Красное одеяло, скрывавшее мать, исчезло, открыв взору ее окровавленное тело. Она посмотрела на отца и, издав довольный смешок, рухнула на пол. Свет огней аварийной сигнализации плясал над ее телом. Отец, в последний раз дернувшись, рухнул рядом с ней. Пламя скрыло обоих.
Гален разорвал связь с кольцом. Сейчас снова мог видеть лежащую перед ним Цирцею, ее обожженное, залитое кровью лицо очень походило на лицо его матери, которое он только что видел. Энергия забурлила в нем.
Он привык считать смерть родителей несчастным случаем, еще одним примером удара, нанесенного наугад Вселенной, таких примеров он повидал на своем веку множество. Он обвинял Вселенную в холодности и бессердечии за то, что она отняла их у него. Но Вселенная оказалась здесь ни при чем. Виноваты были сами его родители, их неумение контролировать себя. Они скатились к хаосу, позволили хаосу овладеть ими, и, в результате, убили друг друга и всех, находившихся на борту корабля.
Каждый выбирает сам. Они выбрали уничтожение.
– Они – часть того, кто ты есть, – сказал Элрик.
Так же, как затягивал когда-то их, хаос затягивал и его. Он нес в себе не только программу, заложенную Тенями, но и ДНК родителей, их собственную программу, нацеленную на уничтожение. Он тоже оказался перед выбором. И тоже выбрал убийство.
На Тенотке он надеялся на то, что они с Элизаром убьют друг друга.
– Зачем ты стал техномагом? – спрашивал Элрик.
Он мечтал о том, чтобы стать целителем. Надеялся исправить хоть часть того вреда, который Вселенная, казалось, поставила своей целью нанести. Теперь он понял, что хотел загладить все свои ошибки, ведь он считал, что родители ссорились из-за него.
Хотя после их смерти все это стало для него вторичным. Главной целью, ради достижения которой он прилагал больше всего усилий, стало скрываться от правды. Он не хотел вспоминать родителей такими, каким они были на самом деле, не хотел признавать того факта, что он – их наследие. Элрик, взяв его к себе, помог ему найти убежище от насилия и хаоса. Он похоронил прошлое, создал строгий, упорядоченный язык заклинаний – свою тихую гавань.
Но, стремясь к достижению поставленной цели, он лишил себя многого другого. Строгий язык заклинаний ограничивал его возможности, поэтому все его попытки целительства оказались безуспешными. Давным-давно Келл сказал ему:
– Ты так хорошо спрятался, что еще чуть-чуть, и ты мог бы потеряться окончательно. Ты стал этими правильными проходами и местами, в которые они ведут.
Его стиль мышления и созданный на его основе язык заклинаний вели к уничтожению. Потому что именно эта истина скрывалась глубоко внутри него.
Элрик хотел, чтобы он вспомнил именно это?
– Я говорю тебе все это, потому что уверен – ты не сможешь стать целостной личностью до тех пор, пока ты не признаешь, не вернешь эту частицу тебя самого.
Гален не понимал, как это может помочь ему стать целостной личностью. Он вырос в атмосфере насилия и порождал насилие сам.
– Ты многое преодолел.
Но он вовсе ничего он не преодолел. Он был поглощен этим.
– Мы выбираем знания, а не невежество.
Итак, он не мог дольше прятаться от самого себя. Сейчас он знал, почему он тот, кем является. А вот то, ради чего он стал техномагом, цель, когда-то давно поставленная самому себе, больше не имела смысла. Он не смог лечить, не смог исправлять нанесенный кем-то вред, не смог ничего переделать к лучшему. Он вообще не мог творить благо.
Но, возможно, цели, которые он себе поставил, никогда не были его истинными целями, или, по крайней мере, они были не единственными. В этом, по большей части, и заключалась та правда, от которой он скрывался. Он любил родителей, сам толком не понимая, почему, но, оплакивая их, знал, что в глубине души испытывает облегчение. Часть его существа, возможно, даже желала их смерти. Желала убить их. Чтобы навсегда заставить их прекратить драться. Он боялся, что именно это желание и было тем темным секретом, который он хранил глубоко в сердце, и именно оно заставляло его стремиться стать техномагом.
Он твердил себе, что хочет лечить, хотя, на самом деле, хотел только одного – убивать.
Хотя первые, изначально выбранные им, цели преждевременно уничтожили сами себя, он продолжал находить новые цели и новые причины для того, чтобы стремиться уничтожать. Он должен помешать Элизару и Разил воспользоваться его заклинанием, должен положить конец их, какими бы они ни были, планам возрождения ордена. И он должен убить Мордена, чтобы больше некому было искушать других магов, чтобы ни один из них больше не попытался вырваться из убежища. Если его стремление уничтожать имело некую позитивную цель, то она заключалась лишь в одном – не позволить магам продолжать причинять вред.
Конечно, из всех магов именно он причинил за свою жизнь больше всего вреда.
Наконец-то он понял, почему. Еще до того, как его тело приняло самую крошечную частицу технологии Теней, его тянуло к насилию, а когда он получил биотек, его способность убивать достигла совершенства. Элрик говорил ему, что он – не чудовище, но Элрик и понятия не имел, какую тяжелую работу ему приходилось выполнять ежеминутно, ежесекундно для того, чтобы сохранить контроль. Сверкающая, жаркая волна уничтожения стремилась вырваться наружу, и он сам хотел, чтобы она вырвалась.
Он был тем, кем был.
Цирцея, закрыв глаза, лежала у его ног, ее кожа была пурпурного цвета, испещренная засохшими красными полосами. Хотя кровотечение остановилось, дыхание, с хрипом вырывавшееся из ее груди, с каждым вдохом становилось все более затрудненным, ей приходилось прикладывать все больше усилий для того, чтобы продолжать дышать. Гауэн воспользовался пальто Галена, чтобы укрыть ее. Сам он все еще сидел, склонившись над ней, пытался лечить ее.
Гауэн снял пальто Галена с Элрика, и Гален заметил, что неосознанно смотрит в ту сторону, где лежала почерневшая фигура. Лохмотья балахона почти не прикрывали изуродованное тело, и оно казалось холодным и покинутым.
Цирцея пытала его, а потом убила, и сейчас она была здесь, и Гауэн лечил ее. Гален хотел уничтожить ее. Уравнение было таким простым – всего из одного элемента. Она должна расплатиться за все, что натворила.
Теплая волна, заставляющая его чувствовать себя наполненным здоровьем и силой, уже распространялась по его телу, ожидая, когда он наложит заклинание, и Гален уже визуализировал чистый экран и был готов написать на нем уравнение, когда вдруг понял, что если он хотя бы единожды воспользуется этим заклинанием, то остановиться уже не сможет. Никогда. Ему так сильно хотелось отомстить кому-то, чему-то, всему на свете.
Гален заметил, что снова сбился с выполнения упражнения на сосредоточение, причем он понятия не имел, когда это произошло. Начал новое, потом добавил к первому еще одно, а затем и еще, пытаясь спрятаться за их стенами: прогнать от себя тревожные мысли и чувства. Выполнение трех упражнений одновременно помогло: чтобы не сбиться, он должен был изо всех сил концентрироваться, и сил на то, чтобы думать чем-то еще, кроме них, у него не оставалось. С каждым тактом он все больше погружался в выполнение упражнений, все остальное бледнело, переставало для него существовать. Стены вырастали вокруг него, становились все выше. Они отрезали прошлое, не позволяли думать о том, о чем он не должен думать, если хочет сохранить контроль. Стены давили на него, и их давление удерживало его, не позволяло ему развалиться на части, гнало вперед по узкому тоннелю собственных мыслей.
Он должен выбраться отсюда. Круг откажется отпустить его, боясь устройства Теней, скрывавшегося в его теле. Воспользуйся Тени этим устройством – и он снова окажется в их власти. Гален собирался уничтожить это устройство, но пришел к выводу, что эта попытка окажется для него смертельной.
Внезапно его осенило: он понял, что нужно предложить Кругу. Если Круг получит возможность, равную возможностям Теней, то им будет нечего бояться. Пусть они имплантируют в него собственное, соответствующим образом запрограммированное, устройство. Он станет их троянским конем. В этом случае Круг разрешит ему покинуть это место, и он сможет исполнить свое предназначение.
Он попал в ловушку собственного стиля мышления, сосредоточив все свои силы на достижении лишь одной цели: как избавиться от контроля со стороны Теней. Но для обретения свободы существовал еще один, гораздо более легкий путь.
Гален заметил, что Блейлок вернулся и стоял рядом с Цирцеей. Блейлок стоял всего в паре шагов от Галена, но ему казалось, будто худощавая, суровая фигура находится на огромном расстоянии, и он рассматривает ее в телескоп.
Гауэн что-то говорил. Гален прислушался.
– Я смог отчасти вылечить повреждения ее сердца и легких. Чтобы сделать больше, если это вообще возможно, потребуется гораздо больше времени, – он быстро взглянул на Галена. – Она при смерти.
– Если ты перестанешь помогать ей, проживет ли она еще какое-то время?
– Возможно, минут тридцать, или час.
– Годится. Остальные, отравленные ее сонным газом, начали приходить в себя. Посмотри, как они там.
Гауэн снова склонился над Цирцеей, вероятно, давая органеллам последние указания. Потом убрал кристалл, неуклюже поднялся на ноги.
– Гален допрашивал ее.
Посмотрел на Галена, испуганно поджав губы.
– В таком случае я поговорю об этом с Галеном. Ты нужен в другом месте.
Гауэн поклонился и вышел.
Блейлок снова пронизывающе посмотрел на Галена.
Он стоял, продолжая выполнять три упражнения, сосредоточившись на том, чтобы не сбиться. Ему было не по себе. Тело казалось каким-то странным, будто состоящим из множества несвязанных друг с другом частиц. Он быстро выложил Блейлоку все, что узнал от Цирцеи.
– Когда она заговорила о том, что маги связаны с Тенями, я попытался заставить ее замолчать, но она этого не сделала. Я толком не знаю, многое ли понял Гауэн из ее речей.
– Я поговорю с ним.
Блейлок отвел глаза, посмотрел куда-то в противоположный конец комнаты, и, несмотря на суровое, непреклонное выражение лица старого мага, Гален почувствовал, что тот потрясен.
– Сегодня мы понесли очень тяжелую потерю. Элрик воистину был мудрейшим из нас.
Гален не хотел сейчас думать о нем и сменил тему:
– Вам потребуется помощь, чтобы обезвредить ее сообщников?
Голос Блейлока снова зазвучал уверенно:
– Разобраться с ними – наша обязанность. Ты можешь идти. Я один допрошу Цирцею.
Но Гален не мог так просто уйти:
– Мордена необходимо убить, чтобы он больше не искушал магов, и чтобы никто из нас больше не пал жертвой его искушения.
– В надлежащее время мы обсудим, следует ли нам предпринять какие-либо действия, и, если да, то стоит ли нам идти именно на это.
Гален пристально посмотрел на Блейлока.
– Когда ты закончишь с ней, ты встретишься с Херазад, и вы согласитесь отпустить меня отсюда для того, чтобы я убил Мордена, Элизара и Разил. Вы имплантируете в мое тело устройство, способное чувствовать исходящую от меня магическую энергию. Если однажды излучение прекратится, если Тени снова отключат мой биотек, то это устройство убьет меня и всех, находящихся поблизости. Как именно сконструировать устройство – думай сам. Оно должно быть достаточно простым. Наличие такого устройства сводит на нет ваши аргументы против моего отлета.
Впервые Блейлок не нашелся, что ответить.
Гален вышел из обожженной комнаты, унося с собой мысли об уничтожении. Наконец-то он мог двигаться вперед.

Глава 8

Гален собирался в путь. Перебирал вещи. Те, что могли ему пригодиться, положил в саквояж. Те, которые, по его мнению, могли оказаться полезными для тех, кого он покидал, сложил в пластиковую коробку. Все остальное выкинул в мусор. Перекладывание вещей помогало ему сохранять спокойствие и сосредоточенность. Одновременно с этим он продолжал выполнять свои упражнения и, поэтому, не мог думать ни о чем постороннем, только о том, что делать с той или иной вещью.
Вещей, стоящих того, чтобы оставить их здесь, оказалось немного: несколько чистых инфокристаллов; кое-что, что могло бы пригодиться в исследовательской работе; пара его собственных мелких изобретений; шарф; флакон с прахом. Возможно, Блейлок сумеет найти место, подходящее для того, чтобы развеять ее останки, и те, из второго флакона, который Гален скоро получит.
Гален отогнал от себя эти мысли. Здесь не должно остаться никаких следов его заклинаний, выведенных им базовых постулатов, результатов исследований биотека, добытых им сведений о Тенях и файлов, переданных ему Бурелл и ее дочерью. Все эти знания он носит в себе, и они умрут вместе с ним.
Вытащил из угла шкафа посох. Глянцевито-черный, длиной около четырех футов, с филигранно выточенными контурами, он удобно лежал в руке Галена: теплый, гладкий, отлично сбалансированный. Гален воспринимал его почти как еще одну руку. Там, куда он направляется, посох ему не пригодится. Посох надо оставить в безопасном месте, он запрограммирован на самоуничтожение в случае смерти хозяина.
Положил посох на кровать, отдельно от остальных вещей. Посох подарил ему Элрик, когда он стал техномагом. Гален смотрел на посох, не в силах оторвать взгляд, его начал бить сильный озноб. Он скрестил на груди руки и принялся раскачиваться взад-вперед.
Пришло сообщение от Блейлока. "Немедленно приходи в комнату Гауэна". Элрик посвятил жизнь его обучению, и предъявлял к своему ученику самые
высокие требования. И планку эту он не снижал никогда, потому что был не первым учителем Галена, причем тот, прежний учитель, отверг необходимость контроля и совершил убийство.
Снова пришло сообщение от Блейлока. "Гален".
"Иду", ответил Гален.
Он не заслуживал того, чтобы Элрик тратил на него столько сил, не заслуживал любви Элрика. Элрик учил его порядку и контролю, но Галена тянуло к тому, чему учили его биологические родители –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58