Это всегда было увлекательно. Теперь приходилось заставлять себя, словно на экзаменах, когда нужно прочитать тысячу и одну скучную лекцию и мысленно повторять: «А что? Очень даже интересно!»Солнце уже вымазало верхушки сосен перламутром, когда вдруг в кабинет кто-то робко постучался.Илья сдвинул очки на нос и несколько секунд пялился на дверь в глубокой прострации.— Я войду? — заглянула Женька, — я на минутку, не буду тебе мешать, — слегка продвинулась она.На ней был привычный уже халат, из-под которого торчало нечто кружавчатое, розовое.— Входи, чего там, — разрешил Илья и, стащив очки с носа, принялся сосредоточенно грызть дужку.Розовые кружева напомнили о том, что ночь прошла совсем не так, как хотелось.— Я зашла к тебе, а тебя нет, вот и догадалась, что ты здесь, — зачем-то пояснила Женя.Он кивнул на диван.— Присаживайся.— Спасибо. Мне надо с тобой поговорить.— Говори, — Илья пожал плечами.— Извини, что я нагрубила тебя сегодня вечером.— Вчера, — поправил он.— Что?— Это было вчера. Я не понял, ты хочешь попросить прощения, потому что была груба или потому что врала?Она старательно отводила взгляд. Черт возьми, он не может разговаривать с человеком, когда тот не смотрит ему в глаза!Поэтому Илья встал, придвинулся к ней вплотную и взял ее лицо в ладони.— Посмотри на меня.— Я смотрю, — быстро проговорила она и снова покосилась в сторону, — о чем это я тебе соврала?— Ты сказала, что я тебя раздражаю. И еще тебе не нравятся мои прикосновения. Кто ты после этого, если не маленькая лгунья?!Он произнес это с таким бешенством, что ее передернуло от страха. Но смолчать в ответ она не могла. Вырвавшись, Женька забилась в угол дивана и бросила оттуда:— Ты сам лжец!— Я не врал тебе ни единого раза!— Ты просто умалчивал правду, — скривилась она. Илья потер виски и опустился на другой край дивана.— Какую правду?— Не важно. Теперь не важно. Все равно бы у нас ничего не получилось, — вырвалось у нее.Она не знала, зачем пришла к нему, зачем не спала всю ночь, зачем сейчас не смотрит на него и говорит глупости, в глубине души все еще надеясь, что он бросится разубеждать ее, поклянется в вечной любви, и тогда все станет ясно и понятно.Но так бывает только в детстве. Там, где черное и белое не имеют никаких оттенков, там, где радость и горе взахлеб, без оговорок, а будущее четко определено и носит название «прекрасное далеко».Каких гарантий она ждала? Какие слова жаждала услышать?Да никаких, вот в чем парадокс.Больше всего на свете ей хотелось уткнуться лицом в его ладони и задохнуться от счастья. Навсегда или на мгновение не имело значения.Тогда почему в голове мутится от слез, и сомнения рвут душу в клочья?!Женька встала и высунулась из окна, жадно заглатывая утренний, прохладный воздух.— Наверное, будет дождь.— Может, еще и не будет, — торопливо сказал Илья.Так и подмывало спросить, с чего она решила, что у них не получится и что конкретно не получится.Нельзя. Слишком опасно. Он давненько не вел таких разговоров, если точнее, — никогда, — и был совершенно неподготовлен к ним. Безоружный, уязвимый, — разве он мог себе это позволить?!Адвокат Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. Уместная импровизация приносила свои плоды и выручала не раз.Циник Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. В постели с девицами время от времени он вступал в беседу и с успехом поддерживал любые темы, и это было легко и ничего не значило.Зануда Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. И гнул бы свою линию до последнего, в надежной кольчуге, при забрале не страшно упорствовать.А сейчас попросту нельзя. Риск — благородное дело, если это оправданный риск. Илья твердо знал, что рискует чем-то большим, чем несколькими днями, которые они могли бы прожить вместе, в одной постели, на одной волне.Он кожей чувствовал ее ожидание и с досадливой угрюмостью смотрел в напряженную спину, понимая, что изменить ничего невозможно. Ей нужно что-то, чего он не в силах дать. То ли потому, что не умеет давать, то ли потому, что сам боится остаться ни с чем.Думать об этом было противно.А не думать — трусливо.Вообще-то, Илья считал, что давно смирился с тем, что он далеко не храбрец. Уговорил себя принять данный факт, как неизбежность. Если тебе тридцать шесть, за плечами всегда найдется нечто пугающее, опасное, просто неприятное, что в будущем ты старательно обходишь за тысячу километров, от чего прячешься за циничной ухмылкой и легкомысленными, ничего не значащими фразами.У него виртуозно это получалось.И только в редкие минуты откровений он признавал, что эта страусиная тактика из обычной защитной реакции превратилась в стиль жизни.Чего ради сейчас рисковать всем, что долгие годы служило ему опорой и утешением? Независимостью. Свободой выбора, когда в любой момент можно уйти и жить, как прежде, без сожалений, без полынной горечи во рту, без окаменевшего в сердце разочарования.С ней он будет другим, он уже другой, и это странно, а он так не любит странностей!— Та женщина в аэропорту… Рита… она много для тебя значит? — не оборачиваясь, спросила Женька.Так в этом все дело?!— Нет, — ответил он.Голос дрогнул от внезапного облегчения и одновременно от нахлынувшей злости. Стало быть, она уже взялась его контролировать? С какой стати, позвольте? Или это ревность? Но почему, по какому праву?Все так запуталось, и ему даже в голову не пришло, что ревновать можно без повода и без прав.— Нет? — переспросила она, повернувшись. В ее глазах он увидел только недоверие.— А что, это так важно? — спросил Илья, разозлившись окончательно. — Я спал с ней, вот и все.— Да?! — она отшатнулась. — Со мной ты тоже спишь, вот и все.— И что тебя не устраивает?Ее лицо некрасиво передернулось, словно сдавленное на миг чьей-то невидимой рукой.Она сейчас уйдет, понял он мгновенно.— Малая, послушай, я…— Не называй меня так, — зрачки ее угрожающе сузились, — не смей, понял?Илья вытер вспотевшие ладони о брюки.— Я не хотел так говорить. Про то, что я просто сплю с тобой. Это неправда.— А что правда?Она загоняет тебя в тупик, панически заверещал кто-то внутри него. Ей нужно все и сразу, а так не бывает. По крайней мере, с тобой точно не бывает. Ты не умеешь. Ты не знаешь. Ты не хочешь этого, ведь тебе есть, что терять. Вспомни, — твоя свобода. Ну, вспомнил?!— Жень, послушай, прошло еще слишком мало времени…— Слишком мало для чего? — тут же спросила она, мысленно четвертовав себя за это.Илья тряхнул ее за плечи, делая больно.— Да перестань ты меня перебивать, балбеска малолетняя! Тебе двадцать лет, у тебя вся жизнь впереди! Это сейчас тебе кажется, что я — мужчина твоей мечты, а завтра выяснится, что ты предпочитаешь блондинов или кого помоложе!— Перестань меня трясти! — завопила она. — Мне плевать на блондинов!Он не слышал. Он раскачивал ее из стороны в сторону и надрывался:— Ты забудешь, ты молодая, красивая, смелая, у тебя получится забыть. А что стану делать я?!— Отпусти меня, трус несчастный! Что он будет делать? Почему я должна об этом думать? Я тебя люблю и хочу быть с тобой, но решать, что тебе делать со своей жизнью, я не собираюсь! Это твоя жизнь, понял?!И тогда Илья разжал пальцы, в тот же миг осознав с отчетливой ясностью — она не права. Его жизнь уже не его. В ней слишком много изменилось, чтобы считать ее прежней, принадлежавшей ему безраздельно, когда только от него зависело, когда, почему и зачем.Теперь — нет.Женщина, которую он обнимал в постели, с которой смеялся, как школьник, за столиком в кафе, которой выбирал платья, предвкушая, как хороша она будет без них, — эта женщина теперь наравне с ним в его жизни.Хочется ему этого или нет, никто не спросил.К счастью ли, к беде ли это, он не знает.— Давай целоваться, — вдруг сказала Женька.— И кузюкаться по-взрослому? — криво усмехнулся Илья.Она кивнула и с жалостливым вздохом прижалась к его губам. Прохладные пальцы пробрались под его рубашку, и почему-то стало жарко. За секунды он взмок с головы до пят, и даже внутри забурлил влажный, огненный шквал.Илья запихнул ее на стол, попутно избавляя от халата, под которым обнаружилось что-то еще, тонкое и скользкое, наверное, шелковое, что под его нетерпеливыми руками немедленно затрещало.— Красивый был пеньюарчик, — почтила Женька его память срывающимся шепотом.— Это ты красивая, — хотел возразить Илья, но забыл и только невнятно зарычал, заново узнавая ее тело, ее запах, ее движения навстречу ему.Все просто, проскользнула последняя внятная мысль.А потом миру стало тесно и горячо в привычном обличье, и, взорвавшись каскадом огневеющих искр, обломки его рухнули в небытие, чтобы спустя мгновения возрожденная вселенная засияла неведомым, безмятежным, чарующим светом.И — было или только почудилось — багряные всполохи солнца, насквозь пробивающие густые тучи, звонкая оголтелость дождя, несовершенство и всемогущество этого дня, этой секунды, всей жизни. * * * — Мне что-то колет в бок, — сообщила Женька, неподвижно раскинувшись на столе.— Это мои бумаги, — важно откликнулся Илья, пристроившийся рядом на боку.— Разве бумаги колются? — вяло удивилась она.— Всякое бывает, — философски заметил он и, захватив ее обеими руками, придвинул к себе поближе.Она недовольно завозилась.— Может, на диван переберемся, а? — через некоторое время предложил Илья, не делая никаких попыток сдвинуться с места.Женька шумно вздохнула и без особого энтузиазма выразила надежду, что спустя лет сорок, быть может, сумеет одолеть это расстояние. Он почувствовал, как на лицо наползает идиотская, блаженная улыбка.— Так есть хочется!— И пить, — добавила Женька.— Покурить бы.— Ты же не куришь.— Ага, не курю.Они одновременно подняли головы и хихикнули, глядя друг на друга шальными, голодными глазами.— Ты что? — встрепенулась Женя. — Я больше не могу.— Я тоже, — с некоторой досадой признался он, — а так хочется…— Илюш, успокойся, — нервно сглотнув, пролепетала она, — давай пойдем на кухню, перекусим, кофе попьем.Он часто дышал, уткнувшись носом в ее макушку. От ее волос славно пахло лесными травами, ветром, радугой. Во всяком случае, он думал, что радуга пахнет именно так.Ему было трудно оторваться от нее.Ноги отяжелели, свешенные со стола, рука, на которой лежала Женька, затекла и как будто поскрипывала изнутри. Голове было холодно лежать на мокром от дождя подоконнике.И вообще проблематичным казалось дальнейшее существование скрючившись на разных предметах мебели, совершенно не приспособленных для безумства тел и душ.— Пойду принесу тебе воды, — собравшись с силами, пообещал Илья.— Иди.— Иду.— Ну иди, иди, — она нетерпеливо поерзала и выудила из-под попы какую-то скомканную картонку.Илья резко сел.— Ни фига себе, — он присвистнул и вырвал картонку у нее из рук, — Жень, ты что — йог?— Почему это? — насторожилась она, приподнявшись на локтях.— Ты полчаса лежала на коробке со скрепками! Вернее, не лежала, а скакала!— Прям уж полчаса! Минут десять, не больше, — снисходительно улыбнулась она, — и я не скакала!— Полчаса! — упрямо надулся Илья. — Еще как полчаса! Еще как скакала!И быстро чмокнув ее в порозовевший от смущения нос, он вскочил с намерением отправиться на кухню за водой. Не тут-то было! Раздался подозрительный треск, потом грохот, и Илья Михалыч Кочетков — тридцатишестилетний адвокат, циник, зануда, хладнокровный и здравомыслящий человек, — оказался лежащим плашмя на полу в собственном кабинете. У его ног валялись джинсы, которые он забыл стянуть окончательно и которые секунду назад стали помехой его стремительного движения.Женя так хохотала, что у него вдобавок к расплющенному носу еще и уши заложило.— Ты весь дом перебудила, — хмуро констатировал Илья, приняв более удобную позу.— Извини, — икая, произнесла она, — ты ушибся?— Практически нет. Перебирайся ко мне, тут одному одиноко.Женька с тяжким стоном возвела очи к потолку, но со стола слезла и пристроилась под боком страдальца, закинув ноги на диван.— Что, мы теперь только ползком будем передвигаться? — хмыкнул Илья.— Наверное, стоит попробовать какой-то иной способ, но лично у меня нет сил.— Ладно, я все-таки схожу за водой.Он поцеловал ее за ухом, призадумался, поцеловал в губы и, нескоро оторвавшись, растерянно огляделся.— Ты хотел за водой идти, — напомнила Женька.— А, ну да. Пойдем-ка вместе, малыш. Покряхтывая, Илья встал и решительно подцепил ее за руки.— Ну зачем? — слабо воспротивилась она. — Я тут подожду.— Мне просто нравится тебя обнимать, — пояснил он серьезным тоном, — несмотря на то, что ты такая костлявая.— Я не костлявая!— Ну худая.— И не худая! Я очень стройная девушка! — она кокетливо скосила глаза и повела плечом.Тихонько дурачась, они добрались до кухни и долго не могли вспомнить, зачем, собственно, сюда пожаловали. Глава 17 — Выглядишь зашибись, — шепнула Маринка за завтраком.Женя в смущенной радости хрюкнула в чашку.— А Илюша уже уехал? — поинтересовалась Ольга Викторовна.И все разом уставились на Женьку. Даже жевать перестали. Она закашлялась так, что слезы выступили на глазах. Данька принялся хлопать ее по спине, бабушка протянула стакан воды, а остальные так и смотрели с ожиданием.— Илье с работы позвонили, — выговорила, наконец, Женя, не зная, куда деваться от этих взглядов, — у него завтра какой-то важный процесс, насколько я поняла.— У него каждый раз важный процесс, — горделиво заметила Ольга Викторовна.— Значит, ты сегодня свободна? — как ни в чем не бывало осведомилась Маринка.Женя снова поперхнулась.Стало быть, всем теперь ясно, что ее свобода зависит только от наличия у Кочеткова Ильи Михалыча важных процессов.— Так что, поедешь со мной в город? — допытывалась Маринка. — Я вчера в инете откопала офигительный фитнесс-центр, недалеко и недорого.— Ну наконец-то, — радостно выдохнула Ирина Федоровна, — давно надо было заняться спортом! Я всегда говорю, что в здоровом теле — здоровый дух…Дед перебил ее самым бессовестным образом:— На самом деле — одно из двух!— Ты бы, старый, поостерегся, — прищурилась его супруга, постукивая по столу ножичком, — жуешь свои котлеты, и жуй!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33