Изложи ты нам, пожалуйста, свои соображения: не начнут ли здесь японцы действительно большое наступление? Ведь Гитлер уже терзает Польшу. Если так дела у него и дальше пойдут, скоро доберется до наших западных границ. Может, японцы только этого и ждут?Борзяк хотел отшутиться: «Вы бы, товарищ командир, написали Ворошилову, может, он вам и объяснит», — но шутка только подлила масла в огонь. И командиру, и нашему начальнику штаба, и рядовым летчикам — всем в последнее время все чаще и чаще приходили тревожные мысли о согласованных действиях компаньонов по оси Берлин — Токио — Рим. Слухи о том, что японцы сосредоточили близ границы около десяти дивизий и баргутскую конницу, невольно связывались со стремительным маршем гитлеровских дивизий на восток, в сторону нашей границы. Ни здесь, в Монголии, ни там, у западных окраин Советского государства, спокойно не было… Конечно, никто из нас не мог сказать, как поведут себя японцы, но мы думали и говорили об этом с большой озабоченностью и тревогой.Борзяк начал выкладывать свои суждения о возможности большой войны Японии с Советским Союзом. Я его, перебил:— Ну, раз так, то зачем же отозвали многих лучших летчиков? Это же ослабило нас здесь.— Значит, надо, — уклончиво ответил Борзяк. — Начальству сверху видней. Мы можем только предполагать, а оно располагать.— Дело ясное, что дело темное, — махнул рукой Гринев и обратился ко мне: — Ты знаешь, что Красноюрченко стал командиром эскадрильи?— Нет. А Трубаченко? — встревожился я, подумав, не стряслось ли что с ним.— Уехал в Москву.— Все авиационное руководство сменилось, — заметил Борзяк, — начиная с полков и выше.— Сменились даже и некоторые командиры эскадрилий, — пояснил Гринев. — Только вот не пойму: почему Красноюрченко назначили комэском. Его бы нужно за то, что он сбил СБ, судить.— Ну, Коля, ты чепуху мелешь! Ивана Ивановича я знаю хорошо, он достоин этой должности. За ошибку получил что полагается… 7 В середине дня стало тепло, как летом.От безделья в голове какая-то вялость, клонило в сон. Гринев, разомлевший на солнышке, сладко прикорнул на сене. Борзяк, проявляя заботу о командире, велел телефонисту с аппаратом уйти от палатки командного пункта подальше. Соблазненный примером Гринева, я тоже прилег.Теперь мы научились отдыхать и в тревожной обстановке. Во всяком случае, ожидание вылета не мешало этому, как прежде.Разбудил меня голос Гринева. Обращаясь к начальнику штаба, он говорил:— Чует мое сердце, что-то произойдет сегодня. Поговори с Хамар-Дабой, узнай, что делается на фронте.Борзяку сообщили, что в воздухе идут мелкие стычки с противником. Большая группа японских истребителей приближается к линии фронта, наши уже вылетели ей наперехват.— Я говорил, что будет работенка! — воскликнул Гринев, вскакивая на ноги.К Халхин-Голу, откуда доносился треск пулеметов и рев моторов, мимо нашего аэродрома пронеслась группа И-16. Все, кто был на КП и на стоянке, настороженно наблюдали за воздухом.Резко зазвонил телефон.Не спуская глаз с появившихся в далекой синеве плохо еще различаемых самолетов, мы с Гриневым начали машинально застегивать шлемы.Борзяк, едва поднеся трубку к уху, громко крикнул:— В воздух! 8 Белая стрела, похожая на гигантскую вытянутую руку, была видна километров за десять. Поперек стрелы лежал прямоугольник, что означало: противник находится с нами на одной высоте. Я взглянул на прибор: две тысячи метров. Странно. Японцы, пересекая границу, как правило, поднимались значительно выше…Командир перевел эскадрилью из набора в горизонтальный полет и развернулся, как указывало полотнище. Тотчас в прозрачной голубизне неба возникли три вражеских звена, идущих навстречу. Должно быть, они нас тоже заметили и, чуть помедлив, круто развернулись назад. Вопреки разумному тактическому правилу, которого японцы всегда придерживались, они пошли к себе, не набирая высоты…При появлении противника характер строя нашей эскадрильи изменился: в предчувствии близкого боя никто из летчиков уже не старался, как прежде, держаться строго крыло в крыло. Теперь, стремясь нагнать японцев (была реальная возможность ударить прежде, чем они уйдут в Маньчжурию), мы летели на разомкнутых интервалах и дистанциях, что позволяло лучше осматриваться, больше видеть и свободнее маневрировать. Такой порядок устанавливался как нечто само собой разумеющееся, но только при появлении противника, непосредственно перед боем. В обычной обстановке, по укоренившейся привычке, мы ходили плотными строями.И вот, разомкнувшись, мчимся вдогон…Тактика отступающего врага необычна. Однако он не так глуп, чтобы подставить себя под опасный удар. Продолжая сближение, внимательно и свободно оглядываюсь по сторонам.В небесной дали, на северо-западе, едва заметно мельтешит на солнце кучный рой — там уже завязался бой; на востоке чисто; позади, с юго-западной стороны, до ослепления ярко светит еще высокое после полудня солнце. Маловероятно, чтобы противник появился оттуда, с нашей стороны. Но солнце! Оно может скрыть японцев… А потом, почему так неграмотно уходит враг? Внимательно слежу за солнцем. Оно бьет в глаза, выступая в союзе с противником. Все-таки я должен убедиться, что оттуда нам ничто не грозит. Накладываю на огненный диск ладонь… Так и есть! Справа и слева от ладони, в белом солнечном свете сыплются сверху два звена японских истребителей. Должно быть, полагают, что, увлеченные погоней, мы их не заметим. Ну а если преследуемая группа развернется сейчас и пойдет на нас в лобовую? Мы окажемся между двух огней. Тогда многие могут и не заметить эти звенья, нападающие сзади. А кто развернется, чтобы отразить угрозу со стороны солнца, попадет под огонь противника, идущего впереди.Мысль работает напряженно.Делаю несколько покачиваний крыльями. Гринев отвечает, но что — не пойму. Возможно, верный своей порывистой, безудержной натуре, он увлекся погоней и сейчас призывает всех подтянуться, плотнее подойти к нему перед атакой. Или же видит противника, скрытого солнцем, и, как и я, предупреждает об опасности, угрожающей сзади?Меня пронизывает мгновенная острая зависть к японцам: у них есть радио! И конечно же, только благодаря радиосвязи между группами, так сильно разобщенными, враг может действовать четко и согласованно.Самолеты, атакующие сзади, приближаются на дистанцию действительного огня. Нашему ведущему звену они пока не опасны. Видят ли нависшую угрозу товарищи, замыкающие строй эскадрильи? Предупредить их разворотом рискованно: все могут разом повернуться назад, а Гринев, если не заметит маневра, останется перед японцами один…Как быть?Прежде чем принять окончательное решение, оглядываюсь назад — там сейчас самый напряженный момент… Ах, молодцы! Не только я, не только командир — все вовремя заметили опасность. Звенья, идущие в хвосте, разом и резко повернули в лоб наседающим японцам. Хорошо! Взгляд вперед… Вовремя! Противник, как и следовало ожидать, круто развернулся на нас. Сверкнула лобовая атака, с которой начиналось большинство воздушных боев.В следующий момент все самолеты, будто вовлеченные в гигантскую и незримую воздушную воронку, приходят в стремительное вращение на виражах: каждый спешит зайти в хвост противнику.В течение нескольких секунд все машины, находящиеся в одной горизонтальной плоскости, образуют как бы громадный, бешено вращающийся диск, сверкающий огнем, бликами, звездами, красными кругами. А спустя минуту, будто не выдержав напора могучих центробежных сил, диск разорвался, разлетелся на множество осколков в виде самолетов. Нам на И-16 вести бой на виражах против И-97 невыгодно. Поэтому, взаимодействуя друг с другом, мы отрываемся от карусели, выскакиваем из воронки, чтобы, используя свое преимущество в скорости, нападать с наивыгоднейших для нас позиций, а именно: атаковать противника на догоне или же, при хорошей скорости, на пологих горках. Огрызаясь зло, но не ожесточенно, уступая пространство с боем, враг отходит к границе. Один японец с дымом валится вниз, другой мечется, объятый пламенем. В преследование включились другие группы наших истребителей. Нас намного больше, но поразительно: почему малочисленный враг продолжает уходить не с набором высоты, как всегда, а по прямой, даже со снижением?!Мы гнались вчетвером за двумя японцами, когда я заметил в стороне и значительно выше множество самолетов, идущих со стороны Маньчжурии. Основу, или, лучше сказать, ось их боевого порядка, составляла колонна двухмоторных бомбардировщиков. Ее плотно прикрывали И-97. Общее количество истребителей приближалось к сотне. Расчищая путь своим бомбардировщикам, японцы в несколько ярусов растеклись по небу… Замысел врага прояснился. Очевидно, истребители, которых мы преследовали, выполняли отвлекающий маневр с таким расчетом, чтобы приковать к себе силы, наращиваемые нашим командованием в процессе боя, вовлечь их в погоню.А главная ударная группа японцев — вот она, только появилась, напоминая зловещую грозовую тучу. Мне даже показалось, будто все небо, как перед ураганом, осело к земле и вокруг воцарилась гнетущая тишина… Колонну увидели многие наши летчики и бросились к бомбардировщикам. Весь обратившись в зрение, я даже не различал звуки своего мотора…Армада движется в глубь Монголии, вероятнее всего, она послана, чтобы ударить по нашим аэродромам.«Вот тебе и конец войны! — подумал я, держась в составе нашей небольшой группки истребителей — Может быть, все предшествующее — только цветочки, а ягодки-то — вот они? И впереди?»После 31 августа где-то в глубине души я еще лелеял смутную надежду на скорое перемирие. Но сейчас она далеко отодвинулась, и этот бой представился началом большой войны, войны и на востоке и на западе. Шествие Гитлера по Польше нельзя было не увязать с этой начавшейся грандиозной воздушной битвой.Воображение работало с холодной четкостью. Мне хорошо представилось, какое несчастье постигнет аэродром, на который обрушится удар колонны бомбардировщиков, если им не воспрепятствовать.Набирая высоту, наша группа первой направилась на эту армаду. Глядя, как зыбко покачиваются в строю самолеты, я подумал, что многие, как и я, тоже волнуются. Летчики растянулись, компактного строя нет. Нужно преградить путь врагу. Дорога каждая секунда!Японские истребители, только что удиравшие, теперь наседают сзади, стремясь отвлечь нас от своих главных сил. Отбиваемся. В какой-то момент я ухожу из-под удара вниз, но тут же спешу набрать высоту и снова пристраиваюсь к группе.Оглядываюсь. Нет, не одни мы несемся наперехват противнику! Я вижу сначала одну, потом другую, потом вдали еще две группы наших истребителей… Очень кстати! Не существует сейчас в небе более важного объекта, чем эта грозная колонна.Японцы, откалываясь от своего основного массива, обрушиваются с высоты на наших истребителей, стремясь сковать их боем на подступах к бомбардировщикам. Теперь в конвое колонны осталось не более полусотни И-97. Наша группка, расколотая двухсторонними атаками, стала еще меньше, но настойчиво карабкается кверху. Противник, правда, много выше.Теперь можно почти уверенно сказать, что колонна направляется на аэродром «чаек». Незамаскированные, белесые бипланы уже хорошо видны. Они рассыпались по степи, точно по воде… Неужели не замечают японцев?Этот аэродром внизу мне хорошо известен, на нем базируется прибывшая из-под Ленинграда эскадрилья. Почти все ее летчики — мои товарищи по военной школе… Как их предупредить? Японские истребители яростно атакуют. Еще одна короткая схватка… Уклоняясь от боя, рвемся к бомбардировщикам. Один японец вспыхивает…Я вижу, как несколько «чаек» на земле зашевелились, тронулись, пошли на взлет… И тут же вниз посыпались бомбы. Накроют?! Не должны! Но все ли успеют взлететь?! Половина «чаек» все еще на месте. «Взлетайте же!» Они неподвижны, а бомбы, мне кажется, валятся прямо на них, и если те, что начали взлет, пока смертельный груз достигнет цели, успеют оторваться, уйти из-под удара, то остальные… Проследить до конца мне не удается, вспыхивает новая жаркая схватка. Падает горящий И-97. Мы лезем кверху, обрастая быстро, как снежный ком, нас уже не менее десятка… В глаза бросается, как вдруг дымно и пыльно взрыхлилась степь далеко в стороне от аэродрома. Японцы явно поторопились, так неприцельно сбросив бомбы. Очевидно, мы все-таки сыграли в этом кое-какую роль. «Чайки», задержавшиеся было со взлетом, отрываются. Они уже в воздухе…Бомбардировщики поспешно разворачиваются в сторону Маньчжурии, а истребители, желая восполнить их промах, неистово обрушиваются на взлетевших. Не имея ни высоты, ни скорости, ни стройного боевого порядка, «чайки» вынуждены принять неравный бой…На громадном пространстве все крутилось и сверкало, казалось, в каком-то беспорядочном хаосе. А на самом деле в этой кажущейся гигантской неразберихе отчетливо проявляется замысел сторон: действуя железным, плотно сжатым кулаком, силой и отчасти хитростью, японцы сумели прорваться к нашему аэродрому. Судя по силам, которые подняты противником в воздух, и по его действиям, первоначальный план выглядел намного шире. Враг рассчитывал, вероятно, застигнуть на аэродромах небоеспособными основные наши силы истребителей, которые, израсходовав горючее в погоне за отвлекающей группой, окажутся на земле в момент появления бомбардировщиков… Но этого не получилось. И теперь основная масса советских истребителей вступает в бой, чтобы преградить противнику пути отступления.Только «чайкам» не повезло. Они оказались в крайне невыгодных условиях. Вот одна вспыхнула. Вторая, не выдержав перегрузки, сложила крылья «домиком». Летчик, накрытый ими, выпрыгнуть не смог и вместе с машиной врезался в землю. Такой случай однажды уже произошел с капитаном Владимировым. Очевидно, запас прочности у этой машины невелик… Еще один наш биплан мечется из стороны в сторону, а за ним стелется дымок, — горит. Маленький темный клубок выпадает из самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41