Во рту пересохло, сердце нетерпеливо колотилось… Наконец, не в силах сдержаться, она сдалась желанию, легла навзничь и отдалась ему с той же жадностью, с которой высохшая земля отдается грозе.Дэвид сосредоточился так, словно ему предстоял заключительный прыжок с вышки на Олимпийских играх. Терпеливый и опытный любовник, он перемежал медленные, неторопливые, максимально глубокие проникновения быстрыми, резкими толчками, забывая о себе ради ее наслаждения, прислушиваясь к ее дыханию, ощущая ее испарину, пока не сплел окутавшее обоих покрывало страсти, под которым исчезло время. Джиджи перестала яростно стремиться к наслаждению и застыла на краю пропасти, ощущая его объятия, его дыхание, биение сердца и движения его мерно поднимавшегося и опускавшегося тела.Убедившись в том, что они достаточно изучили друг друга, Дэви потянулся к жаркому вулкану, таившемуся между ее ногами. Вскоре Джиджи часто задышала и испустила несколько бесстыдных, нечленораздельных стонов. Тут Дэвид впервые улыбнулся. Не думая об оценке, прыгун совершил головокружительный пируэт и без брызг вонзился в воду, пережив самый восхитительный миг в своей жизни.
Вскоре после переезда в Калифорнию Виктория Фрост сняла квартиру в одном из домов, недавно построенных на участке, который когда-то принадлежал студии «XX век Фокс». Хорошо охранявшийся комплекс с подземной автостоянкой позволял ей чувствовать себя в безопасности и одновременно пользоваться анонимностью. Она могла подъезжать в машине к самому лифту и незаметно подниматься к себе на последний, четвертый, этаж, где располагались еще три квартиры. Своих пожилых соседей она видела только мельком. Виктория перевезла из Нью-Йорка всю мебель и книги и повторила в просторных комнатах с высокими потолками обстановку своей старой квартиры.После получения заказа «Индиго Сиз» она вернулась в офис и устроила совещание с несколькими творческими бригадами. Ей не хотелось видеть Арчи и Байрона. Те начали бы смаковать детали и радоваться одержанной победе. Виктория знала, что допустила непростительный тактический просчет, и не хотела, чтобы ей лишний раз напоминали об этом.Облачившись в стеганый шелковый халат фиолетового цвета и сделав себе коктейль, Виктория начала обдумывать события сегодняшнего дня. Следовало смотреть правде в глаза: позиция, которую она заняла во время обсуждения проекта Джиджи и Дэвида, оказалась принципиально неверной. Раньше за ней такого не водилось.Бен Уинтроп и его заказ обретали реальность, хотя Джиджи предупредила, что следующие несколько недель Бен проведет в Нью-Йорке. «Сомневаться не приходится, эта кампания окажется такой же успешной, как и „Индиго Сиз“, — подумала Виктория, сжав губы и прищурившись, отчего ее лицо приобрело мрачное и суровое выражение. — За время работы в агентстве эта ловкая маленькая сучка не допустила ни одной ошибки. Придраться не к чему».Чем вызвана ее инстинктивная ненависть к Джиджи? Эта рыжая потаскушка оказалась для агентства настоящим кладом, но каждая победа Джиджи оборачивалась для Виктории поражением. Узнав о Джиджи, Ангус сказал, что эта девушка очень напоминает ему Миллисент Фрост в начале карьеры: такая же живая маленькая чаровница, золотая девочка, полная идей и энергии. Но это полная чушь. Этого не может быть. Что общего у неопытной двадцатитрехлетней пигалицы, которой один раз повезло, с почти шестидесятилетней женщиной, разбирающейся в рекламном бизнесе лучше всех на свете? «Нет, этого не может быть, — твердо сказала себе Виктория. — Ангус ошибся. И я сама тоже ошиблась. Меня подвело первое впечатление. Воспоминание о матери, когда та была молодой».Виктория встала, зажгла свет и хмуро спросила себя, в чем еще ошибся Ангус. С тех пор как он убедил ее уйти из «Колдуэлл и Колдуэлл», прошел почти год, а чего она добилась? Стала одним из трех партнеров маленького агентства. Неплохо для начинающего, но по меркам Медисон-авеню — ноль без палочки. Против своей воли отправилась в ссылку из города, в котором родилась, и рассталась со всеми поклонниками, которые увивались за ней в Нью-Йорке. А обещание Ангуса жениться на ней так и осталось обещанием. Она не видела и признака перемен. Правда, Ангус не перестает доказывать, что она находится слишком далеко и не может об этом судить, что он продолжает закладывать фундамент их будущего и что нетерпение может погубить все.Слова Ангуса были стальным крючком, вонзавшимся в ее кожу, рассекавшим нервы, связки и кровеносные сосуды; от каждого телефонного звонка ей хотелось выть. Нужно было заставить Ангуса сделать то, что ей хотелось, но он был таким убедительным и рассудительным, что Виктории приходилось соглашаться с ним и заглушать свой страх.За последний год они были вместе в общей сложности четырнадцать раз. Во время визитов Виктории в Нью-Йорк Ангус девять раз выкраивал для нее несколько часов в конце дня. Он приходил к ней в гостиницу, а потом торопился домой. Еще пять раз они встречались в Лос-Анджелесе, в ее квартире, во время его кратких посещений Западного побережья.Долгие совместные уик-энды, которые Ангус сулил ей до переезда, поездки на север до Вентаны и на юг до Лагуны, посещения пустыни — все это оказалось обманом, потому что у Ангуса никогда не было для этого времени. Он не мог вырваться из офиса; без деловых встреч пребывание в Калифорнии теряло для него смысл. А на уик-энд Ангус остаться не мог, потому что в Нью-Йорке его ждала жена.Его секретарша и секретарша Миллисент с давних пор работали рука об руку и всегда знали, где его найти. Разве эти ведьмы позволили бы ему ускользнуть из сети больше чем на несколько часов, в которых он мог оправдаться? «С таким же успехом он мог оказаться в хорошо охраняемой тюрьме!» — злобно думала Виктория.Их разговоры по телефону продолжались всего несколько минут; организовать более долгие звонки было трудно. Виктория не могла звонить ему ни в офис, ни домой. Разница во времени между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом составляла три часа; это значило, что когда Ангус приходил на работу (где секретарша неукоснительно регистрировала все звонки), в Лос-Анджелесе было половина седьмого утра и звонить было бесполезно. В пять тридцать, когда он освобождался от надзора секретарши, в Калифорнии был разгар дня, время после ленча, самое напряженное для Виктории. А когда ее рабочий день заканчивался, Ангус был уже дома или где-нибудь на приеме.Неужели Ангус всерьез думает, что телефонный разговор в три часа дня, когда аппарат раскаляется добела, может заменить его поцелуи? Неужели несколько звонков из собственного кабинета, сделанных до прихода секретарши и разбудивших Викторию, способны доставить ей удовлетворение? Нет уж, большое спасибо, она как-нибудь сама позаботится о себе. «Причем достаточно успешно, — думала Виктория, пристроившись в своем любимом углу и глядя в растопленный камин. — Весьма успешно».Она прибыла в Лос-Анджелес с рекомендательными письмами, адресованными дамам, которые были столпами местного общества. Разговаривая с этими могущественными филантропками, Виктория вела себя как богатый клиент, с которым можно заключить договор миллионов на пятьдесят. Несмотря на молодость, она освоила правила этой игры как никто другой. На каждой встрече она намекала, что хотела бы быть полезной новым приятельницам, и вскоре ее пригласили присоединиться к сложной сети оказания взаимных услуг, на которые эти женщины тратили большую часть своего времени. Она быстро проникла в те круги, куда десятилетиями мечтали попасть многие уроженки Лос-Анджелеса.Ее личность вызывала немалый интерес — богатая наследница, удачливая деловая женщина, одинокая, привлекательная молодая особа. Виктория доверительно сообщала о серьезном романе с неким англичанином — богатым, титулованным, но несчастливым в браке человеком. Вскоре весь город знал, чем объясняются чистота, достоинство и легкая грусть, столь редкие в незамужней молодой женщине, принадлежащей к высшему обществу. Именно поэтому очаровательная Виктория Фрост не встречается с неженатыми мужчинами своего возраста и не флиртует с мужьями своих подруг, а также их женатыми сыновьями и пасынками. Естественно, что после распространения этого слуха Виктория стала желанной гостьей на любом светском приеме.«Они и не догадываются, что я веду себя как ковбой, который верхом въезжает в стадо, накидывает аркан на молодого бычка и ставит на нем свое клеймо», — подумала Виктория, глядя в огонь. Они не подозревали, что во время теннисных матчей в «Кантри-клубе», на балу динозавров в Музее естественной истории и даже во время редких посещений церкви Всех Святых в Пасадене Виктория не упускала своего. Мужчина, которого она выбирала, всегда был молод и женат на девушке из хорошей семьи. Такому человеку было что терять; следовательно, ему не поздоровилось бы, вздумай он не то что похвастаться своей победой, но просто назвать кому-нибудь имя своей любовницы. Когда Виктория находила такого мужчину, она убеждалась в его физической привлекательности, проницательно оценивала степень его доступности, а потом ждала первой большой вечеринки и говорила избраннику на ухо несколько тихих слов.— Вы были бы сильно шокированы, если бы я призналась, что умираю от желания трахнуть вас? — И все. Ничего другого не требовалось.Мужчинам приходится труднее, думала она. Если бы такое сказал мужчина, это прозвучало бы грубо и пошло. Но когда такое говорит женщина, мужчина теряет способность к сопротивлению. О боже, какие самодовольные, жадные дураки! Как просто подцепить их!Если эти мужчины оказывались Виктории по вкусу, она заставляла их признаваться в самых тайных сексуальных фантазиях, даже если эти фантазии были столь постыдными, что ими нельзя было поделиться с женой. Достаточно было облечь свои желания в опасные слова и шепнуть их лежавшей рядом и внимательно слушавшей Виктории (у которой слегка раскрывались губы, а рука сама собой начинала поглаживать сладострастное тело, едва прикрытое прозрачной тканью), чтобы их охватило животное вожделение. Виктория позволяла им играть с ней в эти запретные игры, а потом учила их таким вещам, которых их жены наверняка не позволили бы. Она стала настоящим мастером по части эротики. Она позволяла мужчинам все, кроме одного — причинять ей боль, физическую или эмоциональную. Виктория развращала мужчин до такой степени, чтобы они теряли способность получать удовлетворение с другой женщиной, а потом прогоняла. Мысль об их будущих мучениях доставляла ей еще большее наслаждение, чем их тела и доверчивое обожание.Виктория требовала, чтобы мужчины удовлетворяли ее до того, как удовлетворят себя, и молчали во время ее приближения к оргазму. Она крепко закрывала глаза и представляла, что на их месте находится Ангус. Ее аппетит возбуждали незнакомые мужчины; охота за новичком и процесс обольщения были Виктории дороже повторения пройденного. Особенно безудержной она становилась после встреч с Ангусом, когда возвращалась в Калифорнию неудовлетворенная. Гнев и бессилие делали ее нетерпеливой и жадной.Каждому мужчине, с которым Виктория переспала дважды или провела несколько недель, она при расставании говорила те же слова. Эти дружеские слова должны были обеспечить его молчание на всю жизнь. «Если бы не моя симпатия к твоей чудесной жене, я бы ни за что не рассталась с тобой. Но я ужасно боюсь, что она все узнает. Ты ведь знаешь, что она немедленно разведется с тобой, правда? Мы не имеем права причинить ей боль и разрушить твой брак… Но я никогда не забуду тебя, милый. Ты был просто восхитителен… О да, лучше всех, кого я знала».За год, прошедший после отъезда из Нью-Йорка, Виктория Фрост стала самой хищной одинокой женщиной Лос-Анджелеса.
Через неделю после получения заказа «Индиго Сиз» Саша и Джиджи встретились за ленчем. После ухода Джиджи из «Нового магазина грез» они часто говорили по телефону, но выкроить время для свидания не удавалось: обе женщины работали, а уик-энды у Саши были постоянно заняты. Они выбрали ресторан, расположенный на полпути между их офисами, — «Сады» в Беверли-Хиллз.Джиджи сразу почувствовала в подруге какие-то перемены. Хотя Саша всегда выглядела роскошно, сегодня в ней было что-то странное. Она казалась свежей и оживленной; черные волосы реяли над ее лбом, а губная помада была яркой, как боевой штандарт.Джиджи пристально вгляделась в нее. Саша выглядела великолепно, но взгляд выдавал ее. Что-то было не так.— Нелли здорова? — тревожно спросила Джиджи.— Конечно. Если бы она заболела, я бы не пришла.— Тогда в чем дело?— Ты не поверишь, — ответила Саша. В ее глазах мелькнуло отчаяние. — Джош узнал о моей блестящей карьере Великой Шлюхи.— Хреново.— Помнишь Тома Юнгера? Джош летал в Нью-Йорк, познакомился с ним, и этот мешок с дерьмом умудрился рассказать ему все. В компании людей, которые понятия не имели, что мы с Джошем женаты.— Мать-перемать! Не верю! — Джиджи впервые в жизни почувствовала ограниченность английского языка. Ситуация требовала выражения позабористее. — И что сказал Джош?— Конечно, поверил.— Но, в конце концов, это… не знаю, как выразиться… правда.— У него был выбор.— А что, существовали две Саши Невски?— Он мог бы более спокойно воспринять это, — мрачно сказала Саша. — Он не должен был врываться в дом с обвинениями, как будто настал конец света.— Послушай, ты знаешь, что я всегда на твоей стороне, что бы ни случилось, но это нереально. По-моему, ты требуешь слишком многого.— Мне так не кажется. Я ломаю себе голову уже целую неделю. Слушай, Джиджи, если бы мне сообщили, что за время, прошедшее с развода Джоша до его встречи со мной, он перетрахал всех женщин в городе, я бы ему и слова не сказала. Никогда. Решила бы, что он имел на это полное право. Я следила бы за ним как ястреб, чтобы он не взялся за старое, но что было, то прошло. Кануло в Лету.— Но…— Что «но»?— Саша, он мужчина.— О господи, Джиджи, и ты туда же! Ты сама понимаешь, что говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55