Все замечательно, ценник необыкновенный
Старик пробормотал, что в жизни ему не доводилось слышать такого жуткого крика. А закончился этот вопль рыданиями, добавил он. Вроде как визг сначала, а потом рыдания. Будто кто-то просил о чем-то. Вот в тот миг он и понял, что это мужчина, потому что сначала, когда он от крика проснулся, ему показалось, будто голос женский. Но эти мольбы… Мужчина был, это точно.— По-арабски говорил?— Да, по-арабски. Потом опять такой же вопль. И еще много раз.— А другие голоса слышал?— Нет.— Так-таки и не слышал? А видел кого-нибудь?— Что я мог видеть из своей комнаты?Старик переминался с ноги на ногу, вид у него был не то недовольный, не то испуганный, а может — и то, и другое.— Мы боялись нос высунуть, — сказала старуха. — Тут место такое, смотри в оба.— Закрой рот, — прикрикнул на нее муж. — Тебя, что ли, спрашивают?— Это был предсмертный крик, — продолжала старуха, не обращая на него внимания. — Я-то знаю, я ведь в шестьдесят первом была в Константине. Говорю вам — так перед смертью только кричат. — И она принялась качать головой.— А что вы знаете об этом жильце — его Абу Афа звали…— Ничего, ровным счетом, — ответил старик.— Это его настоящее имя?— Откуда мне знать?— А долго он тут жил?— Они приходят, уходят — как я могу знать? Мы сами по себе. В наше время лучше язык за зубами держать. Подонки… Они все тут без документов…— Ты с ним разговаривал?— Никогда в жизни.— Сколько времени он тут жил?— Не знаю — несколько дней, может, с неделю или меньше.— Кто-нибудь его навещал?— Ни разу не видел.— А может, женщина? Бабу-то уж наверняка приводил, такой мужик — и чтобы один спал…Старик помялся, утер каплю с носа ладонью.— Подонок, — произнес он. — Жирный боров.— Ночью, значит, ты никого не заметил — кто при — шел, кто ушел…— Говорю я, мы у себя в комнате были. Спали.— Но все же ты слышал, как мужчина что-то просил по-арабски, так ведь?— Это было слышно. Слов не различишь, но точно, что по-арабски.— Ты хоть какие-то слова разобрал?— Вроде он Аллаха призывал. Или просто кричал «нет» — долго так — ла-а-а, ла-а-а… Между нами стена вот эта…— А ты? — обратился полицейский к старухе.— Она вообще ничего не слышала. Голову под подушку спрятала, когда это началось. Да и вообще она глухая. Не обращайте вы на нее внимания.Он что-то грубо приказал ей по-арабски.Та шмыгнула носом, но не смолчала:— Как человек может такое выдержать? — вымолвила она, тряся головой. — Я слышала ва-хьяятак… ва-хьяятак — прошу вас, прошу вас…Инспектор уголовного розыска обернулся к сержанту:— Время казенное только тратим. Может, другого кого поискать?— Другие скажут, что и криков-то не слышали. Оглохли, мол, на время.— Ясно. Как всегда, — со вздохом согласился инспектор, которому смерть как неохота было продолжать допрос: он терпеть не мог всех этих североафриканцев, корсиканцев, выходцев с Ближнего Востока, — словом, всех кто родом из мест южнее Марселя. Это из-за них, считал он, в Париже существует преступность. Работник он был добросовестный, но его тянуло к спокойной жизни, серьезность сержанта казалась ему помехой.— Сдается мне, это обычное выяснение отношений, у арабов это принято, — сказал он, поглядывая на старика и старуху, заерзавших под его недовольным взглядом.— Да нет, подумайте только, как его терзали! — возразил сержант. — Стало быть, он их сам разозлил. Кофе, может, не предложил — вот они и озверели…Шутка вышла мрачная. Инспектор снова поморщился, уставившись на стариков. Это разве люди? Звери настоящие — что они друг с другом выделывают, а?— У нас документы в порядке, — заспешил старик. — Мы имеем все права. Двадцать два года тут живем. И ни разу никаких неприятностей с полицией.— Ладно, ладно…— Нас не будут в это дело вмешивать?— Не беспокойся, дед, не будут.— Ты слышала, что сказал этот господин? Ступай, проводи их.
— Мы считаем, что данным убийством должно заняться ваше управление, — начальник уголовного розыска, сидя в кабинете у Альфреда Баума, тщательно подбирал слова. — Убитый — подданный Ирака, паспорт выдан в Багдаде. В иммиграционной карте указал ложный адрес.Папку, в которой лежали три листка бумаги с весьма скупыми данными и с полдюжины сделанных на месте происшествия фотографий, следовало тут же вручить Бауму, но полицейский с этим не спешил, побаиваясь решительного отказа. Вместо этого он извлек из кармана пачку «голуаз маис» и, не предложив хозяину кабинета, закурил сам — не такой он был человек, чтобы соблюдать все эти никчемные условности, даже если ему что-то нужно было от собеседника, — и, подобно огнедышащему дракону, выпустил из ноздрей плотное облако дыма:— История малоприятная. То есть даже весьма неприятная. Какой-то араб или похожий на араба, тридцати шести лет, если верить сомнительному паспорту. Может, правда, а может все вранье. Он, видно, снял комнату в одном из этих старых зданий на площади Жанти, которые скоро начнут сносить, — собираются проложить удобную дорогу к Лионскому вокзалу. Там всякая шушера обитает — из Северной Африки, из Ирака, палестинцы, ну, сами знаете. Живут нелегально, так что рта никто не раскроет, чтобы помочь следствию. Во всяком случае, из дома № 18, где его убили, жильцов будто водой смыло — исчезли. Так что мои люди и узнать-то ничего не смогли толком, одну пожилую парочку нашли, допросили.— Есть хоть ниточка?— Ничегошеньки, — тут все подробно изложено, вся беседа, — он кивком указал на папку.— Ну и чего тут особенного написано?— Особенное — в показаниях патологоанатома. Ужас какой-то, прямо в голове не укладывается.Гость Баума своими глазами трупа не видел, зато те, кому предстало жуткое зрелище, вернулись в полицию как-то не в себе, бледные, а одного вырвало прямо в машине.— Что уж такого они увидели? Народ бывалый…— Его сначала кастрировали…— К сожалению, в этаких компаниях такое не редкость…— …а орудие на месте оставили — пила для хлеба, вся зазубренная…— Приходилось и о таком слышать.— …глаза выколоты…Альфред Баум покачал головой, будто сожалея, что нет предела человеческой злобе. Он заерзал в кресле, рассчитывая, что посетитель не станет углубляться в подробности. Однако тот, намереваясь избавиться от этого дела, как раз придавал подробностям большое значение. Может быть, говорить о них доставляло ему даже некоторое удовольствие — вроде очищения после того, как он столкнулся с таким чудовищным злодеянием.— …Его половые органы, представьте, были втиснуты в глазницы, а в горло — как только они ухитрились? — засунут паспорт. Странная какая-то идея. Потом они руки и ноги ему скрутили и так бросили — еще живого. И никто не посмел после их ухода заглянуть в комнату — эти нелегалы без документов запуганы до смерти, ребята из разных банд их прямо-таки терроризируют. Между прочим, убийцы даже и не прятались, он на весь дом вопил, а им хоть бы что.— Специально, чтобы соседи не возникали.— Это так, не сомневаюсь. Они еще кое-что с ним проделали, вот взгляните-ка… Нашим судмедэкспертам на этот раз понадобилось все их хладнокровие… — Он, наконец, протянул через стол папку и затянулся сигаретой. — Странно все же насчет паспорта.Альфред Баум осторожно, будто боясь испачкаться, кончиками пальцев раскрыл папку. Делая вид, будто напряженно вчитывается в строки отчета, — так напряженно, что даже брови в ниточку сошлись, он на самом деле обдумывал дальнейший ход действий.«Попахивает Бейрутом или долиной Бекаа, а то и Тегераном. Любопытно, конечно, да мало ли на свете любопытных вещей, всем не займешься…» Не дочитав жутковатых откровений патологоанатома, он захлопнул папку и улыбнулся:— Это распутывать вам, дружище, к нам такое дело никак не относится.— Как это не относится — сомнительная личность с Востока с пистолетом «вальтер» и полным к нему снаряжением? Чем он тут занимался, а?— Да уж не в Лувр ходил, это как пить дать. Но зачем вы принесли все это мне, есть у вас в угрозыске этот симпатяга Дюпас, такие убийства — его епархия…И пухлый палец отодвинул папку к ее прежнему владельцу. Гость понял, что пора ходить с козырного туза:— У него еще передатчик нашли, шифровальное оборудование и одноразовый код. Это не наш кадр, а ваш.Баум воздел плечи так высоко, что его голова прямо-таки утонула между ними, — словно он, подобно черепахе, собрался спрятать ее при виде надвигающихся неприятностей:— Но вы же знаете, что я убийств не расследую, у меня и специалистов нет.— Мы вам своего одолжим. Поговорим с Дальметом.Баум, казалось, не слышал. Следуя ходу своих мыслей, он вдруг некстати произнес:— По-моему, это какой-то ритуал — в горло паспорт заткнуть. Вам не кажется, что тут кроется особый смысл?!— Очень может быть.— И вот то, что они засунули в глазницы… Где, кстати, его паспорт?— Где и тело — в морге шестнадцатого округа. Только в таком виде, что в папку его не подошьешь. У Даль-мета материалов и без него достаточно.Баум обвел задумчивым взглядом серые стены кабинета, будто ожидая увидеть ответы на терзающие его вопросы. Из дешевенькой рамки глянул президент республики — взгляд бесконечно самоуверенный, властный и требовательный. Баум отвел глаза и уставился на сидящего перед ним полицейского начальника, который отнюдь не перестал питать надежду на счастливое избавление, — этого ничто не смутит, попыхивает себе сигаретой, будто внутри у него топка.— По всей вероятности для убийц паспорт многое значил, — продолжал Баум. На Востоке принято в глотку человеку, которого решили «наказать», засовывать его собственные гениталии. Это крайняя степень оскорбления, чего европейцам понять не дано. Но тут они решили, что специфика данного случая требует отказа от традиции, и исполнили свой долг соответственно обстоятельствам. — Он помолчал, побарабанил пальцами по столу. — Что они хотели этим сказать? Вот, мол, что мы думаем о твоем паспорте, поскольку нам известно, что вовсе ты не тот, за кого себя с помощью этой бумажонки выдаешь. А ведь им виднее, дружище.— Похоже на то.Полицейский надеялся, что Баум сам себя убеждает взяться за это неприятнейшее дело, но могло быть и наоборот — уговаривают именно его. Так что он решил пока никакого энтузиазма не обнаруживать, пока не прояснится, куда клонит хитрый собеседник.— Если мы правы, делая такое предложение, то кто этот убитый? Предатель или подозреваемый своими товарищами в предательстве? Возможно. А кто его товарищи? Какая-то законспирированная группа. Вряд ли это обыкновенные преступники — они бы не стали заходить так далеко.Гость почуял, что разговор принимает в конце концов нужное направление, и одобрительно кивнул.— Но чей почерк мы видим в этом жутком гиньоле? Мне кажется, следует посоветоваться с кем-то, кто лучше нас с вами разбирается в подобных обрядах и церемониях.Баум снова уставился на полицейского, и тому вдруг показалось, что его здесь попросту дурачат.— Пожалуй, я возьмусь за это не лишенное интереса дельце, хотя, мой друг, вы и не заслужили такого подарка.Гость в этот момент как раз прикуривал вторую сигарету от окурка первой и почел за лучшее пропустить колкость мимо ушей:— Вот и отлично. В морге трупом занимается наш сотрудник по имени Массе, а Дальмет, как я уже сказал, будет вам помогать. Акт о передаче составим сегодня же, к концу дня вы получите все материалы.Едва за гостем закрылась дверь, как Баум взялся за оставленную ему папку. Не отрывая глаз от записей, он потянулся к внутреннему телефону.— Это архив? Посмотрите досье Саада Хайека в палестинском разделе — трубку не кладу.Он продолжал читать, когда на том конце провода сказали:— Вот оно!— Прочтите описание: вес, рост…— Тут сказано — примерно девяносто восемь кило при росте метр шестьдесят.— А особые приметы? Бородавка, например?— Да, есть. На левой щеке.— Спасибо, — Баум положил трубку и что-то пометил на листке. Дочитал все, что было в папке, бросил неприязненный взгляд на снимки, где отдельные части трупа были отпечатаны крупным планом, и встал из-за стола. Спрятав папку в стол, он вышел и отправился к лифту, а через несколько минут уже стоял в душной кабинке телефона-автомата в кафе, где давно знали этого необщительного посетителя, — он забегал по утрам перекусить и часто звонил по международному. Баум набрал десять цифр и, дождавшись ответных гудков, закрыл поплотнее дверь кабины.— Да, — отозвались в далеком Иерусалиме.— Это из Парижа.— Шалом. Говорить можешь?— Вполне. Дело сделано. Грязно сработано, должен сказать, но сработано.— Ты уверен, это он?— Уверен. Бедняга, не повезло ему.— Мы все бедняги, — буркнул Бен Тов. — Всем не везет. А как насчет профессора?— К сожалению, никаких следов — ни его, ни девчонки. Без помощи полиции такие вещи не получаются.В трубке замолчали, но Баум необъяснимым образом почувствовал недовольство и раздражение далекого собеседника.— Что поделаешь. Продолжаем искать, но надежды мало…— Ладно. Но хоть это-то дело не упустите…Баум расслышал упрек в словах «хоть это-то» и позволил самую малость улыбнуться:— Я тебя понимаю, дружище, только давай режь начистоту, дипломатией пусть занимается начальство.И снова пауза, потом Бен Тов смягчился:— Ты прав. Я сорвался. Спасибо за то, что ты сделал. Позвони, если все-таки удастся узнать что-нибудь о тех двоих. Глава 15 — Юсеф пришел, — сказал старик.Они стояли у дальней от входа стены мечети Омейядов, вокруг бурлила толпа. Эссат прислонился к колонне и делал вид, будто читает: держал перед собой раскрытую книгу и глаз с нее не сводил.— Где он?— Справа возле соседней колонны. В европейском платье, в очках, ростом чуть пониже тебя.Эссат поднял глаза от книги и увидел того, о ком шла речь. Выглядит как верующий или как турист из какой-нибудь соседней страны. Впрочем, одно другому не мешает. Казалось, он полностью ушел в созерцание ярких изразцов, украшающих стену, но на миг отвернулся и глаза их встретились.— О'кей. Что-нибудь мне передали?— Инструкция тебе такая: не рисковать. Никоим образом. Так и сказано было: никакого риска.Наступило молчание, потом заговорил Эссат:— Я-то сам о себе позабочусь. А ты вот рискуешь сильно, и это меня тревожит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Мы считаем, что данным убийством должно заняться ваше управление, — начальник уголовного розыска, сидя в кабинете у Альфреда Баума, тщательно подбирал слова. — Убитый — подданный Ирака, паспорт выдан в Багдаде. В иммиграционной карте указал ложный адрес.Папку, в которой лежали три листка бумаги с весьма скупыми данными и с полдюжины сделанных на месте происшествия фотографий, следовало тут же вручить Бауму, но полицейский с этим не спешил, побаиваясь решительного отказа. Вместо этого он извлек из кармана пачку «голуаз маис» и, не предложив хозяину кабинета, закурил сам — не такой он был человек, чтобы соблюдать все эти никчемные условности, даже если ему что-то нужно было от собеседника, — и, подобно огнедышащему дракону, выпустил из ноздрей плотное облако дыма:— История малоприятная. То есть даже весьма неприятная. Какой-то араб или похожий на араба, тридцати шести лет, если верить сомнительному паспорту. Может, правда, а может все вранье. Он, видно, снял комнату в одном из этих старых зданий на площади Жанти, которые скоро начнут сносить, — собираются проложить удобную дорогу к Лионскому вокзалу. Там всякая шушера обитает — из Северной Африки, из Ирака, палестинцы, ну, сами знаете. Живут нелегально, так что рта никто не раскроет, чтобы помочь следствию. Во всяком случае, из дома № 18, где его убили, жильцов будто водой смыло — исчезли. Так что мои люди и узнать-то ничего не смогли толком, одну пожилую парочку нашли, допросили.— Есть хоть ниточка?— Ничегошеньки, — тут все подробно изложено, вся беседа, — он кивком указал на папку.— Ну и чего тут особенного написано?— Особенное — в показаниях патологоанатома. Ужас какой-то, прямо в голове не укладывается.Гость Баума своими глазами трупа не видел, зато те, кому предстало жуткое зрелище, вернулись в полицию как-то не в себе, бледные, а одного вырвало прямо в машине.— Что уж такого они увидели? Народ бывалый…— Его сначала кастрировали…— К сожалению, в этаких компаниях такое не редкость…— …а орудие на месте оставили — пила для хлеба, вся зазубренная…— Приходилось и о таком слышать.— …глаза выколоты…Альфред Баум покачал головой, будто сожалея, что нет предела человеческой злобе. Он заерзал в кресле, рассчитывая, что посетитель не станет углубляться в подробности. Однако тот, намереваясь избавиться от этого дела, как раз придавал подробностям большое значение. Может быть, говорить о них доставляло ему даже некоторое удовольствие — вроде очищения после того, как он столкнулся с таким чудовищным злодеянием.— …Его половые органы, представьте, были втиснуты в глазницы, а в горло — как только они ухитрились? — засунут паспорт. Странная какая-то идея. Потом они руки и ноги ему скрутили и так бросили — еще живого. И никто не посмел после их ухода заглянуть в комнату — эти нелегалы без документов запуганы до смерти, ребята из разных банд их прямо-таки терроризируют. Между прочим, убийцы даже и не прятались, он на весь дом вопил, а им хоть бы что.— Специально, чтобы соседи не возникали.— Это так, не сомневаюсь. Они еще кое-что с ним проделали, вот взгляните-ка… Нашим судмедэкспертам на этот раз понадобилось все их хладнокровие… — Он, наконец, протянул через стол папку и затянулся сигаретой. — Странно все же насчет паспорта.Альфред Баум осторожно, будто боясь испачкаться, кончиками пальцев раскрыл папку. Делая вид, будто напряженно вчитывается в строки отчета, — так напряженно, что даже брови в ниточку сошлись, он на самом деле обдумывал дальнейший ход действий.«Попахивает Бейрутом или долиной Бекаа, а то и Тегераном. Любопытно, конечно, да мало ли на свете любопытных вещей, всем не займешься…» Не дочитав жутковатых откровений патологоанатома, он захлопнул папку и улыбнулся:— Это распутывать вам, дружище, к нам такое дело никак не относится.— Как это не относится — сомнительная личность с Востока с пистолетом «вальтер» и полным к нему снаряжением? Чем он тут занимался, а?— Да уж не в Лувр ходил, это как пить дать. Но зачем вы принесли все это мне, есть у вас в угрозыске этот симпатяга Дюпас, такие убийства — его епархия…И пухлый палец отодвинул папку к ее прежнему владельцу. Гость понял, что пора ходить с козырного туза:— У него еще передатчик нашли, шифровальное оборудование и одноразовый код. Это не наш кадр, а ваш.Баум воздел плечи так высоко, что его голова прямо-таки утонула между ними, — словно он, подобно черепахе, собрался спрятать ее при виде надвигающихся неприятностей:— Но вы же знаете, что я убийств не расследую, у меня и специалистов нет.— Мы вам своего одолжим. Поговорим с Дальметом.Баум, казалось, не слышал. Следуя ходу своих мыслей, он вдруг некстати произнес:— По-моему, это какой-то ритуал — в горло паспорт заткнуть. Вам не кажется, что тут кроется особый смысл?!— Очень может быть.— И вот то, что они засунули в глазницы… Где, кстати, его паспорт?— Где и тело — в морге шестнадцатого округа. Только в таком виде, что в папку его не подошьешь. У Даль-мета материалов и без него достаточно.Баум обвел задумчивым взглядом серые стены кабинета, будто ожидая увидеть ответы на терзающие его вопросы. Из дешевенькой рамки глянул президент республики — взгляд бесконечно самоуверенный, властный и требовательный. Баум отвел глаза и уставился на сидящего перед ним полицейского начальника, который отнюдь не перестал питать надежду на счастливое избавление, — этого ничто не смутит, попыхивает себе сигаретой, будто внутри у него топка.— По всей вероятности для убийц паспорт многое значил, — продолжал Баум. На Востоке принято в глотку человеку, которого решили «наказать», засовывать его собственные гениталии. Это крайняя степень оскорбления, чего европейцам понять не дано. Но тут они решили, что специфика данного случая требует отказа от традиции, и исполнили свой долг соответственно обстоятельствам. — Он помолчал, побарабанил пальцами по столу. — Что они хотели этим сказать? Вот, мол, что мы думаем о твоем паспорте, поскольку нам известно, что вовсе ты не тот, за кого себя с помощью этой бумажонки выдаешь. А ведь им виднее, дружище.— Похоже на то.Полицейский надеялся, что Баум сам себя убеждает взяться за это неприятнейшее дело, но могло быть и наоборот — уговаривают именно его. Так что он решил пока никакого энтузиазма не обнаруживать, пока не прояснится, куда клонит хитрый собеседник.— Если мы правы, делая такое предложение, то кто этот убитый? Предатель или подозреваемый своими товарищами в предательстве? Возможно. А кто его товарищи? Какая-то законспирированная группа. Вряд ли это обыкновенные преступники — они бы не стали заходить так далеко.Гость почуял, что разговор принимает в конце концов нужное направление, и одобрительно кивнул.— Но чей почерк мы видим в этом жутком гиньоле? Мне кажется, следует посоветоваться с кем-то, кто лучше нас с вами разбирается в подобных обрядах и церемониях.Баум снова уставился на полицейского, и тому вдруг показалось, что его здесь попросту дурачат.— Пожалуй, я возьмусь за это не лишенное интереса дельце, хотя, мой друг, вы и не заслужили такого подарка.Гость в этот момент как раз прикуривал вторую сигарету от окурка первой и почел за лучшее пропустить колкость мимо ушей:— Вот и отлично. В морге трупом занимается наш сотрудник по имени Массе, а Дальмет, как я уже сказал, будет вам помогать. Акт о передаче составим сегодня же, к концу дня вы получите все материалы.Едва за гостем закрылась дверь, как Баум взялся за оставленную ему папку. Не отрывая глаз от записей, он потянулся к внутреннему телефону.— Это архив? Посмотрите досье Саада Хайека в палестинском разделе — трубку не кладу.Он продолжал читать, когда на том конце провода сказали:— Вот оно!— Прочтите описание: вес, рост…— Тут сказано — примерно девяносто восемь кило при росте метр шестьдесят.— А особые приметы? Бородавка, например?— Да, есть. На левой щеке.— Спасибо, — Баум положил трубку и что-то пометил на листке. Дочитал все, что было в папке, бросил неприязненный взгляд на снимки, где отдельные части трупа были отпечатаны крупным планом, и встал из-за стола. Спрятав папку в стол, он вышел и отправился к лифту, а через несколько минут уже стоял в душной кабинке телефона-автомата в кафе, где давно знали этого необщительного посетителя, — он забегал по утрам перекусить и часто звонил по международному. Баум набрал десять цифр и, дождавшись ответных гудков, закрыл поплотнее дверь кабины.— Да, — отозвались в далеком Иерусалиме.— Это из Парижа.— Шалом. Говорить можешь?— Вполне. Дело сделано. Грязно сработано, должен сказать, но сработано.— Ты уверен, это он?— Уверен. Бедняга, не повезло ему.— Мы все бедняги, — буркнул Бен Тов. — Всем не везет. А как насчет профессора?— К сожалению, никаких следов — ни его, ни девчонки. Без помощи полиции такие вещи не получаются.В трубке замолчали, но Баум необъяснимым образом почувствовал недовольство и раздражение далекого собеседника.— Что поделаешь. Продолжаем искать, но надежды мало…— Ладно. Но хоть это-то дело не упустите…Баум расслышал упрек в словах «хоть это-то» и позволил самую малость улыбнуться:— Я тебя понимаю, дружище, только давай режь начистоту, дипломатией пусть занимается начальство.И снова пауза, потом Бен Тов смягчился:— Ты прав. Я сорвался. Спасибо за то, что ты сделал. Позвони, если все-таки удастся узнать что-нибудь о тех двоих. Глава 15 — Юсеф пришел, — сказал старик.Они стояли у дальней от входа стены мечети Омейядов, вокруг бурлила толпа. Эссат прислонился к колонне и делал вид, будто читает: держал перед собой раскрытую книгу и глаз с нее не сводил.— Где он?— Справа возле соседней колонны. В европейском платье, в очках, ростом чуть пониже тебя.Эссат поднял глаза от книги и увидел того, о ком шла речь. Выглядит как верующий или как турист из какой-нибудь соседней страны. Впрочем, одно другому не мешает. Казалось, он полностью ушел в созерцание ярких изразцов, украшающих стену, но на миг отвернулся и глаза их встретились.— О'кей. Что-нибудь мне передали?— Инструкция тебе такая: не рисковать. Никоим образом. Так и сказано было: никакого риска.Наступило молчание, потом заговорил Эссат:— Я-то сам о себе позабочусь. А ты вот рискуешь сильно, и это меня тревожит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44