Сэр , моя жена на шестом месяце беременности и очень голодна; не могли бы вы оставить этот поднос здесь и принести в зал другой? Когда Эндрю понял, что парень не говорит по-английски, он даже попытался разыграть беременную карту по-испански, но тот прекрасно понял его намерения, помахал у него перед носом пальцем и удалился.
Я оглядываю комнату, чтобы найти хоть какое-нибудь развлечение, и краем глаза вижу, как у входа в зал гудит возбужденная толпа. Наверное, какая-нибудь знаменитость. На эти вечеринки каждый год приглашают парочку известных актеров, и весь вечер они ходят, облепленные почитателями. Не хотела бы я такой славы. Это, наверное, похоже на хроническую беременность. К тебе в любое время может подойти совершенно незнакомый человек, пристать с разговорами, трогать тебя, не спросясь, как будто вы с ним старые друзья. Ужасная жизнь, даже жалко их. Тем не менее мне тоже любопытно, я встаю и вытягиваю шею, чтобы рассмотреть, по поводу кого весь сыр-бор. В центре столпотворения я вижу немолодого и не очень привлекательного мужчину, которого я не знаю. Его спутнице, хорошенькой тощей платиновой блондинке, на вид лет семнадцать. Как типично.
Подождите. Что-то я торможу. Ей действительно семнадцать. И это Тик. Какого хрена она тут делает? Значит, я уломала ее порвать с Маркусом, чтобы она тут же связалась с гадким старикашкой? Надо с этим разобраться – хотя бы потому, что больше мне пока заняться нечем. Я начинаю проталкиваться сквозь толпу, чтобы подобраться к ней поближе. Она вальяжно прихлебывает шампанское, и видно, что выпила она уже достаточно. Мерзким учительским жестом я похлопываю ее по плечу:
– Тик?
Она резко поворачивается, но когда видит меня, расцветает:
– Миссис Стоун! Что вы здесь делаете?
Я кидаю многозначительный взгляд на бокал с шампанским, а потом подозрительно смотрю в сторону ее спутника:
– Я бы иначе поставила вопрос: а что ты здесь делаешь?
Она понимает, к чему я клоню, и смеется:
– Да это мой папа. Мамы сейчас в городе нет, и он взял меня с собой. Он не любит ходить на такие мероприятия в одиночестве.
Ну да, конечно. Папа. Я и забыла, что он тоже клиент фирмы. Тогда понятно.
– Ладно, а то я уже начала беспокоиться. – Окидываю ее женским оценивающим взглядом: – Кстати, ты выглядишь прекрасно. Платье потрясающее.
Платье у нее до пола, оно из серебристой сетчатой материи, и к нему прилагаются обалденные серебряные туфельки на жутких шпильках. Все это явно позаимствовано из маменькиного гардероба.
– Спасибо. Моя мама давно дружит с Джоном Гальяно. Это он для меня сделал.
Ошибочка.
– Да-да-да, – говорю я, убирая волосы со лба. – А мы с семейством Версаче вместе дачу снимаем, и они мне все время что-нибудь шьют.
Тик краснеет.
– Извините. Я не хотела, чтобы это так прозвучало. – Она наклоняется ко мне и шепчет: – Я слегка напилась.
Да ну! Серьезно ? Думаю, я уже узнала больше, чем должна была, но спасибо за откровенность.
Ее отец вдруг замечает, что она разговаривает со мной, и берет ее под локоток:
– Виктория, представь меня своей знакомой. Французский акцент. Я и не думала, что он действительно француз. Собственно, я всегда считала, что его зовут Стивен, а Стефана он придумал, чтобы придать таинственности своему голливудскому имиджу. Этот город может запутать кого угодно.
– Папа, это миссис Стоун, консультант по высшему образованию из нашей школы.
Он оглядывает меня с головы до ног и улыбается:
– А, знаменитая миссис Стоун. Много о вас слышал. Значит, как я понимаю, вы собираетесь пристроить мою дочь в Нью-Йоркский университет?
Не-е-ет , это ты собираешься подписать большой жирный чек и пристроить свою дочь в Нью-Йоркский университет.
– Да, конечно. Приятно с вами познакомиться.
– Мне тоже. С вами обоими, да? – говорит он, махая головой в сторону моего живота. Хотя бы не трогает, и то спасибо.
Я улыбаюсь и кладу руку на живот.
– Ну, на самом деле, с нами полуторами, – говорю я и издаю звук, который, я надеюсь, будет воспринят, как милый радостный смех. В жизни не чувствовала себя так фальшиво.
– Да, впереди вас ждет много интересного, – говорит он, обнимая Тик за плечи. Она из него может веревки вить. Неудивительно, что мамаша стала такой стервой. Она, наверное, умирает от ревности, глядя на их отношения. – А как вы оказались на этой вечеринке? Ваш муж связан с этой фирмой?
Да, классический мужской шовинизм с французским акцентом.
– Нет, – говорю я. – Моя старая подруга по юридическому колледжу работает у них адвокатом и приглашает меня сюда каждый год. Надеется переманить меня обратно в юридический мир.
Он поднимает брови, изображая, что впечатлен услышанным, и поворачивается к Тик.
– Значит, и красивая, и умная. Виктория, я надеюсь, ты ценишь отношения со своим консультантом, она тебя многому может научить. – Седой мужик в смокинге пытается втиснуться между нами, Стефан ему кивает. – Дамы, прошу меня извинить. Меня ждут несколько джентльменов, которые, впрочем, явно не так интересны, как вы. Миссис Стоун, был очень рад с вами познакомиться.
Я собираюсь пожать его руку, но он берет мою и целует.
Очень по-французски и очень приятно.
Кто-то трогает меня за плечо, я поворачиваюсь и вижу Стейси.
– Что-то ты не спешила, – говорю я. – Я здесь уже с восьми.
– Извини, – говорит она, ослепительно улыбаясь всеми зубами. На ней нежно-розовое атласное платье с талией под грудью, из-за чего грудь выглядит неприлично огромной. – Задержалась.
Только тут я замечаю, что за ее спиной стоит мужчина, и его рука лежит на ее талии. И одет он в потрясающий костюм в тонкую полоску с маленьким нежно-розовым галстуком, который идеально подходит к ее платью. Хм-м-м.
– Стейси, – говорю я, – ты, наверное, помнишь, это Тик Гарднер.
Тик от восторга подпрыгивает вверх-вниз, как мячик. Надо почаще ее подпаивать. С ней намного легче иметь дело без ее любимого образа мрачного панка.
– Не может быть! – верещит она. – Так это ваша фирма? Мой папа – ваш клиент!
– Я знаю, – говорит Стейси. – Рада снова видеть тебя. Ты выглядишь... очень взрослой. – Я прочищаю горло и стреляю глазом в сторону ее мужика, Стейси в ответ стреляет глазом в меня: – Лара, Тик, это мой друг Тодд.
Тодд протягивает руку, и мы с Тик по очереди жмем ее.
– Я много слышал о вас, Лара, – говорит он.
– Сегодня это популярная тема, – хихикает Тик. Ладно. Деток на сегодня достаточно.
– Тик, ты нас извинишь? Нам надо поговорить. Она корчит недовольную мордочку, уходит в соседнюю комнату и пристраивается в очередь в бар.
– Значит, вы со Стейси познакомились в Мексике? Он кивает головой и делает глоток из бокала. Я уже говорила, как я ненавижу быть единственной трезвой из всей компании?
– Да, – говорит он. – На самом деле я даже не собирался туда ехать, но потом возникли какие-то проблемы, и на студии в последний момент решили, что будет хорошей идеей послать туда меня. Это судьба...
Он нежно смотрит на Стейси и сжимает ее руку. Бедный парень, он не понимает, во что вляпался. Он делает еще глоток и поворачивается обратно ко мне: – Стейси говорила мне, что вы сейчас в школе Бэль-Эйр. Насколько я знаю, непростое местечко, с амбициями. Вам, наверное, достается.
– Да, достается, детки все дерганые, родители все ненормальные, но это не так и плохо. Точно лучше, чем быть юристом.
– Да, интересно. Расскажите, детки ваши действительно такие наглые и порченые?
Ну почему в моей работе всех интересует именно это? Никому нет дела до того, чем я занимаюсь; всем интересно, как же я работаю с очень богатыми подростками. Как будто это чем-то отличается от работы с очень богатыми взрослыми. Мне всегда ужасно обидно за моих деток. Да, они наглые, но они мои детки. И если я буду отвечать на такие вопросы, это будет предательством.
– Знаете, – говорю я как бы между прочим, – они ездят на БМВ и носят дизайнерские тряпки, но большинство из них нормальные дети, которые к тому же работают как бешеные. На них давят со всех сторон. Такого прессинга в наши школьные годы не было. Сейчас я ни за какие деньги не согласилась бы стать подростком.
Тодд, судя по всему, не удовлетворен моим ответом, что меня весьма радует. Потом он начинает вызнавать, какой отраслью юриспруденции я занималась, дело кончается обсуждением тройственных слияний и возможности их аннулирования, и вскоре я начинаю лезть на стену. Знаете что? Он для Стейси – идеальная пара. Та же степень соприкосновения с реальной жизнью – где-то одна восьмая. На работе он наверняка проводит столько времени, что увидеть сына ему вряд ли удается.
– Извините, Тодд, – говорю я, прерывая его посредине предложения, – у меня на мочевом пузыре сидит младенец, и, как бы мне ни хотелось с вами поболтать, в туалет мне хочется еще больше, чтобы не пришлось писать на пол. Приятно было познакомиться.
– Без проблем, – говорит он. – У моей бывшей жены было то же самое. Двадцати минут не выдерживала. Я теперь знаю каждый туалет в городе.
– И я знаю. – Я машу ему рукой и иду к двери.
В туалете никого нет, и я пользуюсь возможностью задрать платье и поправить веревочку от стрингов, которая уже два часа врезается в мой геморрой. Ох. Вот так-то лучше. Туалет, впрочем, оказывается не совсем пустым – из кабинки для инвалидов в дальнем углу доносится какое-то сопение или всхлипывания. Я заглядываю под дверцу и вижу серебряные шпильки.
– Тик? – говорю я. – Это ты?
– Миссис Стоун?
– Да, это я. С тобой все в порядке? – Еще всхлип.
– Не совсем, – говорит она. – Я, кажется, выпила слишком много.
Нет , только не это.
Она отпирает задвижку, дверца распахивается и открывает моим глазам чудную картину: она сидит на полу, серебряное платье закатано до пояса, голова лежит на унитазе.
– Кажется, меня сейчас вырвет.
– Хорошо, – говорю я. – Хочешь, чтобы я позвала твоего папу?
Ее это предложение, похоже, пугает.
– Нет! Пожалуйста, не говорите ему. Он будет в бешенстве. Пожалуйста! Не могли бы вы со мной побыть?
Что? Не могла бы я побыть с ней? А она меня не путает с личным секретарем своей маменьки? Я потихоньку отхожу от кабинки:
– Знаешь, Тик, у меня с этим проблема. Когда кого-то тошнит, меня тоже начинает подташнивать.
Она жалобно смотрит на меня и, кажется, вот-вот заплачет.
– Пожалуйста, мне действительно не очень... – Тут она судорожно дергается и переваливает голову через край унитаза. Волосы облепляют ей лицо, и я слышу, как ее рвет.
Фу. Отвратительно . Когда она поднимает голову, с ее лица и волос свисают комочки блевотины. Я закрываю глаза, чтобы меня саму не вырвало. Ладно. А теперь пора отсюда выбираться.
– Тик, извини, мне очень жаль. Но я не могу. Ревет:
– Ладно, а не могли бы вы позвать Стейси? Мне нужно, чтобы кто-нибудь со мной посидел. Со мной раньше такого не было.
Она хочет, чтобы я позвала Стейси? Стейси? Хотела бы я знать, почему она решила, что Стейси будет с ней сидеть? Она не знает Стейси. Стейси ей быстро объяснит, кто она такая, если она не в состоянии удержать в себе все, что выпила.
– Поверь мне, Тик, Стейси не тот человек, который мог бы тебе помочь. Боюсь, будет еще хуже.
Она снова жалобно глядит на меня:
– Не думаю, что может быть хуже, миссис Стоун. Стейси будет как раз то, что надо.
Ладно , думаю я. Сама напросилась . Я иду к двери, берусь за ручку – и чувствую, как ребенок толкает меня под ребра. Или совесть. Блин.
Я не могу ее здесь оставить.
Ладно , Лара. Давай посмотрим на это с другой стороны. Через несколько месяцев у тебя родится ребенок , и тебе точно придется возиться и с блевотиной , и со всякой другой пакостью , так ведь? Так.
Нет – подождите минутку – не так. На самом-то деле я рассчитывала свалить эти проблемы на Эндрю. Ну и ладно. Бог с ним. Попробую сама.
Я набираю побольше воздуха, поворачиваюсь и иду к раковине. Достаю полотенце и мочу его в воде.
– Вот, – говорю я, протягивая ей полотенце. – Приложи к шее. Будет полегче.
– Спасибо, – говорит она.
Потом снова сгибается над унитазом, а я хватаю ее волосы и убираю с лица. Я чувствую в пальцах комки блевотины, но стараюсь о них не думать. Когда она заканчивает, я иду к раковине и приношу ей еще несколько мокрых полотенец, чтобы вытереть лицо.
– Думаю, я все, – говорит она. – Уже намного лучше.
– Отлично, – говорю я, вручая ей очередное полотенце. – Давай теперь посмотрим, что можно сделать с твоими волосами. – В корзиночке с туалетными принадлежностями, красиво уложенным флористом, я нахожу расческу и бутылочку ополаскивателя для рта и начинаю распутывать ей волосы, вытаскивая застрявшую дрянь.
– Ух, – произносит она, выплевывая очередную порцию ополаскивателя. – Не надо было мне есть эту пасту на обед. Розовый соус был такой жирный.
– Ладно, хватит, не искушай судьбу. Больше я не выдержу.
– Извините, – говорит она, улыбаясь.
Все крупные комки наконец изъяты, я беру еще одно мокрое полотенце и вытираю ей волосы, чтобы снять все, что там осталось. Закончив операцию, я кидаю полотенца в деревянную мусорную корзинку в углу комнаты, мою руки и усаживаюсь на пол в инвалидной кабинке. Тик лежит рядом, прижавшись щекой к мраморному полу.
– Вы ведь не скажете папе?
– Нет, – говорю я. – Не скажу. Но хотелось бы надеяться, что ты теперь знаешь свои границы. Ты девушка хрупкая, и не надо пить как футболист.
– Я знаю. Извините. Клянусь вам, я почти не пью. Мне это вообще не нравится. Я просто думала, что будет весело – тут все взрослые, платье красивое, и все такое.
– Знаю. Подростком я тоже когда-то была. – Я смотрю на нее и ностальгически вздыхаю. – У моих родителей был дом на побережье в Джерси, и каждый раз, когда они уезжали, я устраивала буйные вечеринки. Я ни разу не попадалась, пока кто-то из гостей не оставил в углу бутылку пива. Мама обнаружила ее через две недели. Боже, что она мне устроила!
– Вы любите свою маму? – спрашивает она.
Я отвечаю не сразу, потому что не совсем понимаю, как ответить.
– Люблю. Сейчас люблю. У нас был очень тяжелый период, когда мне было лет двадцать, но сейчас все хорошо. Тут, конечно, свою роль играет то, что она живет в трех тысячах миль отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43