Я не очень устал, поэтому мы сидели в его
комнате и разговаривали. Это был не тот разговор, который мне хотелось бы
записывать; фактически, я не пытался вкладывать в свои слова большой смысл
или значение. Мы говорили о погоде, урожае, его внуке, индейцах яки,
мексиканском правительстве. Я сказал дону Хуану, как сильно мне нравится
то особое ощущение, которое получаешь, когда разговариваешь в темноте.
Он сказал, что это мое удовольствие основано на моей болтливой
натуре; что мне легко любить болтовню в темноте, потому что болтовня - это
единственное, что я могу делать в такое время, сидя рядом с ним. Я
возразил, что это больше, чем простой акт разговора - то, что мне
нравится. Я сказал, что меня наслаждает убаюкивающее тепло темноты вокруг
нас. Он спросил меня, что я делаю дома, когда становится темно. Я ответил,
что всегда включаю свет или выхожу на освещенные улицы до тех пор, пока не
придет время спать.
- О... - сказал он с недоверием. - я думал, что ты научился
использовать темноту.
- Для чего ее можно использовать? - спросил я.
Он сказал, что темнота (он назвал ее "темнота дня") - это лучшее
время для того, чтобы _в_и_д_е_т_ь_. Он подчеркнул слово _"_в_и_д_е_т_ь_"
особой интонацией. Я захотел узнать, что он хочет этим сказать. Но он
ответил, что уже слишком поздно, чтобы вдаваться в этот вопрос.
22 мая 1968 г.
Как только я утром проснулся, я безо всяких вступлений рассказал дону
Хуану, что сконструировал систему, объясняющую то, что имеет место на
пейотном собрании - митоте. Я взял свои записи и прочел ему то, что
разработал. Он терпеливо слушал, пока я старался разъяснить свою схему.
Я считал, что необходим тайный дирижер для того, чтобы таким образом
настроить всех участников, что они придут к любому заданному соглашению. Я
указал, что люди присутствуют на митоте для того, чтобы найти мескалито и
его уроки относительно правильного образа жизни. При этом все эти люди не
обмениваются между собой ни единым словом или жестом, и все же они
находятся в согласии относительно присутствия мескалито и его
специфического урока. По крайней мере именно так было на том митоте, на
котором я присутствовал: все согласились, что мескалито появился перед
ними и дал им урок. В своем личном опыте я нашел, что та форма, которую
принимает индивидуальное появление мескалито, и его последующий урок были
поразительно однообразны, хотя варьировали по содержанию от человека к
человеку. Я не мог иначе объяснить такой гомогенности, как приняв ее
результатом скрытой и сложной настройки.
У меня ушло почти два часа на то, чтобы прочесть и объяснить дону
Хуану ту схему, что я конструировал. Кончил я тем, что попросил его
сказать своими словами, какова действительно процедура для приведения
участников митота к соглашению.
Когда я закончил, он скривился. Я подумал, что он, должно быть,
считает мои объяснения вызывающими; он, казалось, был глубоко поглощен
размышлениями. После благопристойного молчания я спросил его, что он
думает о моей идее.
Мой вопрос внезапно изменил его гримасу на улыбку, а затем на
раскатистый хохот. Я тоже попытался засмеяться и нервно спросил, что тут
такого смешного.
- Ты ушел в сторону, - воскликнул он. - зачем кто-то будет стараться
кого-то настраивать в такое важное время, как митот? Ты думаешь, что
всегда дурачат с мескалито?
На секунду я подумал, что он уклончив; он, фактически, не отвечал на
мой вопрос.
- Зачем кому-либо настраивать? - спросил упрямо дон Хуан. - Ты был на
митотах. Ты должен знать, что никто не объяснял тебе, как чувствовать или
что делать; никто, кроме самого мескалито.
Я настаивал на том, что такое объяснение невозможно, и вновь попросил
его рассказать мне, каким образом достигается соглашение.
- Я знаю, зачем ты приехал, - сказал дон Хуан загадочным тоном. - я
не могу помочь тебе в твоем затруднении, потому что не существует никакой
системы настройки.
- Но как же все эти люди соглашаются с тем, что мескалито
присутствует?
- Они соглашаются потому, что _в_и_д_я_т_, - сказал дон Хуан
драматически. - Почему бы тебе не поприсутствовать еще на одном митоте и
не _у_в_и_д_е_т_ь_ самому?
Я почувствовал, что это была ловушка. Я не сказал ничего и отложил
свои записи. Он не настаивал.
Некоторое время спустя он попросил меня отвезти его к дому одного из
его друзей. Большую часть дня мы провели там. В ходе разговора его друг
Джон спросил меня, что стало с моим интересом к пейоту. Почти восемь лет
назад Джон давал мне батончики пейота при моем первом опыте. Дон Хуан
пришел мне на помощь и сказал, что я делаю успехи.
По пути назад к дому дон Хуана я почувствовал себя обязанным сделать
замечание относительно вопроса, заданного Джоном, и я сказал среди
прочего, что у меня нет намеренья учиться чему-либо далее о пейоте, потому
что это требует мужества такого сорта, которого у меня нет, и что я,
сказав о своем решении кончить учение, действительно это имел в виду. Дон
Хуан улыбнулся и ничего не сказал. Я продолжал говорить, пока мы не
подъехали к дому.
Мы сели на чистое место перед дверью. Был теплый ясный день, но
вечером был достаточно ощутимый ветерок, чтобы чувствовать себя приятно.
- Почему тебе надо так усердно настаивать на этом? - внезапно сказал
дон Хуан. - сколько лет ты уже говоришь, что не хочешь больше учиться?
- Три.
- Почему ты так беспокоишься насчет этого?
- Я чувствую, что предаю тебя, дон Хуан. Наверно, поэтому я все время
об этом говорю.
- Ты меня не предаешь.
- Ты обманулся во мне. Я убежал. Я чувствую, что я побежден.
- Ты делаешь то, что можешь. Кроме того, ты еще не был побежден. То,
чему мне надо тебя учить, очень трудно. По крайней мере, я нашел это,
пожалуй, еще более трудным, чем ты.
- Но ты держался за это, дон Хуан. Мой же случай иной. Я сдался, и
пришел тебя навестить не потому, что я хочу учиться, но лишь потому, что я
хотел попросить тебя прояснить некоторые моменты в моей работе.
Дон Хуан секунду смотрел на меня, а затем отвел взгляд.
- Ты должен позволить дымку увести тебя, - сказал он с нажимом.
- Нет, дон Хуан, я не могу больше использовать твой дымок. Я думаю,
что я выдохся уже.
- Ты еще даже не начал.
- Я слишком боюсь.
- Значит, ты боишься. Нет ничего нового в страхе. Не думай о том, что
ты боишься. Думай о чудесах _в_и_д_е_н_ь_я_.
- Я искренне хотел бы думать об этих чудесах, но я не могу. Когда я
думаю о твоем дымке, то я чувствую своего рода тьму, наплывающую на меня.
Это как если бы на земле не было больше людей, никого, к кому бы
повернуться. Твой дымок показал мне бездонность одиночества, дон Хуан.
- Это неверно. Возьми, например, меня. Дымок - мой олли, а я не
ощущаю такого одиночества.
- Но ты другой. Ты победил свой страх.
Дон Хуан нежно похлопал меня по плечу.
- Ты не боишься, - сказал он мягко. Его голос нес в себе странное
обвинение.
- Разве я лгу о своем страхе, дон Хуан?
- Мне нет дела до лжи, - сказала он резко. - мне есть дело до
кое-чего иного. Причина того, что ты не хочешь учиться, лежит не в том,
что ты боишься. Это что-то другое.
Я настойчиво подталкивал его сказать мне, что же это такое. Я спорил
с ним, но он ничего не сказал; он просто тряс головой, как бы не в силах
поверить, что я не знаю это сам.
Я сказал ему, что, может, это инерция удерживает меня от учения. Он
захотел узнать значение слова инерция. Я прочел ему в словаре: "тенденция
материи сохранять покой, если она в покое, или, если она движется,
сохранять движение в том же направлении, если на нее не действует
какая-нибудь посторонняя сила".
- Если на нее не действует какая-нибудь посторонняя сила, - повторил
он. - Это, пожалуй, лучшие слова, которые ты нашел. Я уже говорил тебе,
что только дырявый горшок может взять на себя задачу стать человеком
знания своими собственными силами. Человека с трезвой головой надо завести
в учение хитростями (трюками).
- Но я уверен, нашлась бы масса людей, которые с радостью взяла бы на
себя такую задачу, - сказал я.
- Да, но все они не в счет. Они обычно уже с трещиной. Они подобны
глиняным хумам (большие кувшины для воды), которые снаружи выглядят
целыми, но потекут в ту же минуту, как только приложить к ним давление,
как только наполнить их водой. Мне однажды пришлось ввести тебя в учение
хитростью, тем же самым способом, каким мой бенефактор ввел меня. В
противном случае ты не научился бы и тому, что знаешь сейчас. Может быть,
пришло время вновь применить к тебе хитрость.
Хитрость, о которой он напомнил, была одним из самых напряженных
этапов моего ученичества. Это произошло уже несколько лет назад, но в моем
мозгу все это еще столь живо, как если бы случилось только что. Путем
очень искусных манипуляций дон Хуан заставил меня однажды войти в прямое и
ужасное столкновение с женщиной, имевшей репутацию колдуньи. Столкновение
привело к глубокой враждебности с ее стороны. Дон Хуан пользовался моим
страхом этой женщины, как мотивировкой для того, чтобы продолжать учение,
утверждая, что я должен учиться дальше магии для того, чтобы защищать себя
от ее магических нападений. Конечный результат его "хитрости" был столь
убедительным, что я искренне почувствовал, что не имею никакого другого
выхода, как только учиться все больше и больше, если только хочу остаться
в живых.
- Если ты хочешь пугать меня опять этой женщиной, то я просто не
приеду больше, - сказал я.
Смех дон Хуана был очень веселым.
- Не горюй, - сказал он ободряюще. - Трюки со страхом больше не
пройдут с тобой. Ты больше не боишься. Но если понадобится, то к тебе
можно применить хитрость где угодно. Тебе даже не надо присутствовать при
этом.
Он заложил руки за голову и лег спать. Я работал над своими записями,
пока он не проснулся через пару часов. К этому времени стало почти темно.
Заметив, что я писал, он сел прямо и, улыбаясь, спросил меня, выписался ли
я из своей проблемы.
23 мая 1968 г.
Мы разговаривали об Оаксаке. Я рассказал дону Хуану, что однажды я
прибыл в этот город в базарный день, день, когда толпы индейцев со всей
округи стекаются в город, чтобы продавать пищу и разного рода мелочи.
Я упомянул, что особо заинтересовался человеком, продающим
лекарственные растения. Он носил деревянный лоток, в котором был целый ряд
баночек, маленьких, с сухими толчеными растениями; он стоял посреди улицы,
держа одну баночку и выкрикивая очень забавную песенку:
"Состав против мух, комаров и клещей.
Составы для коз, коров, лошадей и свиней.
Лекарства от всех болезней людей.
Исцеляют кашель, прострел, ревматизм и угри.
Есть лекарства для печени, сердца, желудка, груди.
Подходите ближе, леди и джентельмены.
Состав против мух, блох, комаров и клещей."
Я долгое время слушал его. Его реклама состояла из длинного перечня
человеческих болезней, против которых, как он утверждал, у него есть
целебные средства; для того, чтобы придать ритм своей песенке, он делал
паузу после перечисления каждых четырех болезней.
Дон Хуан тоже продавал лекарственные растения в Оаксаке, когда был
молодым. Он сказал, что еще помнит свою рекламную песенку, и прокричал ее
мне. Он сказал, что со своим другом Висентом они обычно составляли дуэты.
Я рассказал дону Хуану, что во время одной из своих поездок по
Мексике, я встретил его друга Висента. Дон Хуан, казалось, был удивлен и
захотел узнать об этом побольше.
Я ехал через дуранго в тот раз и вспомнил, что дон Хуан рассказывал
мне однажды, что когда-нибудь мне надо будет повидать его друга, который
жил в этом городке. Я поискал его и нашел и некоторое время с ним
разговаривал. Перед моим отъездом он дал мне сетку с несколькими
растениями и серию наставлений относительно того, как посадить их.
По пути в город агуас кальентес я остановил машину. Я убедился, что
вокруг никого нет. По крайней мере в течение 10 минут я следил за дорогой
и окружностью. В виду не было ни одного дома и никакого скота, пасущегося
вблизи дороги. Я остановился на вершине небольшого холма, отсюда я мог
наблюдать всю дорогу впереди и позади меня. Она была пустынна в обоих
направлениях настолько, насколько я мог ее видеть.
Я подождал несколько минут, чтобы сориентироваться и вспомнить
инструкции дона Висента.
Я взял одно из растений, прошел на кактусовое поле на краю дороги и
посадил его там, как сказал мне дон Висент. У меня была с собой бутылка
минеральной воды, которой я намеревался полить растение. Я попытался
открыть ее, отбив горлышко железкой, которой я копал яму, и осколок стекла
задел мою верхнюю губу, заставив ее кровоточить.
Я пошел назад к машине за другой бутылкой минеральной воды. Когда я
вынимал ее из багажника, около меня остановился автомобиль "фольксваген",
и водитель спросил, не нужна ли мне помощь. Я сказал, что все в порядке, и
он уехал. Я вернулся полить растение, а затем сразу пошел назад к своей
машине.
Когда я был от нее метрах в 30, то внезапно услышал голоса. Я
поспешил по склону на шоссе и увидел около машины троих мексиканцев - двух
мужчин и одну женщину. Один из мужчин сидел на переднем бампере. Ему,
пожалуй, было около 40 лет; он был среднего роста с черными вьющимися
волосами. На спине он нес сверток; на нем были старые брюки и изношенная
розоватая рубашка. Его ботинки были не завязаны и, пожалуй, слишком велики
для него. Они казались хлябающими и неудобными. Он обливался потом. Другой
мужчина стоял метрах в шести от машины. Он был более тонкокостный, чем
первый, и ниже его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38