В эти годы (1916—1922) сионистские лидеры с удивлением впервые узнали, что палестинские евреи считают их «язычниками, нечестивыми, бессердечными и злонамеренными невеждами». Разумеется, Вейцман заботился исключительно об их благе (не спрашивая, однако, их мнения): «мы всего лишь хотели сделать их жизнь немного более современной и удобной»; однако, он «пришёл в ужас обнаружив, сколь чуждыми мы для них остались ». Он дисквалифицирует их, как отсталых чудаков, засыпавших еврейские организации в Америке назойливыми жалобами на сионистов, причём «добрых 90 процентов» их писем были резко враждебными. Любопытно также, что о содержании этих писем Вейцман узнал от британского цензора, который, нарушив свой долг, показал их ему. Политиками в Париже и Сан Ремо эти протесты населения Палестины, как еврейского, так и арабского, попросту игнорировались.3) В 1919 году уже упоминавшийся нами Луис Брандейс посетил ту территорию, которая в течение 20 лет была объектом его «возродившегося» интереса к иудаизму. Непосредственное знакомство с дотоле неизвестной страной жестоко его разочаровало, и он пришёл к заключению, что « поощрять иммиграцию было бы ошибкой ». По его мнению, Всемирную сионистскую организацию нужно было, если не распустить вообще, то сильно сократить, а её будущую деятельность ограничить более скромной целью создания «еврейского очага» с помощью сионистских организаций в разных странах. Фактически это привело бы к созданию еврейского культурного центра в Палестине, состоящего разве что из университета, академий и несколько более многочисленных сельскохозяйственных поселений с возможностями для иммиграции небольшого количества евреев, которые действительно пожелали бы переселиться в «страну предков».Это означало отказ от концепции отдельной еврейской национальности, символизируемой еврейским государством , и было, следовательно, изменой сионизму. По словам Вейцмана, это было возрождением старой пропасти между «востоком» и «западом», между «Ostjuden» и эмансипированными западными евреями, между «Вашингтоном» и «Пинском» (намёк на Пинскера, автора Неоднократно цитированной нами фразы о «непреодолимом давлении на международную политику», здесь далеко не случаен). Местечковые сионисты справились с Брандейсом так же легко, как и с Герцлем в 1903—4 гг. Брандейс выступил с вышеупомянутым предложением на Кливлендском съезде американских сионистов в 1921 г. Вейцман, выступил против этого предложения, настаивая на создании « национального фонда» (другими словами, самозванное правительство еврейской нации собиралось облагать обязательным десятинным налогом всех членов сионистской организации), а также национального бюджета». Слабость позиции Брандейса заключалась в том же, в чём состояла и слабость Герцля в 1903 г.: правительства западных держав были уже связаны обязательствами по отношению к сионистам из России. Съезд, если он вообще был кем-то избран, представлял не более, чем одну десятую американских евреев; как и следовало ожидать, он поддержал доктора Вейцмана, а доктор Брандейс потерпел поражение.4) В Палестине британские военные и гражданские власти стояли перед навязанной им непосильной и заведомо безнадёжной задачей. Их опыт в управлении колониальными территориями был несравним с опытом администраторов других стран, и как этот опыт, так и их собственный инстинкт предупреждали их об опасности палестинского предприятия. Они знали, как нужно управлять страной на благо её населения, и обладали в этой области практическим опытом. Для них было ясно, что ни одной территорией невозможно хорошо управлять, ни даже просто поддерживать в ней порядок и спокойствие, если её наводнят чуждые ей иммигранты, а местное население будет принуждено это терпеть. Их протесты также посыпались в Лондон, но они игнорировались до самого конца, тридцать лет спустя. Что касается арабов, то им горькая истина была ясна с самого начала, и они уже с 1920 г. стали оказывать ожесточённое сопротивление в форме бунтов, восстаний и т. п.; это сопротивление никогда не прекращалось и явно не прекратится, пока причинённая им несправедливость не будет исправлена, или пока все они не окажутся в положении постоянных пленников за колючей проволокой и под вооружённой охраной.5) Поскольку «ведущие политики» (каких любил характеризовать Вейцман) в Лондоне и Вашингтоне любой ценой решили водворить сионистов в Палестине, несмотря ни на какие протесты, мнения и советы, историку до сих пор остаётся непонятным, с какой целью президент Вильсон и премьер Ллойд Джордж посылали комиссии для обследования проданной ими по дешёвке страны. Если они ожидали от них ободряющих сообщений (вроде совета сэра Генри Вильсона о «распутице» в 1918 году на западном фронте), то им пришлось разочароваться, поскольку все обследователи лишь подтверждали то, что говорили о положении на местах арабы, местные евреи и служившие там англичане. Посланная президентом Вильсоном в 1919 году «комиссия Кинг-Крейна» констатировала, что практически сионисты намерены лишить собственности и права владения ею всех нееврейских жителей Палестины », добавив разъяснение: «путём всех форм скупки »; более опытные в деле британские офицеры указали этой комиссии, что «проведение сионистской программы может быть осуществлено только силой оружия ». Посланная Ллойд Джорджем в 1921 г. «комиссия Хэйкрафта» доложила, что настоящая причина начавшихся тогда в Палестине беспорядков кроется в обоснованном опасении арабов, что сионисты намерены господствовать в стране .6) Однако больше всего сионистским амбициям мешали сообщения печати о том, что происходило в Палестине, и критические по отношению к сионизму редакционные комментарии. До войны 1914—1918 гг. американскому и британскому правительствам, прежде чем пойти на рискованные предприятия, всегда приходилось считаться с общественным мнением, черпавшим информацию из объективных сообщений печати. Разложение печати (предсказанное, как мы помним, «Протоколами») началось с введения цензуры во время Первой мировой войны; усиление закулисных влияний было нами показано на примерах полковника Репингтона, Гвинна и Роберта Вильтона в 1917—1918 гг.; опытным корреспондентам приходилось уходить в отставку или начинать писать книги, потому что их репортажи игнорировались, пропадали или просто не печатались; редактор, печатавший правдивое сообщение без предварительного разрешения цензуры, рисковал судебным преследованием.В 1919—1922 гг. военная цензура, естественно, кончилась, и газеты в своём большинстве стали возвращаться к прежней практике правдивого репортажа и объективного комментирования сообщаемых фактов. Этим был восстановлен прежний контроль за правительственной политикой, который, если бы он мог продержаться, несомненно расстроил бы сионистские планы, осуществление которых в условиях общественного контроля было невозможно. В этот решающий момент, когда т. н. «мандат» ещё не был «ратифицирован», всё будущее сионизма зависело от подавления им критической информации газет и их комментариев. Именно в этот период произошло событие, обеспечившее нужный результат. В силу его громадного влияния на будущее и его совершенно исключительного характера, это событие (на которое указывает название данной главы) заслуживает подробного описания.На этой стадии развития событий, положение дел в Англии имело для заговорщиков (напомним, что как Вейцман, так и Хауз сами употребляли это слово) первостепенное значение, и именно в Англии на их пути стоял энергичный Нортклифф, пользовавшийся исключительным влиянием. До получения титула он был известен, как Альфред Хармсворт, солидный мужчина, с наполеоновской чёлкой на лбу, владелец двух весьма популярных ежедневных газет, многих журналов и других периодических изданий, а кроме того главный совладелец самой влиятельной газеты в мире, лондонского «Таймса». Благодаря этому он обладал возможностью ежедневно непосредственно обращаться к миллионам людей и, хотя он был также и незаурядным коммерсантом, но прежде всего он был по своему характеру идеалом редактора , отважным и настойчивым патриотом. В том, что он начинал или защищал, он мог быть прав или неправ, но он был независим и неподкупен . До некоторой степени он напоминал американцев Рандольфа Херста и полковника Роберта Мак Кормика, другими словами он готов был сделать многое для роста тиража своих газет, но только в пределах приличия и национальных интересов, никогда не опускаясь до богохульства, порнографии, клеветы или подстрекательства. Его нельзя было запугать, и он был большой силой в стране.Лорд Нортклифф дважды показал себя противником сионистского заговора. В 1920 г. по его почину «Таймс» напечатал уже упоминавшуюся нами статью о «Протоколах». Она была озаглавлена «Тревожная брошюра о еврейской опасности, требующая детального расследования», и кончалась словами: «Весьма желательно беспристрастное расследование этих т. н. документов и истории их появления… Мы не можем пройти мимо этого дела без расследования и оставить влияние такого документа без контроля». В 1922 году лорд Нортклифф посетил Палестину в сопровождении журналиста Джеффриса (позже написавшего книгу «Палестина и её действительность», до сих пор являющуюся классическим источником информации о том времени). Это было совместным предприятием совершенно иного рода, чем прежние труды редакторов «Таймса» и «Манчестер Гардиан», писавших статьи о Палестине, не выезжая из Лондона советуясь с сионистским главарём Вейцманом. Лорд Нортклифф пришёл на месте к тем же выводам, что и все другие беспристрастные наблюдатели: «Мне кажется, что мы недостаточно продумали вопрос, обещав Палестину как очаг для евреев, несмотря на то, что 700 000 мусульманских арабов живут там и владеют этой страной… Среди здешних евреев, по-видимому, господствовало мнение, что вся Англия предана делу сионизма и полна энтузиазма в желании помочь им; я сказал им, что это вовсе не так, и что им надо остерегаться истощать терпение нашего народа тайным ввозом оружия для борьбы с 700 . 000 арабов … Палестине грозят серьёзные беспорядки … евреям здесь не говорят правду , но они услышали её от меня ».Сказав правду, лорд Нортклифф совершил второй смертный грех: уже ранее он заглянул в запретную комнату, потребовав расследовать происхождение «Протоколов». Более того, он смог опубликовать эту разоблачительную документацию в своих массовых органах с громадным тиражом, став опасным для заговорщиков человеком. Немедленно перед ним встало препятствие в лице Викхэма Стида, главного редактора «Таймса», преданность которого делу сионизма была особо отмечена Вейцманом. Ахиллесовой пятой лорда Нортклиффа в этой борьбе было то, что ему хотелось напечатать правду о Палестине в «Таймсе», хотя он не был единственным владельцем газеты, будучи лишь главным её совладельцем. В результате, принадлежавшие ему газеты опубликовали его серию статей о Палестине, но «Таймс» напечатать их отказался. Викхэм Стид, хотя он неоднократно распространялся в прошлом о судьбах Палестины, отказался туда поехать, как и предоставить страницы газеты антисионистской аргументации. Эти факты и всё последующее описано (опять таки с неожиданной откровенностью) в «Официальной истории Таймса», изданной в 1952 году. В ней сообщается, что Викхэм Стид «уклонился от поездки в Палестину, когда лорд Нортклифф предложил ему туда поехать; в ней также отмечено „бездействие“ Викхэма Стида в ответ на телеграфную просьбу лорда Нортклиффа поместить „передовую статью с критикой позиции Бальфура по отношению к сионизму“. В последующем изложении читателю следует обратить особое внимание на даты .Статья о «Протоколах» была напечатана в «Таймсе» в мае 1920 года. В начале 1922 года лорд Нортклифф посетил Палестину, написав ряд упомянутых статей. После того, как его требование опубликовать их было игнорировано редактором «Таймса», он выехал 26 февраля 1922 года обратно в Европу. Возмущённый самовольным поведением редактора, Нортклифф выступил с резкой критикой его действий на редакционной конференции 2 марта 1922 года. Нортклифф потребовал, чтобы Стид ушёл в отставку, и был немало удивлён, что несмотря на такую критику, Стид остался на своём посту. Мало того, вместо того, чтобы уйти в отставку, Стид решил «заручиться советом юристов по вопросу, какая провокация достаточна с его стороны, чтобы быть незаконно уволенным». Для этого он обратился к личному юрисконсульту самого лорда Нортклиффа (7 марта 1922 г.), который информировал его, что Нортклифф «помешан», «неспособен к ведению дел» и, судя по его виду, «проживёт недолго», посоветовав редактору не покидать своего поста . Стид поехал в По, во Францию, где он встретился с Нортклиффом, и со своей стороны уведомил директора «Таймса» (31 марта 1922 г.), что лорд Нортклифф «сходит с ума».Диагноз «помешательства» исходил от редактора, которого Нортклифф хотел уволить, и поэтому важно знать мнение незаинтересованных лиц. 3 мая 1922 года Нортклифф присутствовал в Лондоне на прощальном обеде в честь уходившего на пенсию редактора одной из больших газет и « был в превосходном состоянии ». 11 мая 1922 г. он произнёс, « превосходную и убедительную речь » на собрании Имперского союза печати, и большинство тех , кто считал его ненормальным (!) убедились в своей ошибке . Несколько дней спустя Нортклифф телеграфно потребовал от управляющего «Таймсом» оформить увольнение редактора. Управляющий не увидел в этом требовании ничего «ненормального» и « не обнаружил никаких сомнений относительно здоровья Нортклиффа ». Другой директор, в то же время имевший с ним дело, также «считал, что он проживёт по меньшей мере столь же долго, как и он сам» и « не заметил ничего необычного ни в поведении Нортклиффа , ни в его виде » (24 мая 1922 г.). 8 июня 1922 г. лорд Нортклифф попросил из Булони Викхэма Стида встретиться с ним в Париже;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144