркнул.
— Близко не считается.
— Мы гонимся за ним в парке, и он исчезает у нас перед носом. Проглочен толпой. Иисусе, Ганис нам его показал, оставалось футов десять, и…
— Кстати, о Ганисе, — прервал его Ники Макс, — он в этом деле на нашей стороне не будет. Он, конечно, уже обкакался, думая о Викторе, и говорить ни с кем не захочет, особенно с полицией. Если натравить на него закон, знаешь, что он скажет? Он скажет: «Какой Виктор?» Твое слово против его, вот и все. А у него вес большой, не забывай об этом. И еще вот что. Не обижайся, но ты ведь встречаешься с его женой, и будет выглядеть некрасиво, если ты его в чем-то обвинишь, моя мысль ясна? Так что…
Виктор. Когда они его потеряли в толпе, каждый звук только усиливал ярость Пенни. Детский смех, одинокий саксофонист у озера, мужчина, окликающий женщину по имени, отдаленные барабаны, скрежет роликовых коньков по тротуару. Ярость в нем разбухла до опасного, убийственного уровня. Дыхание настолько участилось, что он обессиленный прислонился к дереву. Сплошные нервы.
Закон Мэрфи до самого конца. Все, что может подвести, подводит. Акико появилась не вовремя. Толпы в парке. Толпа у входа в музей, люди входят и выходят. А когда Пенни и Ники примчались в грязный отель на углу 41-й улицы и Восьмой авеню, где остановился Виктор, они обнаружили его дверь открытой. У него побывали гости.
Наркоманы, решил Пенни. Они оставили стены и потолок, но больше почти ничего. Все личные вещи, одежда, пища исчезли. В поисках чего-нибудь, что можно продать и купить дозу, тонкий матрас вытащили в пропахший мочой коридор и разрезали на полосы. Даже драный ковер наполовину закатали.
В результате получилось Виктору на пользу. Комната теперь не содержала ничего, говорившего о его присутствии. У регистратора Пенни узнал, что Виктор поселился под именем Джорджа И. Больше демон ничего не был обязан сообщать администрации. Имя и двадцать долларов за ночь вперед.
Сейчас, в музыкальной комнате, Пенни печально проговорил:
— Если бы Акико ушла, когда я ей сказал, не задержалась из-за вещей, мы могли взять этого гада. А как только Полтава ее увидел — все, конец.
— Ладно, чего там, она и так переживает. Накладка вышла, бывает. Ты все еще хочешь, чтобы я заехал за ней в галерею, не передумал?
Пенни отхлебнул холодного чаю.
— Да. Я сегодня вечером буду с сенатором. У нас три вечеринки и два официальных приема, когда вернемся, не знаю. Пока меня нет, здесь все обеспечиваешь ты с Бобом Хатчингсом. Виктор где-то там, и рано или поздно даст о себе знать.
Зажужжал интерком. Пенни прошел по ручной работы конопляному ковру к карточному столику в английском стиле, поднял трубку и нажал кнопку интеркома.
— Пенни. — Он выслушал, сказал «спасибо» и нажал другую кнопку. — Ну, как? — спросил он. — Хорошо. Я рад, что у нее все в порядке. А что случилось?
Слушая, он хмурился, вроде бы даже задерживал дыхание, наконец проговорил:
— Да, спасибо, я сейчас же это сделаю. И перезвоню чуть позже.
Он с силой опустил трубку и повернулся к Ники.
— Пойдем.
— Куда?
— Надо найти телевизор. Новости, новости…
Он трусцой побежал к двери, а когда Ники спросил, почему спешка, Пенни объяснил, что по телефону он говорил с Мейером Уэкслером. Тот звонил, потому что в новостях…
— Что в новостях?
— Виктор, — торопливо бросил Пенни. — Виктор мертв.
Глава 23
Все военные действия, писал Сунь Цзы, основаны на обмане. Поэтому — когда способен напасть, кажись беспомощным. Находясь вблизи, убеди противника, что ты далеко. Умей заманить его чем-нибудь. Притворись, что у тебя полный развал, и уничтожь его. Если он сильнее, избегай встречи. Пусть считает, что ты слаб, и становится самоуверенным. Когда он отдыхает, надоедай ему. Если объединен, раздели. Нападай там, где он не готов. Наноси удар, когда его меньше всего ждут.
* * *
В Чайнатауне Нью-Йорка Хандзо Гэннаи вышел из такси перед кинотеатром «Кэнэл» в начале четвертого пополудни. Он подошел к билетной кассе, купил билет у молоденькой китаянки с роскошными волосами и вошел в прохладную темноту почти пустого зала.
Хандзо по центральному проходу шел до второго ряда, там сел на третье место слева. Нервно потирая свою высохшую руку, он оглядывал зал. Как обычно, темнота его беспокоила. Он ее с детства ненавидел, с того времени, когда мать в наказание сажала его в большой упаковочный ящик.
Напуганный до тошноты, он подолгу сидел в своей деревянной тюрьме, обвязанной веревками — чтоб не сбежал. — Сидел там без пищи и воды, иногда в собственных испражнениях. Это для твоего блага, говорила мать. Необходимо закалить дух. Он должен стать буси, воином, иначе не сможет сменить отца во главе «Мудзин».
Для Хандзо темнота кинотеатра казалась особенно пугающей, потому что скрывала также Виктора Полтаву. Демон ясно дал понять, что не позволит повториться прошлому вечеру, когда его предал Уоррен Ганис. Он будет наблюдать за Хандзо с первой и до последней его минуты в Чайнатауне.
Не имело смысла выглядывать убийцу во тьме. Виктор обладал способностями хамелеона, умел полностью сливаться с окружением. Более того, любую попытку Хандзо найти его он расценит как стремление перехитрить — а вот этого он не любил. В телефонном разговоре утром Хандзо от самого Виктора слышал, что он прежде всего собирается наказать Эдварда Пенни за ту засаду.
Все сиденья рядом с Хандзо оставались незанятыми. Публику составляли мужчины и преимущественно азиаты. На экране шаолиньский монах с седой бородой стоял, окруженный десятком вооруженных воинов местного феодала. Ну, сейчас монах им покажет… Он ведь знаменитый мастер боя без оружия…
Хандзо разминал свое сморщенное предплечье, глядя, как на экране старый монах увернулся от копья, схватил копье обеими руками и крутанул, будто колесо — напавший на него воин взлетел в воздух. Через проход двое китайских тинейджеров, державшие ноги на сиденьях впереди, показывали на экран банками пива и комментировали действия на кантонском диалекте. Вот специалисты, подумал Хандзо. Ну, пусть смотрят эту чепуху. Ему-то лишь свое дело закончить в этой дыре и уйти.
По— прежнему глядя на экран, Хандзо чуть наклонился вперед, сунул руку под сиденье и вытащил белый конверт, прилепленный жевательной резинкой. Он сложил конверт пополам, потом еще раз и засунул во внутренний карман пиджака. На экране монах сделал двойное обратное сальдо над головами нескольких воинов и приземлился довольно далеко от них. Китайские подростки громко это одобрили. Хандзо чуть не плюнул от отвращения, поднимаясь и выходя из зала.
Снаружи он остановился под навесом, надел темные очки, носовым платком вытер пот с лица и шеи. Хотелось оглянуться — идет ли за ним Виктор. Зряшная трата времени, решил он. Виктор приходит и уходит, как ветер.
Хандзо раздражало, что он так нервничает. Ты будто всегда боишься, что тебе череп разобьет падающий лист, сказала ему однажды мать. Может быть, это и так, согласился он, но… но разве человек в здравом уме может оставаться спокойным, если поблизости этот жуткий Виктор Полтава не просто напоминал ему дьявола. Он и был дьяволом.
Стоя у кинотеатра, Хандзо смотрел, как мимо идет молодая женщина в облегающем платье из красного шелка, на спине у нее висит круглолицый ребенок. Женщина напомнила ему Азию. Напомнила, что завтра он улетит домой, а Полтава останется здесь.
Сегодняшняя встреча здесь, в Чайнатауне, была у них первой почти за два года. Хорошо бы она оказалась последней, мысленно вздохнул Хандзо. Во всяком случае, он будет всеми силами избегать контактов с этим сумасшедшим.
Хандзо достал из кармана конверт и развернул, морщась при виде мятой жевательной резинки. Раскрыв конверт, он вытащил открытку — вид площади Конфуция, расположенной недалеко от этого кинотеатра. На открытке был также написан адрес на Малберри-стрит, это самое сердце Чайнатауна. К открытке был прикреплен ключ с выгравированным номером. Прилеплен жевательной резинкой, разумеется.
Виктор должен был передать ленты Белласа Уоррену Ганису, а тот — передать их Хандзо. Однако вчерашнее покушение на Виктора исключило Ганиса из этой цепочки. Между ними двумя любовь умерла, что Хандзо понял из телефонного разговора с издателем. Охваченный отчаянием Ганис, голос которого был едва слышен, даже не хотел обсуждать события прошлого вечера. Тем не менее он нашел силы, чтобы обвинить Хандзо: он якобы в сговоре с Императрицей хочет убить Акико.
Естественно, Хандзо обвинение отрицал, но Ганиса это нисколько не убедило. Издатель пообещал жуткие кары, если кто-нибудь тронет Акико. И, проявив себя беспредельным дураком, признался, что угрожал матери Хандзо. Угрожал Императрице.
Улыбаясь, Хандзо высказал притворное негодование, потом бросил трубку и хохотал, пока слезы не потекли по щекам. Вот будет чудесно, если его мать и Ганис убьют друг друга!
Хандзо показалось странным, что любовник Акико пытался убить только Виктора, а не Уоррена Ганиса. Здравый смысл говорил, что Эдварду Пенни следует убрать обоих, тем самым обезопасив свою жизнь. Во всяком случае, ленты сейчас попадут к Хандзо и ни к кому иному. Ни шофера, ни какого-либо посредника. Хандзо надлежало приехать в Чайнатаун одному.
Виктор будет наблюдать — не нарушил ли Хандзо инструкции. Обжегшись, он сейчас еще осторожнее прежнего. В разговоре с Хандзо Виктор сформулировал это так: я больше не буду ходить по воде, если не видно дна.
Хандзо пошел к востоку, минуя телефонные будки с крышами как у пагоды, уличных торговцев, разложивших свой товар, булочные… Пахло экзотическими фруктами, звучала речь на кантонском и мандаринском диалектах, все это напоминало ему Азию, рай по сравнению с Нью-Йорком.
На Малберри-стрит, очень многолюдной, Хандзо повернул налево и шел теперь мимо чайных, ресторанов и магазинов, где продавали яшму и лакированные ширмы. Через три квартала он отыскал адрес, который Виктор написал на открытке. Это был неухоженный дом вроде пансиона, стоял он между рыбным и винным магазинами. Зажимая нос от запаха рыбы, Хандзо быстро вошел в пансион.
Следуя указаниям Виктора, он прошел мимо регистратора, плосконосого толстого китайца с газетой в руках, и поднялся по узкой деревянной лестнице на второй этаж. Комната Виктора находилась в конце длинного темного коридора, пропахшего рыбой и китайской капустой.
Воспользовавшись ключом, он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Сказать, что у Виктора жилье маленькое и жалкое, значило бы ничего не сказать. Одна голая комната с кроватью, дешевым столом и стулом. Одно заляпанное оконце с решеткой. Ни ванной комнаты, ни кухонных принадлежностей. Пустой стенной шкаф. Можно было подумать, что человек, живущий здесь, находится на грани голодной смерти.
Хандзо попытался открыть окно, впустить немного свежего воздуха в этот склеп, но обнаружил, что окно заколочено гвоздями. Он снял пиджак, расслабил галстук и сел на кровать, оставалось только ждать Виктора. Невозможно предсказать, когда он появится. Подозрительный мерзавец мог не только следить за ним от кино, но и выжидать сейчас, проверять, все ли чисто.
Хандзо лег на кровать, зевнул и закрыл глаза. Чувствовал он себя смертельно усталым. Трое суток в Нью-Йорке, а еще ни одну ночь не спал как следует. Этот энергичный город его не стимулировал, а утомлял. К тому же, почти все время отнимали дела компании.
Больше всего он занимался сделкой с отелем «Валенсия». Хандзо, глава банковского отдела «Мудзин», должен был проследить, чтобы не случилось финансовых накладок. Поэтому он прежде всего интересовался, выплатила ли «Валенсия» налоги и есть ли у нее долги.
Не меньше двух раз в день Хандзо звонил матери, эти разговоры отнимали много сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65