Да никакие Памелы его не волновали сроду!И мыслей-то в общем не было, вот в чем парадокс! Ни единой внятной, по крайней мере. Просто что-то промчалось в голове, обдавая нестерпимым жаром.— Все? — завороженно спросила Женя.Ей бы смыться отсюда по-быстрому. Или медленно и с достоинством. Но в любом случае, удалиться. Каждый разговор с этим мужчиной заканчивался неудачно. Мягко говоря — неудачно.— Кажется, все, — с усмешкой констатировал Илья и вдруг, неожиданно для самого себя предложил, — подождите меня, пойдем играть в шахматы вместе.— А… А Марина?— Малая? Ей лучше удается футбол. Она с Герой мячик погоняет. Ну как?— Что как?— Пойдемте?— Вы же еще не завтракали. Вы собирались яичницу жарить.Он снова полез в холодильник, бесцеремонно повернувшись к ней спиной и загородив проход. Достал яйца, масло, сыр.— Может, и вы со мной все-таки? — обернулся и снова уставился на нее, не мигая.Женька обескураженно молчала.— Вы мне сегодня нравитесь, — удивил сам себя Илья.Ее не удивил. Ей просто некогда было удивляться. Она смотрела в немыслимую сверкающую темноту его глаз и не могла насмотреться.В этой тьме была вселенная, и Женя с отчетливой ясностью поняла, что никогда и никому не заманить ее в другую. Никакая другая, кроме этой ей не понадобится.Вот и все, подумала она. Никаких других объяснений тоже не надо.Даже не вспомнилось, что еще сутки назад она понятия не имела о человеке, чей взгляд заменил ей целый мир.Это был его, только его мир, с понятной лишь ему болью и радостью, вопросами и ответами, с масками и откровенностью. С затаенными детскими комплексами, с ненужными мыслями, с уверенностью в каждом дне, с яичницей по утрам и чувством вины на ужин. Но Женька знала, что теперь этот мир принадлежит ей. Знала также точно, как то, что у нее две ноги, две руки и только одно сердце.Сердце, с которого вдруг с легким треском отвалилась короста суетливых, пустых дней, придуманных страхов, неоправданных ожиданий, тоски по желтым цветам от кого-то, чей образ был также смутен, как собственная тень.Оказывается, все просто. Бог ты мой, как же все просто! Наверное, она знала об этом с того самого момента, когда увидела рядом с Шушиком ноги в безупречных костюмных брюках. Ну или чуть позже, когда совсем близко, напротив ее глаз оказалось лицо с припухшими от усталости веками, узкой ухмылкой и растерянными чертями в сумрачном взгляде.Точно, знала. Только еще не понимала, что знает. А теперь поняла. Все просто.И нет никаких цветов, и образ совсем не прояснился. Это совсем ни к чему, вот в чем дело.Она видела, как он улыбается, как он двигается, как он хмурит брови. Она слышала его ярость и его смех. Она знала, что в джинсах ему удобней, зато в костюме он чувствует себя победителем. Она знала, что он храпит по ночам и стесняется этого.Когда он злился, речь его становилась богаче, словно вдохновленная бьющим изнутри гневом.Когда он удивлялся, ему изменяло чувство юмора, и серьезность наползала на лоб, истаптывая его крупными морщинами.Когда он веселился, циничный изгиб рта разглаживала широкая улыбка, и невозможно было не улыбнуться в ответ.Вот, пожалуй, и все.Вот и все, вот и все, вот и все — билось в висках.Будто случайная, неровная тропинка, на которую шагнула по глупости, вдруг привела к родному дому — единственным верным путем.А что если там никого?! Или не ждут ее вовсе?!Женя отвела взгляд, улыбнулась тихонько и, потуже затянув пояс на халате, села за стол.Не так уж важно — ждут или нет, когда впервые в жизни точно знаешь, чего хочешь. Знаешь и точка.— Вы соблазнились все-таки яичницей? — проговорил Илья хрипло, сбитый с толку ее долгим взглядом.Секунду назад она смотрела на него, не отрываясь, и что-то удивительное творилось у нее с лицом. В ее взоре за несколько мгновений будто прошелестел календарь — осенняя усталость, зимний холод отчужденности, весенние сомнения и летняя, жаркая, страстная жажда счастья.Елки-палки, неужели он все это выдумал?! С каких пор романтические бредни лезут в голову так настойчиво и бесцеремонно, словно имеют на это право?Илья опустился на стул, недоверчиво поглядывая на Женьку.— Яичницу я не буду, но кофе с вами попью, — спокойно ответила она на его вопрос.— Отлично, — буркнул он.Только сейчас Илья осознал, что несколько мгновений назад признался ей в… Кстати, в чем? «Вы мне нравитесь». Вырвалось будто самой собой, он даже не успел понять, почему, собственно. Из-за необъяснимого смущения в ее крыжовенных глазах? Из-за молочных усиков? Из-за утренней неги, сонной припухлости ее лица?Или из-за того, что вчера ночью у нее распахнулся халат, и мир вдруг сузился до размеров тонкой полоски кожи, золотистой и гладкой?!Или потому что минуту спустя его сын не ревел, как обычно, белугой, стараясь удержать папочку рядом, а смеялся и шалил, как обычный ребенок, вместе с этой незнакомкой?!Или потому что двадцать четыре часа назад она посадила его в машину, и в ответ на его хамство вполне умело защищалась и лихо выписывала кренделя на дороге. При этом он видел, как двигаются худые, мозолистые пальцы, как подрагивает от смеха упрямый, гордо выдвинутый подбородок, как напрягается профиль, и ноздри начинают ходить ходуном, словно у норовистой кобылицы.Причин можно придумать великое множество. Или же это только поводы?И что это за слово такое — нравитесь?!Илья понимал только одно — ответов на вопросы у него нет, и где их искать, он не знает, и если бы знал, то не стал бы. Потому что она снова взглянула на него. В изумрудном блеске ее глаз таилась спокойная сила, словно могучий подводный источник даровал ей неведомую доселе уверенность.Но уверенность в чем?Ему стало не по себе.Он — тридцатишестилетний, опытный мужчина, давно приспособившийся оберегать свою независимость, — внезапно стушевался под взглядом сопливой девчонки!Быть может, все ему только кажется? Быть может, немое до сих пор воображение сейчас вдруг разоралось в полный голос, грозя оглушить на веки вечные неожиданными откровениями?!Пожалуй, он мог размышлять над этим до самого апокалипсиса. Но — благодарение небесам! — Женя нарушила тишину.— Подайте мне, пожалуйста, сахар, — мягко попросила она, все еще не отводя глаз от его лица.— Да. Да, конечно.Он вскочил и бестолково засуетился, бегая по кухне.— Сахар? Где же сахар?Он постучал дверцами шкафов, заглянул в раковину, залез в холодильник и чинно прошелся вдоль подоконника. Он не помнил, как выглядит эта штуковина, которую положено добавлять в кофе. Или в чай. А еще в варенье и, должно быть, во всякие там торты и пирожки.Наверное, так вот приходит маразм, мелькнула в голове дурацкая шутка.— Есть мед. И карамельки.Женя, улыбаясь, наблюдала за ним и не спешила помочь. Сахарница, между тем, мирно существовала на кухонной стойке, прямо у него под носом.— Может быть, хотите шоколадку? — с отчаянием простонал Илья. — Кажется, где-то был сникерс.— Нет, — веселилась Женька, — не хочу. Мне больше нравится Маркес.Илья оторопело моргнул. Это она сейчас пошутила или что?— Послушайте, — он в изнеможении уселся на стул, — я не знаю, где сахар. И забыл, что такое Маркес. Я вообще сейчас не соображаю ничего. Наверное, солнце слишком яркое, у меня голова прямо-таки раскалывается… Опять же похмелье. Пардон. Возраст и все такое…— Илья, — перебила она, — просто протяни руку и подай мне сахарницу. Пожалуйста.Он не смущался так с тех пор, когда в пятом классе Галка Прохорова случайно обнаружила в его тетради страницу, изрисованную сердечками с ее именем.Сейчас он, кажется, покраснел еще ярче. Если это было возможно.Во всяком случае, уши горели нестерпимо.Да что же это за ерунда?! Или, действительно, дело в похмелье, преклонном возрасте и нагрянувшем исподтишка маразме? В тридцать шесть лет, ага!— Держи свой сахар! — провозгласил он сердито, чуть не опрокинув злосчастную вазочку.— Ты жалеешь, что я осталась? — быстро спросила Женька.— Что? — изумился он.— Ты злишься, потому что хотел позавтракать в одиночестве, да? И предложил мне остаться только из вежливости, так?Он мгновенно овладел собой.— Не так.— Тогда давай, жарь свою яичницу и развлекай даму светской беседой.Она не узнавала себя. Ей было страшно и весело одновременно, и еще невыносимо хотелось дотронуться до него.Илья хмыкнул, покачал головой и решительно спросил:— Мне кажется, или вы со мной флиртуете?Она несколько смутилась под его насмешливым взглядом.— Просто хочу разрядить атмосферу, вот и все, — пояснила Женька, — понимаете, ваша бабушка любезно предложила мне погостить у вас пару дней. Точнее, неделю. В общем, пока у меня нога не заживет. И если вы не против, если я вам не помешаю…— Постой-ка! Ты же только что говорила мне «ты»! — перебил он с досадой, не особо вслушиваясь в смысл сказанного.Неожиданное возвращение к деловому тону рассердило его невероятно.Она смутилась еще больше. А Илья удовлетворенно хмыкнул, обретая почву под ногами.— Извините, — пролепетала Женя, — я не должна была… гм… фамильярничать.Боже, как же ей было стыдно! С чего это она вдруг решила, что с ним можно так разговаривать?! Если у нее случился сдвиг по фазе, еще не значит, что и ему также повезло. Они на разных волнах, как были, так и остаются. Куда ее понесло?!Это все папашино воспитание, сказала бы мама. Никакого понятия о девичьей скромности! Никаких запретов, вот и результат. Полное моральное разложение.Наверняка, Ираида Матвеевна присоединилась бы к этому мнению.А папа кивнул бы горделиво. Смелей, малая! Правила созданы, чтобы их нарушать! И добавил бы серьезно: «Только не на дорогах!»Нет, нет, нет, папа что-то перепутал. Правила есть правила. Нельзя играть с огнем, даже если очень хочется. И невозможно прыгнуть выше головы. И еще вот это: параллельные прямые никогда не пересекаются.Ну да, прописные истины. Куда там Женьке с ее открытием! С этим ее знанием, обрушившимся на голову, проскользнувшим по капиллярам и выдавившим из сердца залежи безнадеги.Нашлась тоже Знайка! И раньше доводилось врезаться в пространство чужих глаз, и ничем хорошим это не заканчивалось. Почему сейчас она безоговорочно поверила? И кому поверила?Самой себе, обретшей новую планету и с восторженностью первоклашки готовой начать новое летоисчисление.Просто потрясающая балда!Пока она посыпала голову пеплом, Илья совершенно овладел собой.— Так что же? Кажется, ты хотела спросить у меня о чем-то.— Я?Она залпом допила молоко. Он молчал, выжидая.— Спросить у вас? — уточнила еще раз Женя.— У нас, у нас, — подтвердил Илья и уселся рядом с ней, наплевав на яичницу, яркое солнце и погожий денек, в который еще пять минут назад тянуло окунуться с головой.Женя рассматривала собственные пальцы и старалась сохранять независимый вид. Она снова ничего не понимала в этой жизни. И очень боялась встретиться с ним глазами.Он — та самая прямая, которая всегда будет идти другим путем.Тогда почему она до сих пор сидит здесь, вместо того чтобы спрятаться во дворе, где полным-полно родственников, хорошенько забаррикадироваться и на безопасном расстоянии от него провести с самой собой воспитательную работу?!Чтобы никаких иллюзий. Никакой надежды.Параллельные прямые не пересекаются. Надо бы повторить это еще раз двести, вдруг поможет?Илья заговорил, не выдержав ее смущенного сопения:— Ты остановилась на том, что пыталась разрядить обстановку. Надо заметить, у тебя получилось не слишком хорошо.Черт его знает, что он хотел этим сказать! А главное — какого ответа ожидал!— Я пойду, ладно? Приятного аппетита. У двери она обернулась.— Вы не против, если я останусь на пару дней? Мне очень неловко, но я не могу сейчас уехать. Ваша бабушка… Впрочем, я говорила уже об этом. Кроме вас, никто не возражает. Но ведь вы работаете… То есть, вы человек деловой, может, я вам помешаю или чем-то раздражать стану. Вы скажите сразу, пожалуйста. Честное слово, я постараюсь не попадаться вам на глаза и…— Честное слово?! — вдруг психанул он и шарахнул кулаком по столу. — Да плевать я хотел на твое честное слово! Если ты еще хоть раз скажешь мне «вы», я тебя в ясли отведу, понятно?!Женя испуганно отшатнулась.— Понятно тебе? — остервенело переспросил он. Она кивнула, ни черта не соображая.— Свободна! — рявкнул Илья и, отвернувшись, грохнул сковородку на плиту с такой силой, что с потолка посыпалась побелка. * * * Не жуя, он глотал пересоленный омлет и очень внимательно разглядывал стену напротив. Там, на стене, была известна каждая трещинка.Может, лучше повернуть стул и в окно любоваться?!Все-таки не часто ему выпадает такая возможность. Позавтракать в тишине, глядя во двор, где развлекается семья.И чужая девица в придачу.Он едва не набросился на нее. Ему хотелось, очень хотелось наброситься. Сграбастать одной рукой узкие загорелые плечи, другой вжаться в хрупкие позвонки и очутиться совсем рядом с ней. Так рядом, чтобы между ними ничего не было.Нет. Как раз наоборот. Чтобы между ними оказалось все.Это утро, и тысячи других. Прошлая ночь, и ее повторения. И то, чего еще не было, но что так отчетливо и неизгладимо представилось ему минуту назад.Он некоторое время возил вилкой по тарелке, пока не обнаружил, что там пусто.Заварил кофе, выпил с отвращением и налил себе молока.С чего он так завелся, спрашивается?Она ведь даже не в его вкусе. Илья хмыкнул, застигнутый врасплох этой мыслью. А кто в его вкусе? Рита? Или, может быть, бывшая жена? Та, которая от скуки стала бегать налево, да направо не стеснялась, и зигзагами научилась передвигаться. Чтобы и вашим, и нашим.И, в общем-то, была права. Не с Ильей же ей в офисе сидеть или дома вышивать гладью. Справедливо.Он это еще тогда понял, давно. Так что развод прошел, как принято выражаться, безболезненно. Но с последствиями. Эти самые последствия засели в печенках и оттуда управляли его жизнью. И ему это нравилось, черт побери! Потому что так легче, и не надо бояться и думать, как бы сказать, чтобы не обидеть, как бы поцеловать, чтобы с продолжением, как бы сохранить то, что успел завоевать, и при этом самому оставаться целым. Вернее, свободным.Он вполне обжился в этой своей новой роли циника, скептика и бог еще знает кого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33