И то, что, когда она произнесла свои недвусмысленные слова насчет готовности отблагодарить, он не сказал ничего лишнего. Просто заметил, что дома ей какое-то время появляться не стоит — и вообще не стоит светиться. Но раз ей так надо домой, ее сейчас отвезут и подождут, пока она сделает все, что ей надо сделать, а потом привезут к нему. На эту ночь.
И ей это тоже понравилось — то, что он подчеркнул слово «эту», трезво и прагматично и даже цинично подчеркнул. И как он все это сказал, тоже понравилось, — властно, ни на секунду не сомневаясь, что все будет по его. Вызвав напрочь забытые за последние два дня ощущения — обильную влажность внизу и медленно растущее возбуждение.
А потом он вывел ее и передал тем двоим, что привезли ее сюда, — предварительно отозвав их в сторону и что-то сказав. И темно-синяя «БМВ» понесла ее к дому. И ей было так хорошо, и все плохое отступало куда-то на задний план, и она ничего не вспоминала и ни о чем не думала — просто сидела на мягком кожаном сиденье и курила, бессмысленно глядя в окно. Ничего не видя, так и не поняв, где находился ресторан и даже этим не интересуясь. Отвечая весело и кокетливо на редкие вопросы двоих сопровождающих. Отметив только, что они вежливые такие и внимательные, и вообще приятные очень, — и прекрасно зная причину такого их поведения.
Они даже довели ее до квартиры — она отказывалась, но тот, кто вел машину, Андрей, сказал, что им поручили сделать именно так. И даже собирались ждать ее тут, у двери, и она запротестовала, объясняя, что ей минимум два часа надо, а лучше три, и, может быть, они заедут за ней потом, а она посидит тут тихо, не будет подходить к телефону и никому открывать не будет. Но оба покачали головами мрачно, и второй, Юра, сказал серьезно, что они будут ждать, — сколько надо, столько подождут, у них работа такая.
В итоге она их впустила — понимая, что их общество ничем ей не грозит. И они сидели на кухне, о чем-то своем разговаривая, сами себе сделав кофе, — а она долго стояла под душем, с наслаждением смывая с себя те почти двое суток, что не была в ванной. И разумеется, погладила себя, доведя до оргазма, — потому что все время думала о том, что будет вечером, и представляла себя под ним, над ним и перед ним, и ждать до вечера без разрядки было бы слишком мучительно.
Странно — но она уже не чувствовала ни усталости, ни разбитости. Отпусти он ее просто, она бы лежала сейчас пластом, не в силах пошевелиться, тяжело отходя от случившегося с ней, — а тут была полна энергии, словно его желание пробудило ее к жизни. И не вспоминалось ничего, и не думалось ни о чем — кроме того, что будет вечером. Кроме того, как лучше накраситься, каким лаком попользоваться, что надеть. И единственное, что огорчало, — то, что Вика забрала ее сумку с вещами. А значит, выбор у нее невелик — бежевое кожаное платье от Мюглера с длинными рукавами либо черное шерстяное платье от него же. И то и то жутко красивое, но не слишком подходящее для погоды.
Но зато можно было утешить себя тем, что она наденет платье только затем, чтобы очень скоро его снять, — так что соответствие одежды погоде значения не имеет. И будь это удобным, она бы вообще приехала к нему в своей короткой норковой шубке, надев ее прямо на голое тело, — и сразу сняла бы ее, как только вошла бы в квартиру. Но наверное, не стоило выставляться в таком свете перед его людьми — да и он мог не так понять, это, наверное, слишком сильно было для первого раза.
А так ее ничто не беспокоило — даже телефонные звонки. Она вздрогнула, правда, когда телефон зазвонил в первый раз, — и тут же приглушила до минимума звук на автоответчике и самом аппарате. Просто чтобы не отвлекаться от волнующих предвкушений. И больше на него не реагировала — хотя телефон еще попискивал несколько раз и автоответчик щелкал. А ей было даже неинтересно, кто это ее беспокоит, — это могло подождать до завтра. Или еще дольше подождать.
Было около восьми, когда они вышли. И ее почему-то возбудило то, что она, такая ждущая секса, такая готовая к нему, такая ухоженная и благоухающая Мюглером, такая по-детски гладкая под платьем, интимно смазанная голубым мюглерским кремом, жирно увлажнившим обработанный бритвой кусочек тела, — что она такая идет в сопровождении двух серьезных мрачных типов к дорогой машине, которая повезет ее сейчас к главному отрицательному персонажу, жестокому, злобному и жутко похотливому. По его приказу повезет и без ее согласия. И все внизу начало сжиматься сладко и истекать влагой.
Но она и без этого была очень сильно возбуждена — так сильно, как очень давно не была. Может, потому, что осознавала где-то глубоко внутри, что если бы не он, ей бы, возможно, очень долго не пришлось заниматься сексом — а может, потому, что страх и переживания и депрессия последних суток с лишним, заполнившие ее до отказа, трансформировались сейчас в сексуальное чувство, сделав его фантастически сильным. Чтобы выплеснуться из нее сегодня вечером — и уйти навсегда. Оставив ее такой, какой она была до того, как все началось.
Они так хитро ее провели вниз — один спереди и один сзади, — а потом она замешкалась, поправляя платье, и они вышли первыми, направляясь к машине, оставленной в переулке, потому что во двор они заезжать не захотели. А она не спеша шла за ними — не увидев припаркованный прямо напротив въезда во двор знакомый уже джип.
— Э, подруга, — ты собралась-то далеко? — Злобный голос длинного прозвучал неожиданно, но она не вздрогнула, не испугалась, а лишь оглянулась недоуменно. Даже будь она одна сейчас, ему бы не удалось сразу вернуть ее в недавнее прошлое, заставить ее, такую радостную сейчас, такую счастливую, почувствовать себя испуганной и униженной. Потому что она слишком многое пережила, она уже попрощалась со всем и ни на что не рассчитывала — а теперь, освободившись, стала другой немного. Потому что прошлое ушло навсегда, отсеченное ее спасителем — теперь он стоял между ней и ее прошлым, защищая ее от него. По собственной инициативе защищая. И куда надежнее, чем кто-либо другой. — Сюда иди, слышь? Ты че к телефону не подходишь — оглохла, что ль?
Он вылез из джипа, демонстративно медленно вылез, чувствуя себя хозяином положения. И встал, глядя на нее, как на грязь под ногами.
— Я че сказал — сюда иди! — повторил громко, заставив ускорить шаг проходящего мимо мужчину. Она лишь позже порадовалась, что все произошло именно там, — он в переулке стоял, а она выходила со двора, и не было рядом ни открытых окон, ни оставшихся позади бабок, оккупировавших скверик. — Повторять надо?!
— Ты базар-то фильтруй, уважаемый, — донеслось сбоку, и длинный чуть не подпрыгнул, резко поворачиваясь в ту сторону, где стоял тихо подошедший к нему Андрей — большой, крепкий, может даже, чуть полноватый, с широким круглым лицом и почти без шеи. — Зачем же с девушкой так грубо — за такие слова и ответить ведь можно…
Длинный не видел, что второй, Юра — почти копия Андрея, может, чуть похудее только, — уже обогнул джип, рывком открывая водительскую дверь, оказываясь лицом к лицу со смотревшим в ее сторону маленьким. Длинному было достаточно и того, кто стоял перед ним, чтобы сразу утратить гонор, и стать меньше ростом, и попятиться назад, оглядываясь на джип, словно моля маленького прийти на помощь. Не замечая метнувшуюся к нему руку, ухватившую за пиджак.
— Э, ты че — ты кто такой-то? — начал обиженно длинный, когда кулак Андрея коротко врезался ему в живот, сгибая пополам, — а в следующую секунду Андрей, приобняв его этак по-товарищески, словно напившегося приятеля, потащил к джипу. Оглядываясь быстро по сторонам, запихивая длинного на заднее сиденье и залезая вслед за ним.
А она стояла растерянно, не зная, что ей делать, чувствуя, как понемногу улетучивается настроение, — просто потому, что испугалась, что они уедут сейчас с этими и оставят ее здесь, и предвкушения не оправдаются. И улыбнулась с облегчением, когда Андрей вылез обратно, кивая ей на «БМВ», вытаскивая из кармана сотовый.
— Двое от Никиты — у дома ее. — Он говорил тихо, но она услышала, когда подошла ближе. — Да, ее ждали. В джипе они своем — с Юрком, он на контроле там. Говорят, знакомая их — в кабак свозить хотели. А мы им то же самое. Нет, никто ничего — обижаешь. Да самый центр — Покровка. Не, туда могут не поехать, поближе бы. Во, класс — минут через двадцать будем. Лады.
Он отключился, быстро набирая другой номер.
— Это я, Юрок. В кабак наш. Этим скажи, что здесь тереть не надо, — в кабаке перетрем, с нас кабак. Если не правы — извинимся и девчонку отдадим, че, мол, пацанам из-за телки на конфликт идти. Разведи их, по ушам поезди, мол, познакомились с девчонкой на улице час назад, вот заехали за ней, чтоб в казино свозить, а тут они. А сейчас приедем, место наше там, и телок куча — на всех хватит. Закинь, что если эта так нужна — ну так отдадим после кабака, на принцип не пойдем. Скорешись, короче, чтоб без шуток по пути, — но по мобиле базарить не давай, скажи, что, мол, решим сами полюбовно, зачем чтоб знал кто-то. И без имен, слышь? Той дорогой, какой сюда ехали — дворами, а там на набережную. Ты впереди.
Он сунул мобильный в карман, молча садясь в машину и трогаясь вслед за джипом. Глядя сосредоточенно перед собой — не обращая на нее внимания.
— Вы хотите меня им отдать? — спросила тихо, ощущая, как каменно ворочается язык, отчаянно надеясь, что плохо расслышала. Зная, что со слухом у нее все в порядке. — Это.. — это Игорь так сказал?
— Да не волнуйся! — Он повернулся к ней на мгновение, подмигивая. — Надо ж сказать им что-то — Юрок там с ними один, что он, стрелять будет, если эти ехать не захотят или шутить на дороге начнут? Ребята, видишь, крутые, горячие, а тут у них стволы отобрали, одному по кишкам надавали, обиделись они. Ну не здесь же с ними толковать — народ же кругом…
— Может быть, я вам мешаю? — спросила негромко, когда они проехали в тишине уже минут пять — Может, вы меня высадите? Я не думала, что они тут будут. Это те самые, которые меня подкараулили у дома и на кладбище увезли, а потом обещали убить, если… Мне жаль, что у вас из-за меня проблемы, — у вас и у Игоря…
— Да никому ты не мешаешь! — бросил он, стараясь держаться как можно ближе к джипу. — Сейчас отвезем их кое-куда, там людям отдадим — и вперед, к Игорехе, он уже к дому подъезжает, там нас ждать будет. Ты не переживай: сказал Игореха, что ты с нами, — значит, все. А крутые эти — не твоя забота, с ними другие люди решат.
Ей вдруг снова стало легко — почти так же, как было до появления длинного. И она отвернулась, закуривая, приоткрывая окно — глядя в него и ничего, как всегда, не видя. Старательно вытесняя из головы длинного и его напарника и вообще все мысли — наслаждаясь уютом дорогой машины, запахом кожи и свежего ветерка, вкусом кисловатого дыма. И своим телом — таким упругим, молодым, аппетитным телом с маленькими грудками и дерзкой попкой, недлинными, но стройными ножками и припухшей полоской между ними.
И напрочь потеряла ощущение времени. Не замечая, как они выехали на набережную и двинулись в сторону Лужников, и ушли направо потом, подъезжая к тому ресторану, в котором она уже была сегодня, только с другой стороны. Очнувшись, лишь когда хлопнула дверь, — видя, как все четверо стоят около джипа, а вокруг безлюдный тихий двор, и до ближайшего дома, скрытого деревьями, довольно далеко.
— Да нормальные пацаны, — негромкий голос Юры доносился до нее отчетливо. — Ты прикинь — от Никиты они. Во как бывает — братва из-за девчонки схлестнулась. Ладно, ща отдохнем, перетрем, и все дела.
— От Никиты? — В голосе Андрея слышались недоверие и презрение. — Ну да — как взорвали Никиту, теперь все от него будут. У Никиты пацаны дерзкие, а эти…
— Да не, братва, с Никитой мы, без бля, — вот хоронили его на днях, — быстро вставил длинный. Его не загораживал никто, она хорошо его видела — совсем другого, совсем не такого, каким был с ней, но зажатого, съежившегося, заискивающего, совсем растерявшего всю Свою крутость. — А девчонку — да оставьте себе, че она нам? Сегодня мы, завтра вы — че, не сойдемся?
— Это дело, — заметил рассудительно Юра. Но Андрей перебил его грубо:
— Ты слушай их — от Никиты они! Как же, от Никиты! Я Никитиных видал…
— Да кончай гнать — я тебя на стрелке видел, когда Сашок на Саввин банк наехал, — веско уронил маленький, невидимый ей отсюда, загораживаемый ее спутниками, но, судя по тону, явно не боящийся никого, оказавшийся куда более сильным, чем длинный. — В мае стрелка была у Лужников — забыл? А сейчас, братва, стволы вертайте и мобилы — и девку тоже. Проблемы есть — на завтра стрелку забьем. Хоть здесь, хоть где. Мобилу давай — при тебе своим наберу, а ты своим.
— Ну ты че, братан, — че за базар такой? Мы ж одно дело делаем — а ты стрелки забивать собрался? — ласково укорил его Юра. — А стволы отдадим — в «бээмвухе» стволы. Ты мне скажи — разрешение-то есть на волыны? У нас вот есть, а у вас? Так же мусора тормознут, и все, вилы. Ну как волыну без бумаг таскать?
— Да не, не от Никиты они, — снова перебил его Андрей. — Те бы уже в горло вцепились, а эти че? Одному по кишкам дали — притих. Второму волыну к башке приставили — тоже молчок. Да были б от Никиты, что, ехали бы сюда как бараны?
— Базар фильтруй! — Маленький, такой тихий всегда по сравнению с длинным, молчаливый и незаметный, сейчас выходил из себя. То есть делал именно то, чего, как ей казалось, от него ждали, намеренно ставя под сомнение его, так сказать, принадлежность. — Базарить завтра будем — а ща стволы вертайте и валим мы. Вместе с телкой валим — для дела нужна, не для койки. Старшему своему скажете, что завтра стрелка, здесь, в двенадцать.
— Нуты, в натуре, даешь! — В тоне Юры, стоявшего к ней спиной, было наигранное изумление. — Мы тебя в кабак зовем по соточке махнуть за знакомство, а ты че, брезгуешь? Не, ты че, а? Ну огорчил, братан, — в натуре огорчил…
Ей показалось, что они специально так делают — играя в хорошего и плохого. Именно поэтому они, показавшиеся ей такими согласованными и единодушными и вообще чуть ли не близнецами, вели себя сейчас так по-разному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51