казалось, он презирает сейчас их обеих, не ненавидит, а именно презирает.– Но я знаю, поверь мне, – произнесла Лили, на этот раз уже несколько спокойнее. – И знала уже много лет. Но просто не видела причины, чтобы обсуждать это с кем бы то ни было еще. До сих пор дело касалось лишь твоей частной жизни, но теперь…– Я, честно, понятия не имела, что мама о чем-то догадывается, вплоть до вчерашнего вечера, когда я должна была ей позвонить! – Мэкси по-прежнему не выпускала Джастина из своих объятий. – Никому, кроме тех, кто любит тебя больше всех на свете и знает тебя так же, как мы, хотя, видит Бог, ты сделал все, что в твоих силах, чтобы этих людей было чертовски мало, так вот, никому из них никогда и в голову не могло прийти ничего такого. Но я не могу все время разговаривать с твоими лопатками, тем более что наш разговор не из легких. Ну, пожалуйста… – Мэкси несколько раз с нежностью поцеловала брата в затылок, все так же крепко прижимаясь к Джастину.– Послушай, Джастин, кто, по-твоему, подложил тебе в шкаф кокаин? В этом же ключ ко всему, не так ли? – Лили спрашивала так, словно речь шла о том, увольнять ей или нет нечистого на руку дворецкого.Джастин наконец обернулся. Лишь два красных пятна на острых скулах и подрагивающий кадык выдавали его волнение.– Понятия не имею, кто бы это мог быть, – произнес он холодно и даже с некоторой иронией.– Но кто-то же у тебя есть, какой-то мужчина, который может приходить к тебе, когда тебя нет дома? – не отступала Мэкси.Его лицо перекосил спазм, в котором отразились одновременно такой стыд и боль, что у Лили на глаза навернулись слезы.– Да. – Единственное произнесенное полушепотом слово повисло в воздухе, как долгий вздох, и Мэкси тут же поспешила прервать грозившее снова затянуться молчание.– Ты думаешь, что он и сделал это?– Нет. Нет, он не мог этого сделать. Исключено. Он не такой. Просто парень, которого я встретил на съемке. Но у нас бывало множество… вечеринок… полно людей… любой из них мог бы это сделать. Вещевая сумка болталась там в шкафу, пустая, со времени моего возвращения из последней поездки. – Голос Джастина прозвучал так глухо, что матери и сестре стало за него страшно.– А ты знаешь, где он сейчас? – спросила Мэкси. – Как его зовут?– Его нет в городе, – ответил Джастин. – Все равно это был не он. А как его зовут – никого не касается. Я не желаю обвинять кого-то, кому верю, только затем, чтобы доказать собственную невиновность. Господи Иисусе, как я ненавижу этот город!
Мэкси и Лили еще долго сидели молча, после того как Джастин выбежал из комнаты.– Спасибо тебе, Мэксим. Не будь тебя и твоей обычной прямоты, уверена, я бы ни за что не смогла ничего от него добиться. Но ему наверняка показалось несправедливым, что мы вдвоем загнали его в угол, – промолвила наконец Лили. – И мне стыдно – не за него, за нас.– «Несправедливым»? Это еще могло бы так восприниматься, если бы мы лезли со своими расспросами ради каких-то иных целей, а не для того, чтобы спасти его от тюрьмы. Но в нашем случае это более чем справедливо. И потом, мама, мне кажется, он должен был почувствовать облегчение от того, что наконец может больше не таиться. К тому же он убедился, что мы его любим по-прежнему и для нас все остается, как было. Бедный, ему так долго пришлось скрывать от нас свой секрет – слишком долго.– Да, Мэксим, все это так, но ты же видела его лицо… он выглядел… боже… как будто у него одно желание – растаять в воздухе, как будто он уже никому и ничему не верит в этом мире. И не будет верить никогда. Он ведь с детства был так одинок, так от всех отстранен, вечно держал все в себе. И всю жизнь я за него боялась – и всю жизнь не могла пробиться к его сердцу.– Тут нет твоей вины, мама. Как и моей. И Джастин тоже не виноват. Есть то, что есть, и мы должны с этим считаться. Такова реальность, изменить которую мы не в силах.– Хотелось бы мне верить, что это так, – задумчиво отозвалась Лили.– Мама, неужели ты веришь, что в какой-то из дней, когда Джастин был еще маленьким, ты могла подойти к нему и сказать: «Дорогой мой, когда ты вырастешь, единственными, к кому тебе надлежит прикасаться, должны стать только девочки, слышишь?» Как будто это то же самое, что научить его хорошим манерам за столом!– Увы, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой, – с улыбкой сожаления медленно ответила Лили. – Но какая великолепная идея. У тебя просто дар какой-то, Мэксим, смотреть в корень.– Спасибо, мама, – смущенно произнесла Мэкси. – А сейчас мне надо бежать на работу. Скажи, что мы предпримем теперь, чтобы ему помочь?– Я звоню Чарли Соломону и сообщаю ему все, что рассказал нам Джастин. Но, во-первых, мы, мне кажется, не так уж много полезного от него узнали, а во-вторых, как ты считаешь, может быть, вообще не стоит этого оглашать? Так хотелось бы надеяться, что нам удастся сохранить эту сторону его жизни в тайне от газетчиков… человек, у которого был ключ от его квартиры, оргии у него дома. Если бы нам удалось избежать огласки хотя бы только одного этого.– На наркотики клюнут все газеты, мама, можешь не сомневаться. Прибавь сюда «Стар» и «Инквайерер» и еженедельные журналы новостей. Это будет настоящий цирк, и я не вижу, как мы сможем этого избежать. Будь уверена, они сами разнюхают и то, что рассказал нам Джастин. Это вопрос времени – и только. Защитить его нам не удастся. Все, что им надо, это зацепка. Кто-то что-то скажет какому-нибудь репортеру – и пошло. Надежды у нас практически никакой.– Понимаю, но я просто думала… ведь он так страшно самолюбив. Если бы хоть в этом его честь осталась незапятнанной, – рассудительно произнесла Лили.– Не думаю, что можно оптимистически оценивать наши шансы на защиту его частной жизни. Куда важнее доказать, что он не имеет отношения к торговле наркотиками. В конце концов, он один из Эмбервиллов, так что газетчики постараются выжать из этой истории все, что можно. Они канкан у него на голове танцевать будут.Лили тяжело вздохнула. Мэкси тем временем собралась уходить. Обе женщины несколько скованно обнялись: уже много лет, как между ними не было никакой душевной теплоты. Привычным жестом Лили поправила прядь волос, спадавшую дочери на лоб.– Опять что-то не так, да, мама? – усмехнулась Мэкси.– Твоя беда, Мэкси, в том, что ты всегда спешишь с выводами. В этот момент я как раз думала, какая красивая у тебя сегодня прическа. Но по-другому ведь у тебя и не бывает? Глава 23 В то время, когда Мэкси прощалась с Лили, Каттер встречался в своем офисе на Уоллстрит с Люисом Оксфордом, вице-президентом «Эмбервилл пабликейшнс» и ее главным финансистом. Конечно, Каттер вполне мог перебраться в роскошный офис компании. Однако он считал полезным, чтобы сотрудники журнальной империи, с которыми ему надо было беседовать, тратили время на поездку к нему в центр Манхэттена. К тому же тем самым он получал возможность ограждать себя от тех, кто сам хотел бы побеседовать с ним по каким-то личным вопросам.– Оксфорд, перестаньте это делать, – отчеканил он.– Прошу прощения, мистер Эмбервилл. Мне это помогает сосредоточиться. – И Люис Оксфорд нехотя отложил карандаш, которым постукивал по зубам.– А тут нечего сосредоточиваться. Указания моей жены предельно ясны.– Совершенно с вами согласен. Действительно предельно. Мне, правда, казалось, что срок их реализации лучше бы растянуть на полгода или даже на год. Три месяца – не слишком-то много времени, и мне придется начать действовать с места в карьер.– Я дал вам три месяца, Оксфорд, и, если вы не можете уложиться в отведенное время, я найду другого, кто с этим справится. Уверен, вы знаете: отрубить у собаки хвост одним ударом гораздо более гуманно, чем отрезать по кусочкам. Все журналы «Эмбервилл пабликейшнс» страдают от лишнего жирка, который необходимо удалить – и начинать следует немедля. Ближайший балансовый отчет должен отразить рост наших прибылей в результате принятых мер. По моим подсчетам, мы можем снизить, по крайней мере, на четырнадцать процентов наши производственные издержки. Возможно, даже больше. Второе – предпочтительней.Люис Оксфорд покачал головой:– Я все же думаю, такая спешка ошибочна.– Меня интересуют только результаты, Оксфорд. Миссис Эмбервилл распорядилась, чтобы качество бумаги в каждом из журналов было на порядок ниже. И «Стилю» нечего ввергать нас в ненужные расходы. Нет никакой нужды пытаться перещеголять «Город и страну», журнал будет продаваться и так. Используйте весь запас старой дорогой бумаги, а потом переходите на новую – тридцатичетырехфунтовую вместо сорокафунтовой. Это касается «Недели на ТВ» в первую очередь. Понятно?– Да, мистер Эмбервилл.– Что касается других расходов, то я ожидаю, что непомерно высокие ставки штатных сотрудников и гонорары внештатников и фотокорреспондентов будут урезаны – и весьма существенно. Разбухшие штаты следует сразу же сократить на пятнадцать процентов. Миссис Эмбервилл настаивает, чтобы все статьи и фото, уже имеющиеся в картотеке, были использованы, вместо того чтобы заказывать новые. Я имею в виду всю картотеку, Оксфорд. Материала там на сотни тысяч долларов, и он стареет с каждым днем. И никаких повышенных гонораров впредь. Эта статья Нормана Мейлера «Притоны Майами»… Вы можете привести мне хоть один убедительный довод, почему нам следует платить баснословный гонорар Мейлеру, вместо того чтобы заказать тот же материал какому-нибудь неизвестному новичку, что обойдется куда дешевле?– Но ведь это класс, мистер Эмбервилл. Его имя сможет привлечь к журналу новых читателей, которых без него мы бы не имели.– В журнале, посвященном ТВ, класс нам не нужен, у него и без того семь миллионов читателей. Имя Мейлера просто льстит редакторскому самолюбию.– Прошу прощения, сэр, но я не считаю, что это справедливо. Редактор «Недели на ТВ» убежден: Мейлер и другие писатели с именем, публикуемые в журнале, производят хорошее впечатление на людей с Мэдисон-авеню. Редактор уже договорился об анонсах в «Рекламной неделе» и «Веке рекламы».– Снимите анонсы! В ближайшие три месяца «Эм-бервилл пабликейшнс» прекращает всякую рекламу. Компания существует уже почти четыре десятилетия, и рекламодатели нас, согласитесь, знают. Я настаиваю поэтому на отказе от всякой «паблисити».– Хорошо, сэр.– А сколько мы платим фотографам, Оксфорд! Это же просто безумие. Безумие!– Но в наше время все ведущие фотомастера получают не меньше.– Направьте служебную записку главным редакторам всех наших журналов с требованием отказаться от услуг тех фотокорреспондентов, которых они привлекали последние годы. Беда в том, что наши редакторы позволяли фотографам заниматься не только съемками, но и творческой стороной, тогда как это не их дело. Я настаиваю, чтобы они привлекали теперь новых фотокоров – и чем дешевле им это обойдется, тем лучше. Можно, к примеру, брать женщин, которые согласны на куда более низкие гонорары, а работать готовы не за страх, а за совесть. Более того, я хочу, чтобы количество цветных разворотов сократилось на треть за счет более широкого использования черно-белых. Если делать это умело, то эффект будет тот же самый. А сколько мы платим фотомоделям! Это ведь грабеж среди бела дня. Давайте побольше фото знаменитостей – это нам ничего не будет стоить.– Разрешите возразить вам, мистер Эмбервилл. Есть все же предел, мы не можем забить наши журналы портретами знаменитостей. Иначе они все превратятся в подобие «Пипл». Мистер Зэкари Эмбервилл никогда не…– Меня не интересует повторение прошлого, Оксфорд. Читатели хотят видеть знаменитостей – мы дадим им эту возможность. Меня весьма беспокоят низкие прибыли в последнем квартале. Их необходимо поднять, Оксфорд!– Так оно и будет, сэр.– Кстати, не могли бы наши рекламодатели бесплатно поставлять нам статьи и фото, раз мы обеспечиваем рекламу их товаров? – продолжал Каттер.– Такое в прошлом бывало, но в «Эмбервилл пабликейшнс» этого не практикуют.– Так начните практиковать, Оксфорд. И почаще. Теперь вот еще что: надо хорошенько посмотреть на оплату командировочных расходов. Особенно это касается наших рекламных агентов и распространителей. Чудовищно! Пусть все эти люди знают, что мы внимательно следим за их тратами и в ближайшее время ожидаем сокращения не меньше чем на треть.– Но мистер Эмбервилл, вы что, не знаете, что они же, черт побери, живут на командировочные? Да любому младенцу это известно!– Живут, но слишком роскошно, Оксфорд. Всех, кто не переменит своих привычек, мы уволим. Это тоже отразите с своей памятке.– Но ведь агентам надо поддерживать контакты… – Люис Оксфорд сразу осекся, увидев, что лицо Каттера перекосила гримаса гнева.– «Эмбервилл пабликейшнс», Оксфорд, это вам не кормушка, черт бы вас побрал! И все те сокращения, о которых я говорил, назрели уже давно. В том, что ничего до сих пор не делалось, виноваты лично вы. И не вздумайте, если вы дорожите своим местом, уверять меня что этого хотел мистер Зэкари Эмбервилл. Да, мой брат был великим издателем, Оксфорд, но я теперь вижу, что он отнюдь не содержал хозяйство в идеальном порядке, как подозревали моя жена и я. Так что, Оксфорд, есть у. вас еще предложения? Или мы все уже обговорили?– Так, всякие мелочи. Столики, которые мы заказываем, на встречах с журнальными издателями, деловые ленчи для рекламодателей и еще кое-что в этом роде.– Пока оставим их. Они не так уж сказываются на общей сумме расходов, чтобы рисковать потерей нашего традиционного имиджа. И не тревожьтесь, Оксфорд. Как только прибыли вырастут, мы разрекламируем это повсюду, чтобы о наших успехах узнали все. Через три месяца.Каттер несколько минут молчал, и Люис Оксфорд, надеясь, что неприятный разговор позади, начал складывать бумаги в папку.– Да, еще одна вещь, Оксфорд, «Би-Би». Скажите мне: сколько мы теряем на этом издании ежемесячно?– Сейчас я не готов дать вам точные цифры, мистер Эмбервилл. Но я пошлю мисс Эмбервилл памятку с вашими указаниями насчет строжайшей экономии.– Не беспокойтесь. Сколько времени, по-вашему, потребуется «Би-Би», чтобы покрыть расходы, если и другие номера будут такими же успешными, как и первый?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74