» – подумала Делия). – Мы устали менять то, что есть. Ди, я готов приступить к готовке.
Когда Делия шла к дому, она слышала, как Элеонора говорила:
– Ну я не знаю, сынок. Для меня эта твоя жизнь кажется слишком расточительной, с этой вашей запеченной спаржей и жареным фазаном.
– Цыпленком! – крикнула Делия.
Элиза, должно быть, тоже это слышала, потому что, когда Делия вошла, усмехнулась.
– Ты все ему отнесешь, – простонала Делия. – Я больше не выдержу ни минуты.
– О, ты принимаешь все слишком близко к сердцу, – сказала Элиза, подходя к холодильнику. Казалось, сестра находит Элеонору чуть ли не забавной. Но ведь Элиза не была невесткой Элеоноры. Ей каждый день не ставили в пример свекровь с ее крепким бюстом, чековой книжкой, в которой двенадцать колонок, и одноразовыми пакетами для бутербродов, которые она моет и сушит.
Не приходило ли Сэму в голову, что у Делии было нечто общее с его отцом?
Она собрала десять серебряных столовых приборов и пошла в столовую. Сюда слабо доносились звуки со двора, и Делия могла вернуться мыслями к Эдриану. Она обошла стол, заворачивая ножи и вилки в салфетки и вызывая в памяти прикосновение пальцев Эдриана на своем воротнике, его теплое дыхание, когда он целовал ее. Но вдруг поняла, что больше не помнит ощущение поцелуя. Вмешательство Элеоноры, должно быть, убивало в ней все чувства, точно так же, как в былые дни, если звонил телефон, когда они с Сэмом занимались любовью. Она, мягко говоря, сходила с дистанции и уже не могла на нее вернуться.
Делия вернулась на кухню и увидела, что Элиза в задумчивости стоит перед застекленным шкафом.
– Что мы хотим? – спросила ее Элиза. – Холодный чай или вино?
– Вино, – не задумываясь выбрала Делия.
На заднем дворе уверенный голос Элеоноры вопрошал:
– Как давно ты проверял цены на спаржу?
– Она не особо дорогая, – примирительно говорил Сэм.
– Да они до небес взвинчены, – заводилась Элеонора. – Но как раз это у нас будет сегодня на ужин: спаржа и зажаренный павлин.
Элиза была единственной, кто рассмеялся.
Ужин запоздал. Сперва Линде и Сьюзи потребовалась уйма времени, чтобы забрать близняшек из бассейна, потом Рамсэй не появился даже в семь, хотя честно обещал быть дома в шесть, и пришел со своей бледной подружкой на буксире и ее молчаливой шестилетней дочкой. Племянниц это, конечно, позабавило, но Делия была в ярости. Было же ясно сказано, что сегодня вечером будет ужин в семейном кругу. Тем не менее мать не решилась напускаться на Рамсэя при всех. Подавив гнев, она, прежде чем позвать всех за стол, поставила помимо прочих одинаковых два разных запасных стула.
Велма, подружка сына, была миниатюрной, похожей на эльфа женщиной с вызывающей фигурой, которую подчеркивали обтягивающие белые шорты. Делия вроде бы понимала, чего она добивается. С одной стороны, когда девушка вошла в гостиную, то сразу направилась к отдельно стоящему креслу, как будто привыкла держаться в стороне. С другой, в ней было столько жизни, что даже у Кэролла – разумеется, и у Кэролла – в ее присутствии загорались глаза, а Сэм предложил ей самый большой кусок цыпленка («Вам нужно побольше есть», – сказал он, что было для него совершенно нетипично). Затем она расположила к себе Линду, изумившись именам девочек.
– Я просто помешана на французских именах, я и свою дочь назвала Розали, – сказала она. – Черт, как бы я хотела поехать во Францию. Я ведь дальше Хэгер-стауна не выезжала, ездила туда несколько раз на шоу парикмахеров.
Велма была косметологом и работала в парикмахерской, где были и женский и мужской залы. Там они и познакомились с Рамсэем – он пришел сделать стрижку и пригласил ее на чай в дом своего приятеля, тоже первокурсника. Теперь сын гордо сидел рядом с девушкой, положив руку на спинку ее стула, и весь сиял, глядя на свою семью за столом. Хотя Рэмсей и был невысок ростом (этим он пошел в отца Делии), рядом с Велмой он казался мужественным и представительным.
– Хотя прошлой осенью я ездила в Питсбург на конференцию, посвященную окрашиванию волос, – вспомнила Велма. – Я осталась там на ночь, а Розали была с моей мамой.
Розали склонилась над очередным блюдом, подняла на Велму огромные прозрачные глаза и посмотрела на мать, как Делии показалось, с отчаянием.
– В нашей парикмахерской буквально все умеют красить волосы, – продолжала Велма. Обращалась ли она к Элеоноре или ко всем? Элеонора ободряюще кивала, на ее лице читалось самое благодушное выражение. – Некоторым людям лучше краситься в холодные оттенки, а некоторым – в теплые, – поделилась опытом Велма, – и им никогда, никогда не следует их менять, хотя вы бы удивились, узнав, сколько людей пытались.
– Дорогая, зависит ли это от темперамента? – спросила Элеонора.
Но в тот же момент Элеонору отвлек Сэм, протягивая ей блюдо.
– О, мерси, Сэм, – поблагодарила она. – Но это не совсем то!
– Я думал, ты просила грудку.
– Да, просила, но только небольшой кусочек. Такой огромный я не съем.
Он подцепил на вилку еще один и протянул ей:
– Этот подойдет?
– И этот огромный!
– Мам, но меньше нет.
– А нельзя просто отрезать половину? Мне никогда этого не съесть.
Он положил мясо назад в блюдо, чтобы разрезать.
– У одной женщины, – рассказывала остальным Велма, – когда она пришла к нам, волосы были розовыми, и я ей говорю: «Мадам, вы так не правы, к вашему оттенку кожи идут только холодные тона». А она говорит: «О, но поэтому-то я и тяготею к теплым. Мне нравятся противоположности». Я просто не могла ей поверить.
– Сэм, дорогой, здесь в шесть раз больше спаржи, чем я могу съесть, – продолжала капризничать Элеонора.
– Мама, здесь три стручка. Как я могу положить тебе в шесть раз меньше?
– Мне бы полстручка, если не сложно.
– Знаете, – обратилась Велма к Элизе, – вам бы очень пошел оттенок «маджента». С вашими угольно-черными волосами. Этот загар вас не слишком освежает.
– Так или иначе, мне нравится загар, – отрубила Элиза, как будто это было ее кредо.
– Бьюсь об заклад, что Сьюзи уже определилась с цветами. Правда? Цвет морской волны – это что-то.
– Я это первый раз надела, – сказала Сьюзи, но ее лицо расплылось в довольной улыбке.
– Я наряжаю Розали только в цвет морской волны или близкие ему оттенки. Во всем остальном она выглядит блекло.
– Сэм, мне не хочется показаться несносной, – вступила Элеонора, – но я хочу передать тебе свою тарелку назад. Оставь мне крохотную порцию картофельного салата и отдай остальное кому-нибудь еще.
– Ну, мама, просто оставь его там.
– Но, дорогой, его слишком много.
– Тогда почему бы тебе не съесть, сколько захочется, и оставить лишнее.
– Нет, ты знаешь, как я ненавижу, когда еда пропадает.
– Тогда просто подавись этой проклятой едой, мама.
– Господи, – простонала Элеонора. Зазвонил телефон.
– Кэролл, ты не мог бы взять трубку? Если это пациент, скажи, что мы едим, – обратилась к сыну Делия, хотя знала, что от пациента будет нелегко отделаться.
Подросток поплелся на кухню, бормоча что-то про «взрослые звонки», а Делия откусила кусочек от ножки. Мясо оказалось сухим и жестким, как доска, оттого что его передержали в духовке.
– Это тебя, мам, – сказал Кэролл, высовываясь из двери.
– Ну, узнай кто и спроси, могу ли я перезвонить.
– Он говорит, что это по поводу машины времени.
– Машины времени? – спросил Сэм.
– Я вернусь через минуту. – Делия встала, откладывая в сторону салфетку.
– Кто-то хочет продать тебе машину времени? – спросил Сэм.
– Нет! Насколько я знаю, нет. Или, я не знаю... – Она опустилась назад на свое место и попросила сына: – Скажи ему, что нам ничего не нужно.
Кэролл убрал голову.
Делии показалось, что кусок цыпленка застрял у нее в горле. Она взяла корзинку с булочками и предложила:
– Тереза? Мари-Клер? Возьмите и передайте остальным, пожалуйста.
Когда Кэролл вернулся за стол, мать на него даже не взглянула. Вслед за булочками она передала по кругу масленку и только потом подняла глаза, чтобы встретиться с внимательным взглядом Элизы. Вот кого нужно было остерегаться. Иногда сестра бывала слишком догадливой.
– Этот фарфор принадлежал вашей прабабушке, – говорила близняшкам Линда. – Ее звали Синтия Рамсэй. Она считалась первой балтиморской красавицей, и весь город гадал, почему она дала согласие этому коренастому никчемному коротышке, Исайе Фелсону. Но он, видите ли, был врачом и пообещал, что если она станет его женой, то никогда не заболеет туберкулезом. Просто почти все в ее семье умирали от туберкулеза. Наверняка поэтому прабабушка вышла за него, и они переехали в Роланд-Парк, и оба до конца дней были здоровы как быки и к тому же родили двух здоровых детей, один из них был вашим дедушкой. Вы же помните дедущку?
– Он не разрешал нам кататься по дому на роликах.
– Точно. Так или иначе, ваша прабабушка к свадьбе заказала фарфор из Европы, эти самые тарелки, с которых вы сегодня едите.
– Кроме Розали, – сказала Мари-Клер.
– Что, милая?
– У Розали тарелка не из свадебного фарфора.
– Нет, та что у Розали, из магазина «К-март», – заметила Линда и передала масло Элеоноре, не замечая, как глаза Розали стали еще более водянистыми, чем обычно.
– Господи, мне не нужно масла! – взвизгнула Элеонора.
Почему Эдриан ей позвонил, гадала Делия. Как это на него не похоже. Должно быть, он хотел сказать что-то жизненно важное. Следовало ответить на звонок.
Она пойдет на кухню за водой или еще за чем-нибудь и перезвонит ему.
Делия встала, взяв кувшин для воды, и тут позвонили в дверь. Она застыла на месте. Первой ошеломляющей мыслью было, что это – Эдриан. Приехал, чтобы увезти ее, не слушая возражений. В голове быстро разыгрался весь сценарий: осиротевшая семья, которую она оставила, ночное путешествие с ним (в коляске, запряженной лошадьми) и благословенная совместная жизнь в залитой солнцем белой комнатке где-то на средиземноморском побережье. В это время Сэм со словами «Я миллион раз им говорил...» поднялся и направился в прихожую, решив, должно быть, что пришел пациент. Ну, может, так оно и было. Делия осталась стоять, прислушиваясь.
– А у Розали вместо салфетки простая бумага, – сказала одна из близняшек, и Делии захотелось превратиться в летучую мышь, чтобы слышать, что происходит у порога.
Это была женщина. Старая, гориллоподобная женщина, которая говорила что-то неразборчивое. Так. Значит, пациентка. Делия почувствовала большее облегчение, чем ожидала, и спросила: «Ну, что принести с кухни?» Но прежде чем она развернулась, чтобы уйти, Сэм вернулся вместе со своей посетительницей. Слегка за семьдесят, рыхлая и морщинистая, с крашеными черными локонами, темно-красной помадой, абсурдно маленькими туфлями с открытым носом, которые едва выглядывали из-под подола бесформенного черного платья. Пухлыми пальцами в кольцах она вцепилась в жесткий ридикюль, в ушах у дамы были бриллиантовые каплевидные сережки. Все это Делия разглядела, одновременно заметив ошеломленное лицо Сэма, маячившего за плечом женщины.
– Ди? – позвал он. – Эта женщина говорит, что...
– Вы – миссис Делия Гринстед? – спросила женщина.
– Ну да.
– Я хочу, чтобы вы оставили в покое мужа моей дочери.
За столом все как будто замерли. Делия почувствовала обостренное внимание окружающих, хотя и старалась смотреть прямо на женщину. Она сказала:
– Я не представляю, о ком вы говорите.
– Вы знаете, о ком я говорю! О моем зяте, Эдриане Блай-Брайсе. Или по-прежнему не представляете? Или у вас столько ухажеров, что вы уже не отличаете одного от другого?
Кто-то прыснул. Рамсэй. Делия слегка смутилась и попыталась достойно ответить. Однако промямлила лишь:
– Миссис, м-м-м... я правда...
В этот момент она ненавидела свой голосок маленькой девочки.
– Вы разрушаете счастливый брак, – сказала старая женщина. Она стояла у дальнего конца стола, как раз позади пустого кресла Сэма. Дама уставилась на Делию из-под ресниц, которые были настолько густо накрашены, что отбрасывали тень на лицо. – У них, как у любой молодой пары, могут быть разногласия, – продолжала она, – но они стараются все уладить, говорю вам! Они снова встречаются, он об этом упоминал? И уже дважды ужинали в ресторане, где состоялась их помолвка. Даже думают, что, может, им стоит завести ребенка. Но что я вижу каждый раз, когда смотрю из окна своего дома? Вашу машину, припаркованную на другой стороне улицы. Я вижу, как вы целуетесь с ним перед домом, как обнимаетесь, как вы не можете от него оторваться, как поднимаетесь с ним по лестнице, чтобы встать перед окном в спальне, а все соседи на вас глазеют.
Теща Эдриана жила в доме напротив?
Делия почувствовала, что ее кинуло в жар. Все сидели как громом пораженные.
– Делия, тебе что-нибудь об этом известно? – тихо спросил Сэм.
– Нет! Ничего! – закричала она. – Она все выдумывает! Она меня с кем-то перепутала!
– Тогда, что это такое? – Старуха начала рыться в своей сумочке. Та закрывалась на какой-то мудреный замок, и казалось, прошла вечность, прежде чем она смогла открыть его, а все следили за ней в полной тишине. У Делии перехватило дыхание. Она готовилась к тому, что из сумочки появится все что угодно, – что-то грязное и порочное, связанное с сексом, хотя что именно это могло быть? Но женщина вытянула только обрывок фотографии. – Видите? Видите? – воскликнула она и подняла его вверх и медленно показала всем справа налево.
Это был полароидный снимок, настолько засвеченный, что казалось, будто на нем ничего нет, кроме какого-то темного квадратика. Но только когда снова раздалось прысканье Рамсэя, Делия поняла, что она в безопасности.
– Ну, – сказал Сэм, – можете не беспокоится, я уверен, что ваша дочь очень счастлива в браке... – И очень бодро направил даму к дверям. – Могу я проводить вас до машины? – спросил он.
– О… Ну... да, наверное... да, может быть. – Старуха по-прежнему возилась со своей сумочкой, но позволила Сэму проводить ее. Она шла, держась за руку мужчины так растерянно, так неуверенно, что Делия внезапно почувствовала к ней жалость.
– Кто это был?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50