– Ну, это я и пытаюсь выяснить. Да ладно, Купер, что может случиться на Пэнси-балу? Не попытается же он при всех что-нибудь со мной сделать.
– Нет, не попытается, – сказал Купер. – Потому что я глаз с тебя не спущу.
Я заморгала. Что он сказал?
– Ты… так ты пойдешь со мной?
– А что мне делать?! Если я не буду за тобой присматривать, неизвестно, что упадет тебе на голову в следующий раз.
Купер отложил почту, и его голубые глаза впились в меня, как два прожектора.
– И потом, я по глазам вижу, ты все равно раздобудешь билет, даже если для этого тебе придется соблазнить какого-нибудь ничего не подозревающего бедолагу с геологического факультета.
Я была ошеломлена. Купер идет со мной на Пэнси-бал! Купер Картрайт ведет меня на бал!!! Это же почти что… гм свидание!
– Ох, Купер! – выдохнула я. – Спасибо тебе огромное! Ты не представляешь, как много это для меня значит!
Но Купер уже шел к себе в кабинет, качая на ходу головой. Свои мысли он держал при себе, но я была абсолютно уверена, он, в отличие от меня, не раздумывает в панике, что же ему надеть.
Все-таки мужчинам живется гораздо легче.
20
Неправильно все, что я говорю,
Ты все понимаешь неправильно,
Неправильно думать, что я тебе вру,
Пойми же хоть раз меня правильно!
«Неправильно понятый». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Дитц/Райдер. Из альбома «Лето». «Картрайт рекордс»
Весь оставшийся день я с нетерпением ждала вечера.
Все интересовались здоровьем Джордана, и мне было стыдно, что я даже не знаю, как он себя чувствует, поскольку с тех пор, как мы ушли из больницы, мои мысли занимали совсем другие вещи. Чего стоит одна встреча с детективом! Или предстоящее свидание (ну, ладно, почти свидание) с мужчиной моей мечты! А еще мне нужно было решить, что надеть на бал.
Я все же позвонила в больницу Святого Винсента. Меня раз пять переключали с одного телефона на другой – из соображений конфиденциальности, ведь Джордан – звезда. В конце концов нашелся человек, который, убедившись, что я из газеты, и что я – это я (пришлось даже спеть пару строчек из «Сахарной лихорадки»), сообщил, что состояние Джордана оценивается как хорошее и врачи надеются на его скорое выздоровление.
Когда я пересказала это Рейчел, она обрадовалась:
– Очень хорошо! Я ужасно волновалась. Хизер, тебе здорово повезло, что горшок упал на Джордана, а не на тебя.
Магду прогноз врачей обрадовал куда меньше.
– Очень плохо, – напрямую заявила она. – Я надеялась, что он умрет.
– Магда! – вскричала я в ужасе.
– Ох, ты только посмотри на моих кинозвездочек! – Магда повернулась к компании студентов, которые пришли на обед. Приняв у них обеденные карточки и пропустив через сканер, Магда снова посмотрела на меня. – Так ему и надо, хорошо, что он получил по голове.
Счастливая Магда: для нее все делится на черное и белое. Америка – великая страна, кто бы что ни говорил, а если певец изменяет своей подружке, то он вполне заслуживает, чтобы ему на голову упал цветочный горшок. И никаких вопросов.
Я позвонила Пэтти, она была рада услышать мой голос. По-видимому, Пэтти не на шутку перепугалась, когда перешла дорогу и увидела кровь на тротуаре перед Фишер-холлом. Она решила, со мной что-то случилось. Чтобы успокоиться, ей пришлось двадцать минут просидеть в кафе и съесть два шоколадных батончика, которые ей всучила Магда. Только после этого немного пришла в себя, поймала такси и поехала домой.
– Хизер, ты не передумала насчет образования? – с тревогой спросила Пэтти. – Фрэнк мог бы устроить тебе встречу с нужными людьми на студии…
– Большое спасибо, – сказала я, – только вряд ли нужных людей со студии обрадует, что большая часть моих выступлений проходила в торговых центрах.
– Им будет все равно, я уверена, – воскликнула Пэтти.
Конечно, мне приятна ее забота, но как раз такие вещи для студий очень важны, это я успела понять.
– Может, мы сумеем устроить тебя на роль в мюзикле, – продолжала Пэтти. – Выступает же в мюзиклах Дебби Гибсон… Да и другие звезды…
– Пэтти, здесь ключевое слово – «звезды», а я сейчас не звезда.
– По-моему, тебе не стоит работать в этом общежитии. Слишком опасно. То девушки погибают, то на людей падают цветочные горшки…
– Ох, Пэтти, со мной ничего не случится.
– Хизер, я серьезно. Мы с Купером обсуждали этот вопрос, и оба считаем, что…
– Вы с Купером обсуждали меня?
Надеюсь, Пэтти не поняла по моему голосу, как мне хочется узнать подробности их беседы. Может, Купер признался Пэтти, что питает ко мне глубокую и прочную любовь, но старается не выдать своих чувств, потому что я – бывшая невеста его брата и к тому же в некотором роде его подчиненная. Но если бы он признался, наверное, Пэтти сразу бы мне об этом рассказала.
– Мы с Купером считаем, и с нами согласен Фрэнк, что если в вашем колледже действительно произошли убийства, то ты можешь оказаться в опасности…
Судя по тому, что говорит Пэтти, вряд ли Купер признался ей в великой любви ко мне. Неудивительно, что Пэтти не позвонила мне сразу же, чтобы сообщить новость.
– Пэтти, – сказала я. – Со мной все в порядке, правда. У меня лучший телохранитель на свете.
Тут я рассказала ей про Пэнси-бал и про то, что я иду туда с Купером. Но почему-то Пэтти отреагировала далеко не так восторженно, как я ожидала. Она, правда, предложила мне надеть ее красное платье от Армани (она ходила в нем на церемонию вручения «Грэмми», когда была на седьмом месяце беременности, и поэтому, я надеюсь, платье на меня налезет), но не сказать, чтобы она завизжала от восторга: «О-о-о-о он пригласил тебя на свидание!»
Наверное, это не совсем так. Наверное, когда мужчина куда-то идет с тобой только для того, чтобы убедиться, что тебя никто не убьет, – это не настоящее свидание.
Господи, когда Пэтти ухитрилась стать такой зрелой женщиной?
– Ладно, Хизер, только пообещай, что будешь осторожна, хорошо? – В голосе Пэтти все еще слышалась тревога. – Купер считает, что вся эта история… в общем, он думает, маловероятно, что произошло убийство. Но я все же боюсь за тебя. Не хочу, чтобы следующей жертвой стала ты.
Я, как могла, заверила Пэтти, что мне вряд ли что-нибудь угрожает, хотя, конечно, была уверена в противоположном. Кто-то в Фишер-холле желает моей смерти. Значит, моя гипотеза об убийствах оказалась верной.
Я повесила трубку и только тогда почувствовала на себе чей-то взгляд. Сара за своим письменным столом рассовывала по маленьким пакетикам сладкие рулетики – в качестве сюрприза для старших по этажам. Она считала, поскольку начало семестра оказалось таким тяжелым (две смерти), старших по этажам нужно как-то подбодрить.
Но сейчас Сара перестала раскладывать подарки и уставилась на меня через толстые стекла очков своим совиным взглядом. Контактные линзы она надевает только в особых случаях, например, когда студенты вселяются в общежитие (есть шанс наткнуться на симпатичного одинокого папашу) или когда идет на службу в церковь Святого Марка (есть шанс познакомиться с симпатичным нищим поэтом).
– Я не хотела подслушивать твой разговор, – сказала Сара, – но ты и правда думаешь, что кто-то пытается тебя убить?
– Гм…
Я замялась. Как ответить, чтобы Сара не волновалась зря? Я-то каждый вечер ухожу домой, а Сара живет в здании. Каково ей будет тут жить, сознавая, что по этажам Фишер-холла бродит опасный психопат?
Но, с другой стороны, Сара лишилась невинности еще на первом курсе, летом, когда проводила каникулы в Израиле, во всяком случае так она мне сказала. Поэтому вряд ли ее можно считать потенциальной жертвой.
Я пожала плечами и просто сказала:
– Да.
А потом изложила свою гипотезу насчет Кристофера Эллингтона и гибели Элизабет Келлог и Роберты Пейс. Рейчел не было, она поднялась в свою квартиру готовиться к балу. Она ухитрилась-таки сбегать в обеденный перерыв в «Блумингдейлз» и что-то там купить, но не захотела нам показывать, чтобы «не испортить сюрприз».
Когда я закончила, Сара спросила:
– Рейчел об этом знает?
– Нет.
У Рейчел и без того достаточно поводов для волнений. Кроме того (этого я Саре не сказала), если окажется, что моя теория неверна, это может плохо отразиться на моем испытательном сроке. Сами понимаете, заподозрить сына президента колледжа в двух убийствах…
– Это хорошо, – сказала Сара. – И не рассказывай. Наверное, тебе это не приходило в голову, но вполне вероятно, что твоя идея об убийствах – это проявление глубоко скрытой неуверенности в себе, возникшей из-за того, что тебя предала и бросила родная мать.
Я оторопело заморгала.
– Что-о?
Сара поправила очки.
– Сама посуди, мать украла у тебя все деньги и сбежала из страны с твоим менеджером. Наверное, это было самой тяжелой эмоциональной травмой в твоей жизни. Ты же потеряла все: сбережения, людей, которых считала своей главной опорой. А еще раньше ты практически лишилась отца, потому что он получил большой срок за махинации с чеками. Но когда кто-то об этом упоминает, ты просто отмахиваешься, как будто это какая-то мелочь.
– Нет.
Я не отмахивалась. По крайней мере, мне самой казалось, что я не отмахиваюсь.
– Да-да, – настаивала Сара. – Ты даже не отказываешься говорить с матерью! Однажды я сама слышала, как ты говорила с ней по телефону. Вы мило болтали о том, что подарить папочке на день рождения. Папочке, который сидит в тюрьме. Ты обсуждала это с женщиной, которая сбежала в Аргентину, украв твои деньги!
– Ну и что, – возразила я, немного даже с вызовом. – Она же все равно моя мать.
Мне всегда трудно объяснять свои отношения с мамой. Когда мои дела пошли плохо, то есть когда я сообщила «Картрайт рекордс», что согласна петь только свои собственные песни, и отец Джордана меня просто вышвырнул (правда, продажи моих дисков все равно уже не росли бешеными темпами), мама сама о себе позаботилась. Но что поделать, такая уж она есть. Поначалу я, конечно, на нее очень разозлилась.
Но злиться на мою мать – это примерно то же самое, что злиться на дождь за то, что он пошел. Она над собой не властна – как облака на небе.
Но если бы это услышала Сара, она бы заявила, что я прячусь от реальности или еще что-нибудь похуже.
– Как ты думаешь, не перенесла ли ты свое возмущение поведением матери на Криса Эллингтона, который ни в чем не виноват? – поинтересовалась Сара.
Мне уже порядком надоело повторять одно и то же.
– Извини меня, но цветочные горшки, знаешь ли, не падают с неба. Во всяком случае, сами по себе.
– А еще, возможно, тебе так сильно не хватает внимания, которым тебя раньше одаривали поклонники, что ты подсознательно хватаешься за любой повод привлечь к себе внимание. Например, ты совершенно на пустом месте придумала страшную загадку, которую якобы должна разрешить.
Мне вдруг вспомнилось, что сказал Купер, когда мы стояли возле служебного лифта. В его словах прослеживалось что-то похожее… Что мне не хватает куража, который я испытывала, когда выступала в торговых центрах. Но пытаться выяснить, кто убивает людей в здании, где ты работаешь, – это совсем не то, что петь песни перед людьми, которые пришли прошвырнуться по магазинам и которым по большому счету вовсе не до тебя.
А что, разве я не права?
– Может быть. Не знаю, – сказала я в ответ на все Сарины обвинения.
А про себя подумала: Саре повезло, что она познакомилась в Израиле с тем парнем и лишилась невинности. А то стала бы сейчас как раз такой девушкой, за которыми охотится Крис. Вот только у нее есть противная привычка подвергать всех психоанализу. Это здорово действует на нервы.
Я сто лет не была на торжественных приемах, поэтому мне нужно было очень много чего сделать, когда я наконец вернулась домой. Во-первых, нужно было сгонять к Пэтти за платьем. Слава богу, оно на меня налезло, но впритык.
Потом мне надо было сделать маникюр и педикюр, потому что в салон я не успевала. Нужно было вымыть голову, сделать увлажняющую маску для лица. А еще подправить форму бровей, уложить волосы, наложить макияж и подушиться.
К тому же обнаружилось, что каблуки моих красных туфель обо что-то поцарапались, наверное, о решетку метро, – пришлось срочно закрашивать царапины фломастером.
Ну и, конечно, занимаясь этими делами я время от времени прерывалась, чтобы проглотить печенье «Ореос» с двойной начинкой. Чтобы избежать головокружения на приеме, ведь я не ела с тех пор, как Магда притащила мне из кафетерия шоколадный батончик.
Когда Купер постучал в дверь моей квартиры, я только-только успела втиснуться в платье Пэтти и пыталась застегнуть молнию. Два часа назад, когда я примеряла его, платье было мне впору, а теперь не лезло. Почему?!
– Минуточку! – крикнула я.
Я совершенно не представляла, что надеть, если не удастся застегнуть платье Пэтти. Но, слава богу, молния наконец застегнулась. Я схватила накидку и сумочку и поспешила вниз по лестнице, жалея, что некому открыть за меня дверь и сказать: «Она выйдет через минуту». Я бы тогда спустилась эффектно, с достоинством, как примадонна. А сейчас, чтобы подойти к двери, мне еще пришлось отпихнуть с дороги Люси.
Стыдно признаться, но я не заметила, как Купер отреагировал на мое появление – если он вообще отреагировал, в чем я сомневаюсь, поскольку сама опешила от его вида. Оказывается, смокинг у Купера все-таки есть, и очень красивый. И Купер в нем смотрится сексуально, даже слишком.
Интересно, почему мужчины в смокингах такие сексапильные? Может, дело в том, что покрой подчеркивает ширину плеч? Или в разительном контрасте белоснежной рубашки с черными лацканами смокинга?
По-моему, мне еще не попадался ни один мужчина, который бы не смотрелся в смокинге совершенно потрясающе, но Купер был исключением. Он смотрелся не просто потрясающе, а фантастически!
Я засмотрелась на Купера и чуть не забыла, что иду на бал, чтобы поймать убийцу. На секунду, только на секунду, я поддалась иллюзии, что у нас с Купером свидание. Особенно когда он сказал:
– Классно выглядишь.
Потом посмотрел на часы и добавил с отсутствующим видом:
– Может, пойдем? Мне сегодня еще надо кое с кем встретиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37