– Более я ничего не мог добавить.
– По крайней мере, я знаю вас слишком хорошо, чтобы опасаться, что вы сочтете меня тем, кем непременно сочли бы другие.
– Вы оказали мне великую честь, – сказал я. – Но я боюсь, что это мои… в общем, тени в моем прошлом, которые… вызвали у вас чувство жалости.
– Стивен! – негодующе воскликнула она, и только песок помешал мне услышать, как она топнула ногой. – Стивен, я люблю вас.
Теперь уже не тени, а уверенность и радость овладели мной, огромные и неодолимые, как мир, окружающий нас. Я не мог более сдерживаться и прошептал:
– Я люблю вас.
Взгляд ее был столь же открытым и уверенным, как всегда, и это развеяло остатки моих сомнений. Меня охватила такая радость, ощущение такого чуда, что я мог бы удержаться от того, чтобы вновь не обнять ее, не более, чем воспрепятствовать восходу солнца.
Нас заставило прийти в себя только море, подобравшееся к самым нашим ногам. Люси засмеялась, глядя на волну прилива.
– Нас не отрежет от суши? Боюсь, что придется карабкаться на скалы.
Я по-прежнему держал ее за талию, а она обнимала меня за шею, и я ощутил дрожь, пробежавшую по ее телу, когда она представила себе последствия прилива. Мы начали подниматься на берег, чтобы избежать опасности промокнуть, и я попытался вспомнить, как же мы попали сюда. Но, увы, в тот момент я был настолько погружен в свои невеселые мысли, что не обратил внимания, имелись ли на скалах отметки уровня прилива и вообще, доходила ли до них вода.
– Я уверен, что если мы не станем более задерживаться и отправимся назад, то на песке окажемся в полной безопасности, – только и смог пробормотать я.
– С учетом того, что уже давно стемнело, нам следует поспешить в безопасное место, – поддержала она меня, и теперь уже настала моя очередь рассмеяться над явным сожалением, с которым она отозвалась об этой необходимой предосторожности. Она тоже расхохоталась, и наш общий восторг опять-таки нашел свое выражение в поцелуях. Она была со мной почти одного роста и, несмотря на ее изящество, я чувствовал скрытую в ней силу, а также и нетерпение, обуревавшее и меня самого.
Охватившая нас восторженная радость не успела обрести своего воплощения, когда прилив таки вынудил нас разомкнуть объятия, но я понял, что вмешательство сил природы отнюдь не умаляет испытываемого мною счастья. Люси обратила мое внимание на то, как прибрежные скалы нависают над бухтой, словно стремясь соединиться с морем, и я понял, что моя любовь к ней не зависит ни от близости, ни от обстоятельств, ни от счастливой фазы луны. Когда мы направились по берегу в обратную сторону, мне показалось вполне естественным обсуждать с ней геологические особенности образования скал, о которых она знала значительно больше меня. Это было столь же естественным, как и то, что я обнимал ее за талию, а она прижималась ко мне, как будто мы шли так в тысячный, а не в самый первый раз. Вполне естественным казалось мне и то, что я выражаю свою радость поцелуями.
Впрочем, несмотря на то что я буквально пребывал на седьмом небе от счастья, я вовремя расслышал вдалеке лай собаки и то, что какой-то мужчина свистом подозвал ее к себе. Я отпустил талию Люси. Она очень удивилась, даже когда поняла, что заставило меня так поступить, но с готовностью и смиренно взяла меня под руку. Невзирая на правила хорошего тона и приличия, я не смог удержаться, чтобы не прижать ее к себе, так, чтобы ощущать каждое движение ее тела при ходьбе.
– Не обращайте внимания, – сказала она, переплетя свои пальцы с моими. – В гостинице, когда мы туда вернемся, будет намного удобнее. И у нас впереди целая ночь.
– Что?
Последовала долгая пауза, а потом она пробормотала:
– Вы, наверное, думаете, что мне не следовало так говорить. Я не стал делать вид, будто не понял, что она имеет в виду.
– Да, наверное, не следовало. Хотя мне неприятна одна только мысль о том, что мы не должны говорить чего-либо друг другу. Несколько поцелуев на пляже, в темноте, это… в общем, вы ведь мне не поверите, если я скажу, что лишь уступил вам, верно? Но о том, о чем вы только что заговорили, нельзя даже и думать.
– Почему же нет?
– Потому что… Неужели я должен объяснять?
– Вы сами только что сказали, что мы должны доверять друг другу. И еще вы знаете, что меня невозможно шокировать.
Я ничего не ответил, потому что как и что мог я ей объяснить? Она отнюдь не была невежественной в отношении мира и созданий, его населявших; я видел, что ее невинность более фундаментальной природы, поскольку она говорила о ней лишь как о пренебрежении принятыми в обществе нормами и правилами поведения. Она не имела понятия о действительном характере того, что предлагала. В такой момент молодые люди признают не потерю невинности, а лишь утверждают свою мужскую сущность и мужское начало. Но я видел на примере Каталины, сестер, жен, любовниц моих друзей, Мерседес и каждой новой девушки, которых она брала под свое крыло, что для женщины утрата невинности не проходит бесследно. И не имеет значения, добровольно или по принуждению она с ней рассталась, с благословления Церкви или же без оного, в мирное время или среди ужасов войны.
Укрепившись таким образом в своем убеждении, я вынужден был признать, что моя оборона готова рухнуть под напором моего же желания. Я лишь крепче прижал ее к себе, и она с такой готовностью откликнулась на это, что будь я на десять лет моложе, то немедленно увлек бы ее на песок и искал бы удовлетворения наших желаний на этом же месте. Я осознал, что нам обоим повезло, ведь я был достаточно опытен, чтобы понимать, что пламя страсти трудно поддерживать на песке и камнях, на холодном ветру, в предвкушении наступления соленой воды. И эта мысль заставила меня рассмеяться.
Она взглянула на меня прищуренными глазами, а потом не удержалась и прыснула.
– Нет, я понимаю. Вы совершенно правы. Нам будет намного лучше в уютной и удобной кровати в гостинице.
– Нет! – заявил я, отстраняясь, поскольку ее близость оказывала разрушительное действие на мою решимость. – Я не стану этого делать. Вы не можете просить меня об этом.
– Я могу просить вас об этом, равно как и вы можете отказать мне в моей просьбе, – возразила она и протянула мне руку. – Любимый, не будем ссориться из-за этого.
– Ссориться? Ни за что на свете! – воскликнул я, обеими руками сжимая ее ладошку.
Она улыбнулась, и меня охватило нестерпимое желание покрыть поцелуями ее черные ресницы, пухлые алые губы, ощутить на кончиках пальцев прикосновение ее белых зуб и языка. Но я удержал ее на расстоянии вытянутой руки и обрел некоторое утешение в том, что поцеловал ей руку и ограничился лишь словами, правда, после долгой паузы:
– Хотя должен признаться, что все равно буду любить вас, даже если мы начнем ссориться сегодня и до самого Страшного суда.
Она рассмеялась и увлекла меня за собой.
– Хорошо. Тогда мне нечего бояться, что вы меня разлюбите, если я признаюсь, что не вижу причины, по которой – пока мы в Испании – мы не можем жить, как муж и жена.
Я не ожидал от нее повторной атаки, и мои защитные порядки пребывали в некотором расстройстве. В течение какого-то времени я не мог подобрать более убедительного ответа, чем простое и решительное «нет».
Она тем временем продолжала:
– Будь мы в Англии, ваша щепетильность относительно моей репутации, да и вашей собственной, еще была бы понятна. Помимо всего прочего, у меня нет намерения обидеть вас. Я всего лишь хочу, чтобы мне предоставили право распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению. Кроме того, пока мы здесь, кто узнает об этом?
Мы приблизились к гавани. Луна уже висела над самым краем дальнего хребта, и, когда мы ступили на дорожку, ведущую к гостинице, вокруг нас опустилась ночь.
– Любимая, вы понятия не имеете о том, что предлагаете, – сказал я. – Если бы я мог надеяться, что вы выйдете за меня замуж…
Внезапно мне представилось, как она стоит в холле поместья в Керси и оглядывается по сторонам, и я ощутил в своем сердце такую сильную и неистовую любовь, что не смог более продолжать. Впрочем, в моем смятенном состоянии и эта странная беседа, которую мы вели, казалась не более реальной и вещественной, чем то видение: оба были болезненно яркими, но при этом не более реальными, чем мечты. И только споткнувшись о камни мостовой, я убедился, что все еще пребываю в этом мире.
Она негромко рассмеялась, и мне почудилось в ее смехе смущение.
– О, должно быть, вы помните, что я сказала вам в Эксе… относительно возможности замужества. Вы должны сделать некоторую скидку на… скажем так, мои расстроенные в тот момент нервы. До сих пор не пойму, как я сумела удержаться и не убить за эти месяцы своего зятя и мою дражайшую Хетти. – Она умолкла, но потом продолжила, хотя в голосе ее ощущалось некоторое напряжение: – Вот уже некоторое время, как я поняла… что замужество совсем не обязательно должно быть таким, как у них. Я видела, что брак заключается обеими сторонами, вступившими в него, а вовсе не принятыми в обществе нормами, которые определяют, каким должен быть подобный союз. Если мужчина и женщина решают, что им лучше провести жизнь вместе, нежели порознь, и если им предоставляется по собственному усмотрению выбирать, на каких условиях они могут жить друг с другом… Я готова согласиться, что такой брак может доставить счастьем обоим.
Я прошел еще несколько ярдов, прежде чем сообразил, что Люси имеет в виду. Но как только до меня дошел смысл сказанного ею, я, не теряя ни секунды, схватил ее за руку и попросил стать моей женой.
Она остановилась, обернулась ко мне и долгое время стояла молча. Мною начал овладевать страх. Я так сильно любил ее и понимал, что она необходима мне для счастья и что, если она откажет мне, я потеряю всякую надежду когда-либо обрести покой и умиротворение. Ни новые города и старые друзья, ни бесконечные путешествия, ни работа, ни вино, ни женщины, ни ребенок… никто и ничто не укрепит меня настолько, чтобы противостоять темной бездне, которая разверзнется предо мной в случае ее отказа. Я не мог поверить ни в ад, ни в рай, на вере в которые меня воспитали, я не знал, что меня ждет в будущем, но я был твердо убежден, что даже полное забвение окажется предпочтительнее, чем продолжать жить дальше, если она отвергнет мою руку.
– Стивен? – Она, нахмурившись, пристально смотрела на меня.
Я не мог больше сдерживаться.
– Если… если вы собираетесь отвергнуть меня, умоляю вас, скажите мне об этом немедленно. Это… ничего не изменит в нашем совместном путешествии. Я надеюсь, что нас связывает слишком давняя дружба, чтобы она пострадала от этого. Но прошу вас, если вы приняли решение, скажите мне об этом.
– Я хочу, чтобы вы меня поняли. – Ее слова ничуть меня не успокоили, хотя она и продолжала держать меня за руки, и в этом ее жесте я попытался обрести надежду. Спустя несколько мгновений она вымолвила: – Мои колебания вызваны… о Боже, у меня нет слов! – Она всплеснула от отчаяния руками. – Женщинам не разрешается рисовать человека таким, каким его создала природа… – Даже несмотря на свой страх, я не мог не рассмеяться над ее выбором слов. Она поняла, в чем заключается причина моего внезапного веселья, и продолжила: – И соответственно, у меня нет слов, чтобы выразить свое отношение к таким вопросам в браке.
– Вы страшитесь того, что влечет за собой замужество? – сказал я нетвердым голосом.
Она снова схватила меня за руку и стиснула ее.
– Дорогой Стивен! Не страшусь, это не совсем подходящий эпитет. Дело в том, что… Словом, я бы предпочла узнать, что значит быть женой, прежде чем дать согласие стать ею, пусть даже вашей, любимый мой. И тогда мы будем равны в своем желании обрести счастье в браке.
– Я понимаю вас, – ответил я.
Я действительно понимал ее, но при этом понимал и то, что для того, чтобы завоевать ее, ту, за кого я готов был отдать жизнь, мне придется обесчестить ее. А если я не только обесчещу ее, но и вызову отвращение или страх, то, вероятнее всего, потеряю ее навсегда.
Возвращаясь по улице к гостинице, мы никого не встретили. Очевидно, мы пробыли на пляже намного дольше, чем я полагал, и на обратном пути мы заметили лишь несколько окон, в которых еще горел свет. В гостинице женщина за стойкой бара сонно приветствовала нас кивком головы, но, проходя по двору, более мы никого не увидели.
Мы все еще не вошли в комнаты, когда она негромко поинтересовалась:
– Итак?
Я попытался взять себя в руки. Мысль о том, что она предлагала, в буквальном смысле ошеломила меня, но теперь, в самый решительный момент, меня охватил не страх за нее. Я боялся, что она испытает отвращение, увидев мое изуродованное тело и прикоснувшись к нему.
«Все мое рыцарское поведение, – внезапно подумал я, – все мои сомнения и угрызения совести… Неужели все сводится к тому, что я не лягу в постель с женщиной, которую люблю потому что боюсь напугать ее?» Помимо воли в памяти моей всплыли слова, сказанные миссис Барклай. Даже мысль о моих увечьях оказалась для нее невыносимой.
– Любимая моя, подумайте, – негромко произнес я, потому что, хотя мы и говорили по-английски, не мог отделаться от ощущения, что нас могут подслушать. – Подумайте и простите меня, потому что я буду откровенен. Я… я никогда не смогу простить себе, если причиню вам боль или страдание. Первый раз… в первый раз это бывает нелегко.
– Да, я знаю, – ответила она. – Хетти говорила мне… – Она отвернулась и свободной рукой распахнула дверь в свою комнату. – Ах, Стивен, я не устраиваю никакого испытания. Если вы действительно не хотите… если это сделает вас несчастным…
– О чем вы говорите? – воскликнул я. – Как я могу быть несчастным, если у меня есть вы?
Она шагнула через порог комнаты, увлекая меня за собой.
– Так вы не отказываетесь?
Я позволил ей увлечь себя внутрь.
– Нет. Вот только… Помните, мы с вами много говорили о том, что война делает…
Люси повернулась, чтобы взглянуть на меня, и свет от фонаря во дворе упал на ее лицо. Она улыбнулась и сказала:
– Я люблю вас. И ничто в вас не изменит этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65