– Беловодье.
– Ерунда. Они ищут деньги Сазонова. Так? Стен с сомнением покачал головой:
– Я тоже сначала так думал. Но они не спрашивали о деньгах. Только про Беловодье.
Остряков фыркнул:
– Что значит – спрашивали?
Алексей закатал рукав рубашки и показал багровый, свежий рубец от ожога.
– Не слабо, – хмыкнул Остряков. – И ты хочешь сказать, что ничего им не поведал? А? – Он ухмыльнулся, будто говоря: ну в это-то я никогда не поверю.
– К счастью, я почти сразу отрубился, – отвечал Стен.
– Ладно, ладно, ты никому ничего не сказал. Только пообещал привести их сюда, – как рассерженный кот, зафырчал хозяин.
Стеновский по своему обыкновению откинул голову назад и смерил хозяина высокомерным взглядом.
– Те парни, что пытались вытрясти из меня нужную информацию, умерли. Это тебя немного успокоит?
– Их похоронили?
– Они успели мумифицироваться. Так что на время я оторвался от погони. Иначе я бы никогда не пришел сюда.
– А я-то тебе зачем?!
– Во-первых, я должен был тебя предупредить. Ясно, что ты следующий попадешь под удар Колодина.
– Васька Зотов тоже не в Беловодье, – напомнил Остряков. – И Грег…
– Грег в Беловодье. А Баз под опекой Гамаюнова. Это мы с тобой вольные птицы. И мы должны спасти Беловодье. Отвести от него удар.
Господин Шарп затрясся от смеха.
– Ты же всегда был рационалистом, Стен! И вдруг ты хочешь спасать Беловодье?! Это же нонсенс, как ты сам этого не понимаешь? Беловодье никому не нужно. Ни нам, ни им. В теории Гамаюнова все звучало красиво. Я тоже был очарован, тоже повторял, как заведенный, “Град небесный на земле”. Но раньше других понял, что Беловодье – очередная туфта. В этом мире ценится материальное. Ощутимые вещи, к которым применимы глаголы “съесть, выпить, трахнуть”. Кто наделен шестым чувством, погибает.
– Ладно, господин Антигумилев, я понял твою позицию. Но в Беловодье господина Колодина быть не должно.
– Ну и что ты собираешься сделать?
– Дать им бой.
– Звучит героически. Из чего будем стрелять? Из пулеметов? Или из автоматов?
Алексею стоило большого труда сделать вид, что шутка его ни капельки не задела.
– Для начала я хотел узнать, для чего Колодин жаждет добраться до Беловодья. Ты всегда был непревзойденным мастером добычи информации.
– Прощупать Колодина! Надо же! Какое заманчивое предложение! М-да… А что, если после этого он немного прощупает меня? Как вы поживаете, мистер Шарп? Не поставить ли вам на брюхо горячий утюжок? Сколько я выдержу? Пять минут? Десять?
– Ноль. Поэтому ты должен действовать осторожно. Никто не просит тебя встречаться с ним лично. Не мне учить тебя, как делаются подобные вещи.
– Ну что ж, перспектива заманчивая. Ах, Стен, только по старой дружбе и соглашаюсь. Кстати, а ты сам где живешь? В Темногорске?
– Нет, не в Темногорске, – ускользнул от ответа Стен.
– Богато? Привольно? Собачья конура хотя бы есть? А?
– Конура под названием “квартира” есть.
– Слушай, иди работать ко мне. Знаешь, какая у нас будет империя страсти? Ого-го!
Алексей отставил чашку с недопитым кофе и поднялся.
– Счастливо оставаться! – Он шагнул к двери.
– _Всегда рад помочь, -пообещал Остряков, тоже поднимаясь. И, немного помявшись, спросил другим, лишенным прежнего ерничанья тоном: – Так ты бывал в Беловодье?
Стеновский кивнул.
– И это правда, то, что говорил Гамаюн? Стен помедлил, прежде чем ответить.
– Церковь уже появилась, – сказал он.
– И свечи… Свечи в ней горят сами по себе, не сгорая?
– Видно, как свечи горят под водой.
В ответ вновь последовал молчаливый кивок. Хозяин неожиданно засуетился, будто поначалу забыл о чем-то очень важном, а теперь неожиданно вспомнил.
– Может, тебе нужны деньги? Так я могу дать. Вернешь, когда сможешь.
– А если не верну?
– Не волнуйся, мои клиенты все возвращают, у нас своя охранная фирма, которая заботится о долгах: – Остряков нервно хмыкнул.
– Я имею в виду другое.
– Деревянный костюм?
– Вот именно.
Остряков растерянно почесал начинающую лысеть макушку.
– Ну, тогда считай, что я заранее пожертвовал на твои похороны. – И он захохотал, решив, что пошутил очень удачно. Потом вновь поскучнел: – Стен, кончай ты играть в детские игры. Давай взрослей и иди ко мне работать.
Итак, на Острякова мало надежды. Разумеется, он может кое-что разнюхать. Большего от него ждать не приходится. Что же теперь делать? В одиночку Алексей не мог осуществить задуманный план. Пусть люди Колодина сейчас потеряли его из виду и у Стеновского есть шанс затаиться где-нибудь. Но тогда начнется охота на других. Игорь Колодин выследил его там, у реки. После первого нападения Стен все время ожидал, когда же Колодин даст о себе знать, когда нанесет удар. Ситуация напоминала ту давнюю историю с листовками. Тогда он тоже был уверен, что его найдут. Почему говорят, что в одну воду нельзя войти дважды? Он, к примеру, все время бродит по одной и той же реке туда и обратно.
Алексей поддал ногой брошенную кем-то банку из-под колы, и она с грохотом покатилась по разбитому тротуару. Пора заканчивать игру в прятки. А что, если заявить о Беловодье во всеуслышанье, то есть сделать то, чего всегда страшился Гамаюнов? Но что это изменит? Колодин не оставит охоту. Алексей был уверен, что Колодину нужны не только деньги фонда и само Беловодье. Когда-то Гамаюнов заявил, что Беловодье способно дать все, заменить все. Возможно, Колодин понял слова Ивана Кирилловича буквально. Или… ему нужно Беловодье для какой-то своей, неизвестной пока цели?
Надо как можно скорее избавиться от погони. Но как? Невыносимо решать судьбу других людей, когда они этого права не давали. И даже не подозревали о том, что от его сообразительности и силы зависят их жизни.
“А если бы я остался в Беловодье?” – обратился он сам к себе с вопросом.
В какой раз? В сто первый или в сто тысячный? Он сбился со счета. Но всякий раз Стен давал один и тот же ответ: он не мог остаться.
Он зашел на почту, купил телефонную карту и набрал номер Веселкова.
– Ника к телефону, – попросил он.
И тонкий женский голосок, ломаясь, ответил:
– Таких здесь нет.
– Веселкова, – уточнил он.
– А кто его спрашивает?
– Старый знакомый.
Алексей понял, что женщина прикрыла ладошкой трубку и сказала кому-то: “Знакомый”. Что ответили ей, Алексей не разобрал.
– Николай Иванович будет вечером. Что-нибудь передать?
– Не надо ничего. – Алексей повесил трубку. Стен бродил по улицам, оглядываясь по сторонам, будто надеялся отыскать что-то значительное, потерянное много лет назад где-то здесь. Может быть, за тем углом или в этом сквере. Порой он просто не узнавал улиц. Одни дома окончательно обветшали, от других остались одни фасады, стыдливо прикрытые обрывками сетки, с подпорками лесов, с черными провалами вместо окон. Третьи, только что отделанные, сверкали свежей краской и новыми, недавно вставленными стеклами. С небрежением взирали они на бредущих мимо них пешеходов. Стен зашел в магазин и купил бутылку вина, конфеты и печенье.
Пока он шел к Ленкиному дому, ему все время казалось, что кто-то следует за ним по пятам. Но, оглядываясь, он не замечал ничего подозрительного. И все же он ускорил шаги, перешел на другую сторону улицы. Опять оглянулся. И тут кто-то налетел на него. Автоматически Стен схватил человека за ворот куртки и… в его руках барахтался Юл.
– Ты? – выдохнул он и разжал пальцы.
– Возвращаюсь, – сообщил Юл, глядя на брата не особенно приязненно. – Здесь мне делать нечего. Короче, отца убили в Темногорске, значит, и убийца там.
– Один ты ничего не сможешь сделать.
– А мне плевать, беги дальше, заяц, а я буду искать.
Стен секунду молчал. Что лучше: позволить мальчишке самостоятельно рисковать головой или втянуть в заведомо опасную игру? Наверняка оба варианта плохи. Но Алексей не мог отпустить от себя Юла, не мог сказать: “Я за него не отвечаю”. Потому что получалось, что теперь отвечает, как ни верти.
– Если я скажу, что знаю убийцу?
Юл растерялся:
– Что значит – знаешь? Видел или…
– Знаю его имя.
– Чего ж ты ждешь, Гамлет хренов! – возмутился Юл.
– Знаю его имя, – повторил Алексей. – Но пока не могу до него добраться.
– Трусишь, значит!
– Нет, просто к нему не так просто войти в дверь, даже если известно, где она. Не то что убить. Ведь ты требуешь его убить? Так?
Юл смерил брата оценивающим взглядом.
– Да ни черта ты не знаешь, – вынес он свой вердикт, – просто изображаешь из себя крутого. А на самом деле ты только других подставляешь. Как отца. – Юл знал, что его слова несправедливы, но это знание доставляло почти болезненное наслаждение.
– Тебе хочется унизить меня, братец? Зачем? Чтобы самому не было так больно? Только не помогает чужая боль. – Странная, почти торжествующая улыбка скользнула по губам Алексея. – Ну, может быть, на минутку. На час… А потом отчаяние возвращается. Так стоит ли ради минуты колоть глаза ближнему? А?… Я скажу тебе по секрету: на моей совести столько жизней, что твои слова не задевают меня. Честное слово.
Он говорил чудно, как будто не к Юлу, мальчишке, которого едва знал, обращался, а к кому-то другому, взрослому, степенному, умудренному жизнью. И от этого тона больше, чем от сказанных слов, Юл почему-то смутился. Но ему хотелось выдержать марку, выказать до конца твердость и дерзкое неповиновение.
– Короче, я домой, а ты делай что хочешь, – объявил он.
– А если я тебя не отпущу?
– Это еще по какому праву?
– По праву старшего брата.
– Ха-ха, тоже мне скажешь! Да какой ты мне брат – мы три дня знакомы! Родственничек, – презрительно фыркнул мальчишка.
– Тринадцать лет, – поправил его Алексей. – Ты был так мал, что помещался у меня на ладони. В те дни я спал на кухне, а надо мной сохли подписанные тобой пеленки. К вечеру на гладильной доске скапливалась груда белья, и я гладил твои подгузники.
Юл растерянно смотрел на брата. Он вдруг понял, что тот навсегда запомнил его тем маленьким, беспомощным существом, и потому в глазах Стена он, Юл, всегда будет мал и уязвим.
– И что ты делал тогда? – спросил он, почему-то веря словам брата.
– Работал на заводе, убирал металлическую стружку в цеху. Мерзкая работа. Все руки были исколоты крошечными металлическими занозами, никакие перчатки не спасали. И еще наушники носил: рев от станков стоял такой, что человеческого голоса не было слышно. После работы ходил в вечернюю школу. Я помню о тебе так много, что и дня не хватит на рассказ. Помню, как ты ползал по коридору вслед за матерью, помню, как ты при виде собак говорил “ав-ав”, помню… Ну что еще вспомнить, говори, чем еще доказать тебе мое право на неравнодушие, а, Юл?
– И помнишь, что отец хотел назвать меня Казимиром, а мать не позволила? – неожиданно для себя спросил Юл.
Алексей улыбнулся.
– Приехал дед, и уже все было решено. И мама твоя почти согласилась. Но тут отец с дедом поругались. И… – Алексей запнулся. – И тебя назвали Юлием.
От мальчишки не ускользнуло, что брат хочет обойти молчанием скользкий вопрос.
– Из-за чего они поругались? Алексей поморщился:
– Они все время с дедом ругались. Дед то отрекался от отца, то вновь его признавал. Как соберутся вместе, выпьют по рюмашке, ну и поехало.
– Что значит “не признавал”?
– Отец родился в лагере в сорок шестом году. Ну и дед считал… как бы тебе помягче сказать…
– Бабка трахалась с кем-то еще, – подсказал Юл. – Понятно. А за что деда посадили?
– За половину квадратного метра. – И, видя недоумение Юла, Алексей разъяснил: – Жилплощади имеется в виду. Когда после войны “освободили” Прибалтику, “освободители” принялись насаждать там свои порядки. Дом полагалось иметь не больше определенного метража. Площадь каменного дома Стеновских оказалась на половину квадратного метра больше. И потому он подлежал конфискации, а деду и его семье в этом доме выделили комнатку для проживания. Дед утверждал, что подрался с новыми хозяевами. Но я думаю, что он просто сказал что-то не то в сердцах. Так что в мгновение ока и он, и бабушка очутились в лагере. Освободился дед уже в пятьдесят шестом и первым делом поехал посмотреть на свой дом. Там располагался военный санаторий. Дед походил по саду, подобрал паданцы со своих бывших яблонь, и жена полковника подарила ему старое драповое пальто.
– А что дальше?
– Ничего. Разве у этой истории может быть какое-то продолжение?
– Так теперь этот дом можно вернуть, – сказал Юл. Стен растерялся. Сам он об этом никогда не думал.
– У отца и документов наверняка на тот дом не осталось. Дед умер… Да и зачем?
– Это наше родовое гнездо. Ведь это здорово такой дом иметь. Он на замок похож?
– Смеешься? Обычный дом.
– А ты в самом деле считаешь, что отец, ну он…
– Он был вылитой копией деда. И внешне, и по характеру. У Стеновских у всех мерзкий характер, смею тебе заметить,
– Ладно, – буркнул Юл. – Я останусь. Только ты пообещай, что поймаешь того подонка.
– Я и сам этого хочу.
– Тогда пойду погуляю, а к вечеру вернусь. Не хочу слышать все это.
– Что – слышать?
– Ну как они трахаются за стенкой. Роман и эта… Лена, у которой мы остановились. Я думал, она тебя любит, а тут…
По тому, как переменилось лицо Алексея, Юл понял, что сказал лишнее.
– Если она твоя телка, то почему изменила?! – возмутился Юл.
Стен отрицательно покачал головой:
– Она никогда не была моей. Никогда.
– Тогда я пойду. – Юл смущенно похлопал брата по плечу, и, наклонившись, шепнул на ухо: – Если что, то я приметил: Роман боится огня. Ткни в него горящей спичкой, и он в обморок грохнется. Так что не дрейфь, вмажь ему как следует.
– А ты куда?
– По городу поброжу, погляжу, что и как. Не там же сидеть. Дай денег, а то у меня какая-то мелочь в куртке осталась.
– Сколько?
– А сколько есть.
Алексей провожал взглядом удалявшуюся тонкую фигуру брата и не двигался. Не хотелось пересекать сквер и идти наверх, в квартиру к Лене. Было неприятно ее видеть. Как она могла! Только что клялась в вечной любви – и вдруг! – всадила нож в спину. Кто бы мог подумать, что так больно будет узнать про измену женщины, которую он никогда не любил и которую отверг несколько часов назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56