Сегодня автомобильная скорость крадет у земли ее величины, и все-таки чувствуешь: Великие озера – это Великие озера, Великие равнины – это Великие равнины.
Плодородие Америки перетянет на чаше весов плодородие наших земель. Природных причин этому много. И первая состоит в том, что Америка – страна южная. Мы привыкли к политической географии. Но Москва с Вашингтоном лежат на разных широтах. Вашингтон на четыреста километров город более южный, чем наш Ташкент. И ровно половина страны расположена к югу от линии Вашингтона. А самый север – это линия нашего Киева. Можно даже сказать, что «севера в Америке нет». И это подчеркнуто названием зон, на которые делят страну: Юг, Восток, Средний Запад и Запад. Север – в Канаде.
Украшение любой страны – реки. Главные водные жилы Америки были у нас на пути: Гудзон, Саскуэханна, Ниагара, Миссисипи, Миссури, Колорадо, Огайо. Мы не заметили тяги людей к реке (хотя бы один купальщик за всю дорогу!). Почти всюду текущие воды были безлюдные, отчужденные, мрачные. О причинах этого мы расскажем подробно.
Особого разговора требует все, что касается взаимоотношения человека со средой обитания. В очерке – «взгляд с дороги» – можно назвать лишь внешние проявления острой проблемы. Например, постоянной деталью разнообразных пейзажей страны является «джанк» – автомобильная свалка. Временами кажется, кто-то нарочно гадил, чтобы оскорбить землю. Живописное место, пустыня, город, Юг, Запад, Восток – повсюду железные кладбища.
Районы промышленные – особо печальное зрелище. Картинки ада на старых иконах с примитивным котлом и костром из поленьев – наивная фантазия в сравнении с тем, что люди соорудили для себя тут, на земле. Наш маршрут по понятным причинам не шел через гущи заводов. Госдепартамент, правда, сделал для нас все, что мог: в несколько городов, помеченных «табу», въезд для нас разрешался, но с оговоркой: «без остановки». Таким образом, преобладающий цвет на нашем пути был зеленый. И все же дыма, нагромождений металла, мертвой земли и вонючих озер мы видели много.
Чикаго ранее славился ароматами скотобоен. Сейчас на подъездах к городу с юга и с юго-востока пора открывать пункты продажи противогазов и снабжать путников хотя бы маленькой веточкой зелени, иначе можно забыть, что ты на земле. Непрерывная цепь коптящих, парящих, извергающих в небо цветные дымы заводов. Так же круто замешена индустрия в районе Кливленда, Буффало и в добром десятке маленьких городов, припавших к озерам Эри и Мичиган. Такую же полосу бурых пространств, отмеченных трубами, вышками, эстакадами, а ночью – полыханием огней, мы проезжали в Западной Вирджинии. Горячим смогом душит жителей Лос-Анджелес…
В Америке немало почти нетронутых мест с хорошим воздухом и синим небом. Но большая часть людей живет как раз там, где трудно дышать. К проблемам американского свойства теснота добавляет особую остроту. Однако в прерии никто не бежит. Наоборот, люди сбиваются все теснее в жилые пояса на Востоке, на Юге, на Крайнем Западе. Поляк Юлиан Немцевич, проехавший летом 1797 года по Востоку Америки в дилижансе, писал: «Страну эту я охотно сравню с гигантской шахматной доской в конце игры, где на огромном пространстве, вдали друг от друга, стоят одинокие фигуры». Сейчас Америка – та же доска, но в самом начале игры: середина пуста, зато по краям клетки заняты полностью.
Сквозное путешествие от океана до океана дает возможность почувствовать разницу житейского духа в местах, заселенных «плечом к плечу», и в местах, где дымок очага – одинокий дымок. У нас, двигаясь с запада на восток, за Уралом сразу чувствуешь: люди добрее, искренней, проще. В Америке (с поправкой на существенный коэффициент «каждый сам за себя») чувствуешь то же самое, удаляясь с Востока на Запад. На Востоке все проутюжено, все под метелку и под линейку – земля, деревья, посевы, постройки, одежда и сами люди. Запад (без Калифорнии) не очень причесан, грубоват. Об одежде, о внешнем лоске построек заботы тут меньше. Еда проще, но добротнее, здоровее. Реклама не так густа и назойлива. Чаевые на бензоколонках не берут или берут ее смущением. Автомобиль покупают, чтобы ездить на нем, и не спешат поменять на более модный, дабы утвердить себя в мире и вызвать зависть соседа. От встречного где-нибудь в штате Вайоминг или Айдахо еще можно услышать приветствие: «Здравствуйте, незнакомец!» В этих словах – готовность к знакомству, доброе к тебе расположение, способность помочь, оставив свои дела, иногда очень срочные. Американцы общительны всюду. Но человеческого тепла больше не там, где больше людей.
Живет Америка преимущественно в одноэтажных и двухэтажных домах. Ферма ли, городок, окраина города очень большого – один или два этажа! Промышленность тоже в небеса не стремится. Большой завод по сборке автомобилей, завод пластических масс, пищевой комбинат, швейное предприятие – почти всегда это строгий одноэтажный брус. Мотели возле дороги – один или изредка два этажа. Одноэтажность – открытие для человека, привыкшего на картинках видеть Америку в образе небоскреба. Небоскребы строят по причине дороговизны земли в городских центрах или по соображениям престижа. Жилья в небоскребах, как правило, нет. Это деловые дома. С этих вышек Америка богачей наблюдает, в каком месте страны (и бери шире – Земли) пахнет наживой.
Трудовая Америка единственный свой этаж в последние годы все чаще снабжает колесами. По всей стране мы видели передвижные дома, похожие на вагоны. Такие дома где-нибудь возле стройки или завода образуют поселки не очень уютные, но с полным набором коммунальных удобств. Нас уверяли: «цыганская жизнь» – в духе американца. Со времен пионеров он-де стремится в дали. В этом есть какая-то правда. Но Фрэнк Голдвин, сварщик, глава семьи из пяти человек, пригласивший нас заглянуть в трайлер, сказал, что с большей охотой «держал бы якорь» на одном месте, на родине, в штате Нью-Йорк. Но безработица! Если она настигнет, якорь потянет ко дну. А колеса спасают. «Сюда, в штат Огайо, я приехал сначала один, разведал, а потом привез этот дом. Случится что-либо – поеду дальше». Какое место Америки предпочитает «подвижный американец»? При опросе десять процентов населения США сказали, что хотели бы жить в Калифорнии. И сюда многие устремляются. За последние годы население дальнего побережья почти удвоилось. Привлекают сюда не столько пляжи, обилие солнца и экзотика Дальнего Запада, сколько возможность быстро найти работу, испробовать силы, разбогатеть. Молодой промышленный Запад по темпам роста опережает старый Восток. Житье в Калифорнии – сущая лихорадка. Поместите мысленно в Сочи сотню заводов и фабрик, увеличьте жару, забейте дороги дымящим стадом автомобилей – это будет похоже на Калифорнию.
На наш северный вкус для жизни приятнее Висконсин, Миннесота, Монтана. Тут человеку ведомы перемены в природе: осенние краски, белизна снега, половодье весной… И в Америке знают прелесть контрастов в средних широтах: «Кто оценит палитру красок, когда вокруг лишь вечная зелень, и что хорошего в тепле, если холод не подчеркнет всей его прелести?» Но это чувство знакомо, как видно, не всем. Калифорния и Флорида, Техас и Гавайи манят американцев. Впрочем, и у нас ведь тоже многие видят во сне Сочи и Ялту…
И еще несколько слов о дороге. С Востока на Запад и обратно с Запада на Восток шесть раз мы проезжали границы часовых поясов. Границы эти, если взглянуть на карту, сильно изломаны и отражают не только «извилины географии», но и капризы штатов, желающих жить на свой лад. В одном вся Америка единодушна: летом, с апреля, рабочий день повсеместно начинается часом раньше и часом раньше кончается. Мы убедились: это удобно.
Погода на всем пути нас баловала, не мешая двигаться и, как будто для развлечения, показывая нам кое-что из капризов. В штате Южная Дакота мы ушли прямо из-под крыла урагана, о котором потом неделю писали газеты. В штате Нью-Мексико видели дождь, обратившийся в пар, не достигнув земли. В северной части Техаса нам был показан знаменитый в Америке смерч под названием «торнадо». Это был слабенький смерч, вертевший сухую траву и пыль. (А мог бы поднять грузовик, теленка, срезать мачты электролинии.) В Арканзасе посреди какого-то городка машину придавил ливень, да такой, что казалось – нырнули в речку. А в Кентукки, на родине Линкольна, после 38 градусов миссисипской зеленой бани мы вдруг оказались на каком-то островке холода – семь градусов! А где-то рядом, сообщали по радио, был легкий мороз. И это в июне, на широтах Баку и Рима! Оказалось, это было сюрпризом не только для нас. Старушки на скамейках возле кентуккских домов и все телевидение Штатов обсуждали природный вывих. Объединенными силами стариков и синоптиков было доказано: такого в Америке не было сотню лет. Но это были всего лишь забавы природы. Немного позже юго-восточные штаты узнали кое-что посерьезнее. Один из нас в это время был уже дома, в Москве, а другой сообщал в газету с места событий: «Тропический шторм, которому дали женское имя „Агнес“, пронесся над побережьем Америки и крылом зацепил Вашингтон. Дождь продолжался непрерывно двенадцать часов. На пути „Агнес“ – жертвы и разрушения. Вспучились реки. Все восточное побережье от Нью-Йорка до Нового Орлеана – район небывалого наводнения. Прервано железнодорожное сообщение Нью-Йорк–Вашингтон, затоплены многие автострады, разрушены дамбы. Убытки исчисляются миллиардами долларов. „Самое большое бедствие за всю историю США“, – пишут газеты…» Это было как раз в то время, когда в Москве начиналась знаменитая сушь 1972 года.
А в день, когда мы замкнули линию путешествия в Вашингтоне, природа была спокойной. Жара стояла, правда, немилосердная… Мы сказали спасибо нашей «торино», втащили наверх пропыленные чемоданы. И, отдохнув часок, пожелали в последний раз взглянуть на помятую карту с зеленой струйкой маршрута «от Вашингтона до Вашингтона»…
Во всяком путешествии самое приятное – возвращение к дому. В этот час за столом, пошучивая, мы все же чувствовали себя путешественниками – шестнадцать тысяч верст за спиной! Нас отрезвила заметка в газете. В ней сообщалось: «2876 миль от Лос-Анджелеса (Калифорния) до Нью-Йорка (восточное побережье) пробежал и прошел пешком школьный учитель Брюс Тило. Учитель одолевал за день 40–50 миль и был в пути 64 дня 21 час и 5 минут». Вот так-то, пешком от побережья до побережья!.. Мэр Линдсей вручил марафонцу награду – золотой ключ от Нью-Йорка. Для нас же наградой в тот день был Юлин чай, заваренный по-домашнему, и звонок друзей из Москвы: «Вернулись… Ну, слава богу».

Расфасованный мир

Образы, прозвища…

В Америке все расфасовано… Когда-то были в Америке лавочки, где галеты хранились в бочках и можно было купить гвозди, бутылку виски, соленую рыбу, швейную машину, книги, ружье, духи, капкан, граммофон… Такие лавочки показывают в музеях. Сейчас все, что идет на прилавок, расфасовано, упаковано, разложено по сусекам, имеет нужную форму, стандартный объем…
Унификация в сложном мире вещей становится повсеместной. Но в Америке в «расфасовке» достигнута виртуозность. И что знаменательно, касается это не только вещей, но и уклада жизни. И тут все собрано в блоки, обозначено прозвищем, образом, имеет свой ярлычок. На эту тему говорить можно пространно, но даже простой перечень ярлыков, прозвищ и образов дает представление об упаковке, раскладе по полкам всего и вся.
В американском городе Покателло юркий и, как везде, всезнающий парикмахер, закончив омоложение путешественников, сказал:
– Два бычка семьдесят центов…
Мы все поняли.
По дороге из Покателло мы припомнили колоритные прозвища и словесные ярлыки, которых в Америке уйма. Ими пропитан разговорный язык, их слышишь по телевидению, ими полны газеты. Вот короткий словарь, составленный между делом.
Образы, всем знакомые: Белый дом, Уолл-стрит, Пентагон, Капитолийский холм – это Власть и Политика.
Ястребы, Голуби – тоже понятно всем.
Новый курс, Новые рубежи, Великое общество – это образы большой политики. Каждый президент ищет понятную, броскую, оригинальную упаковку для всего, что будет освещено его именем. Новый курс – это курс Франклина Рузвельта. Новые рубежи – это рубежи Кеннеди. Преемник Рузвельта прославил себя знаменитой Доктриной Трумена, нагромоздившей на земле айсберги «холодной войны». Великое общество – идея Джонсона.
Крысиные гонки… – так зовут конкуренцию.
Жирный кот – это тот, кто явно или тайно помогает выбраться к власти политикану – дает деньги на подкуп и на рекламу.
Показать морковку – посулить что-нибудь в интересах своей выгоды. (Благозвучный синоним этому вульгаризму: заинтересовать… )
Бычок – это доллар.
Слепень – наркотик под названием героин.
Травка – тоже наркотик, марихуана. Жучок (он же Клоп ) – крошечный микрофон, который можно спрятать под пуговицу, поместить в пресс-папье на столе, за которым идут секретные переговоры, поставить тайно в конторе у конкурента, в спальне у недруга…
А теперь посмотрите, как «расфасовано» население.
Янки. Привилегию так называться имеют старожилы Америки (но, разумеется, не индейцы).
Синие воротнички – это рабочие. Белые воротнички – служащие.
Серые воротнички – это те, кто обслуживает в магазинах, ресторанах, отелях.
Средний класс – высоких рангов чиновники, профессора, адвокаты, врачи, актеры, журналисты, писатели.
Яйцеголовые – это ученые.
Медные каски – военные.
Зеленые береты – парашютисты, зловеще знакомые всем по Вьетнаму.
Каучуковые шеи – туристы.
Мокрые спины – мексиканские батраки. Ночами они переплывают пограничную реку Рио-Гранде, искать в Техасе сезонную работу. Бедняков нещадно эксплуатируют. Плата в день иногда составляет 50 центов. (Для сравнения вспомним, что рядовая стрижка в городе Покателло стоила «два бычка семьдесят центов».) Но жаловаться беднякам некуда. «Мокрые спины» переходят границу тайно…
Этот словарь может быть длинным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63