Желая, очевидно, что-то передать беспокойно летавшим над их головами истребителям, танкисты размахивали руками, но понять их сигналы было невозможно.Опасаясь, как бы не остаться без горючего, мы пошли на аэродром. 5 Выбравшись из кабины и сухо бросив технику: «Все нормально!», я с тяжелым чувством пошагал на командный пункт.— Комэски почему-то все еще нет, — вслед крикнул мне Васильев.Хотел было сказать ему, что Гринева и не будет, но не смог. «А может, это был не он?»Наша дружба с Гриневым, прокаленная боями и аэродромной страдой, представлялась такой естественной и необходимой, что я ее просто не замечал, как не замечает человек своего здоровья, когда оно в избытке. И только сейчас понял, как близок мне был этот веселый, порывистый, временами взбалмошный долговязый парень.Место, где стоял самолет командира, опустело, и весь аэродром мне показался опустевшим. Я различал печать траура на лицах товарищей… Нет Коли Гринева! Вспомнил разговор перед вылетом, когда мы лежали на сене, его вдруг посерьезневшее, с непривычным выражением мечтательности лицо: «Как кончится эта заваруха — женюсь… Эх, и дивчина же меня ждет!»В горле запершило, глаза стали теплыми.— Что, соринка попала? — сказал Шинкаренко, догоняя меня у палатки.Я не успел ответить. Над аэродромом появился самолет. Он заходил на посадку с ходу… Коля!Истребитель Гринева остановился между посадочной и стоянкой — у него не хватило горючего.Когда я подбежал к нему, комэск уже вылез из кабины. На самолете не было ни единой царапины.— Ты что честной народ пугаешь? — сказал я, глядя на его худое, осунувшееся еще больше лицо.— Гонялся за одним самураем! — ноздри Гринева раздувались, верхняя губа нервно подергивалась, глаза горели азартом. — И представь, чуть было к ним в гости не сел. А они сегодня, ох и злые, наверное, а?— Да говори ты толком, ничего понять нельзя!— А что не понятно? Гнался по Маньчжурии за И-97 и позабыл о бензине, — он засмеялся. — А ты, наверно, знаешь, что наши самолеты еще не летают без горючего?!На командном пункте уже собрались все. Командиры звеньев хотели было доложить о выполнении задания, но Гринев махнул рукой:— Отставить! Сначала все сами разберите.Голос Комосы покрывал все другие голоса. По его рассказу получалось примерно так, что все вражеские истребители гонялись только за ним и он один вел с ними неравный бой.— Анатолий, у тебя есть расческа? — вдруг прервал его просящим голосом Шинкаренко.— На, возьми. — Комоса полез в карман гимнастерки, продолжая рассказ. Шинкаренко добавил:— Причешись сам, а то что-то уж очень сильно растрепался.Все прыснули. Комоса рассвирепел:— Если бы ты, черномазый, попал в такой переплет, как я, то тебе было бы не до хаханек!..— Сдаюсь, сдаюсь, — с комичной пугливостью поднял руки Шинкаренко и даже немного присел на своих коротких толстых ножках.Одни говорили сдержанно, другие смеялись, третьи захлебывались в собственном многословии — и во всех этих разговорах отражалась радость, подъем, вызванный успехом нашего наступления.Технический состав, занятый подготовкой самолетов, не мог присутствовать на разборе боевого вылета эскадрильи. Созвав к своему самолету всех агитаторов, я проинформировал их об обстановке на фронте и попросил, чтобы они немедленно рассказали о ней всем техникам и младшим авиаспециалистам. 6 Окружение шестой японской армии было завершено. Началось планомерное ее уничтожение. На случай если противник попытается новыми силами со стороны Маньчжурии разорвать кольцо окружения, советско-монгольские войска занимали оборону погосударственной границе.В одном из разведывательных полетов я обнаружил на правом крыле фронта скопление автомашин, танков и артиллерии. «Свои или японцы?» Сначала думалось, что свои. Результаты разведки были все же переданы в штаб армейской группы. Оттуда приказали проверить эти наблюдения еще раз.Снова полетел.Среди песчаных барханов и редких ветвистых сосенок на правом фланге фронта все было точно так же, как и прежде, только свежий окопов стало больше.С воздуха трудно различить, чья техника замаскирована внизу: наша или противника? Я кружился долго, все надеясь отыскать что-нибудь вполне определенное, не оставляющее никаких сомнений. Судя по отдельным темным фигуркам, прошмыгивающим чрезвычайно быстро, я, в отличие от первого своего впечатления, склонен был теперь заключить, что подо мной — противник… Но тут же брало сомнение: за все время, что я крутился, по самолету не сделано ни одного выстрела…Так вот и получилось, что твердой уверенности в том, чьи войска, у меня не сложилось.Меня немедленно вызвали на командный пункт для личного доклада.Командный пункт находился на хорошо знакомой нам горе Хамар-Даба (правильней было бы сказать — в горе), которую с воздуха заметить было трудно, и летчики обнаруживали ее только по белой стреле, выложенной для целеуказания истребителям. Да и вблизи, с самого короткого расстояния, Хамар-Даба не была похожа на гору в буквальном смысле этого слова, а представляла собой всего лишь одну из возвышенностей, заметную более других на чуть всхолмленной местности. Однако господствующее положение на очень крутом западном склоне реки делало Хамар-Дабу как бы вышкой, с которой хорошо просматривался восточный берег Халхин-Гола, где, собственно, и развернулась битва.Меня встретил лейтенант с малиновыми петлицами и немедленно повел к «хозяину», как он называл командующего.Гора Хамар-Даба сказочно ожила, превращаясь на моих глазах в подземный городок; на его темных «улицах» то и дело попадались палатки и юрты, глубоко врытые в землю и накрытые сверху маскировочными сетями, подземные помещения с толстыми бревенчатыми перекрытиями и метровыми насыпями земли, машины, рации… Все это было хорошо замаскировано под цвет местности и с воздуха совершенно не различалось. Люди, работавшие в укрытых лабиринтах, своим деловитым спокойствием невольно внушали уважение.Изумленный видом грандиозного инженерного сооружения, похожего на гигантский муравейник, я без привычки терялся в темноте земляных «коридоров», все время на что-то натыкался, обо что-то задевал. Мой провожатый едва ли не на каждом шагу предупреждал: «Голову! Осторожно!» — и несколько раз останавливался, опасаясь, чтобы я не отстал. Наконец мы вошли в относительно светлую комнату, очевидно приемную, освещенную керосиновой лампой. Здесь стояли стол с двумя стульями и топчан для отдыха. Адъютант очень буднично сказал: «Сейчас доложу командующему» — и скрылся за дверью.С большим общевойсковым военачальником мне еще никогда не приходилось разговаривать. Я как-то безотчетно оробел. Вдруг откуда-то появился комкор Я. В. Смушкевич, заместитель начальника Военно-воздушных сил РККА. Редкий из нас, летчиков, не знал его, прославленного героя Испании. Не дав мне закончить фразу, которую обычно произносят при представлении начальству, он попросил доложить результаты разведки но карте, которая находилась при нем. Именно попросил — вежливо, уважительно, без всякой начальнической интонации. Я почувствовал в его словах неподдельный интерес к моему сообщению и доложил со всеми подробностями. Смушкевич задал несколько уточняющих вопросов, потом сказал:— А теперь пойдемте со мной, и все это доложите командующему.Вслед за Смушкевичем я прошел в другую комнату. За столом, рассматривая карту крупного масштаба, сидели несколько человек с ромбами на малиновых петлицах — командование фронта. Все они повернули головы в нашу сторону. Смушкевич представил меня. Я знал высших командиров по фамилиям, но не в лицо. Один из них был с четырьмя ромбами.Я успел сообразить, что это и есть командующий Дальневосточным фронтом Г. М. Штерн. После доклада мне было задано несколько вопросов. Из того, что многие спрашивали, какие именно танки и машины видел я с воздуха и сколько их, нетрудно было заключить, что и высшему командованию пока, очевидно, еще не ясно, чьи это войска. «Раз Само начальство не признает своих, то это наверняка противник», — подумал я и сразу отчеканил:— Это японцы. У наших грузовиков кабины узкие, а у тех, которые я обнаружил, кабины во весь кузов. Командующий строго спросил:— Вы когда-нибудь видели наши танки БТ-7 вблизи?— Нет. Нам их ни разу не показывали.— Это очень плохо, — командарм бросил укоризненный взгляд на Смушкевича. — Летчики должны знать назубок всю нашу наземную технику!— Они свои самолеты не могут отличить от японских, — осуждаюше бросил командующий группой. — Сбили ж своего бомбардировщика.— Вы уж, товарищ Жуков, не будьте так строги к ним, — мягко сказал Г. М. Штерн. — Наши истребители уничтожили около пятисот японских самолетов, а сами потеряли сотню с небольшим. Воюют они прекрасно… А в том, что сбили одного своего, вероятно, виноват и штаб ВВС…— Правильно, — подтвердил Смушкевич, присаживаясь рядом с командармом. — Штабу давно уже следовало разработать условные сигналы определения своих самолетов. Эти указания я дам сегодня же и тогда подобной путаницы можно, будет избежать.Тем временем Жуков обменялся несколькими фразами с начальником штаба, с членом Военного совета армейской группы и, поднявшись из-за стола, обратился к Штерну:— Я полагаю, что на правом фланге появились последние резервы японцев, которыми они сейчас располагают для помощи своим окруженным войскам. Раньше утра начать наступление противник не может…— Я тоже так думаю, — сказал Штерн. — Эта операция похожа во многом на Канны Ганнибала, — он говорил в раздумье, скользя взглядом по карте. — Пожалуй, это будет второй в мировой истории случай полного окружения целой армии. А ведь японская армия сейчас одна из сильнейших во всем капиталистическом мире, она пока еще сильнее гитлеровской!.. Но как бы там ни было, приходится удивляться упорству японцев. Они попали явно в безвыходное положение. Из этого мешка никакая сила их не вызволит, а в плен не сдаются. Нужно еще раз довести до них наше требование.— Мы и в листовках, и по радио призываем их к сдаче, — сказал член Военного совета. — Все безрезультатно! Кроме силы, ничто пока до них не доходит. Это безрассудное упорство поддерживается еще командованием Квантунской армии, которое пообещало окруженным высвободить их из кольца…С затаенным дыханием слушал я разговоры, из которых вырисовывалась общая обстановка на фронте. И только сейчас, в эти минуты, понял, как важны для командования результаты моей разведки. И я снова усомнился: «А вдруг я ошибся и наших принял за противника?» Страх охватил от одной только мысли. Между тем командующий, словно проникнув в мои сомнения, сурово взглянул на меня и сухо сказал:— Вы можете быть пока свободны. — Он сделал ударение на слове «пока» и после короткой паузы добавил:— Сегодня после захода солнца и завтра с рассветом еще раз слетайте и внимательно просмотрите. Особенно обратите внимание на изменения, какие произойдут за ночь.В «пока» командующего мне почудилось что-то недоброе. Подавленно сказав: «Есть!», я вышел.В приемной сидел мрачный Красноюрченко. При слабом свете подземелья он показался мне даже состарившимся.— Да что с тобой, Иван Иванович, уж не заболел ли? И какими судьбами сюда попал?— А ты будто ничего не знаешь?— Нет!— Мы втроем сбили наш СБ… Я был ведущим…И тут только мне стали известны подробности этой грустной истории.Истребители отражали налет японских бомбардировщиков. Вражеские бомбовозы шли волнами под прикрытием И-97. Первую волну наши отбили, появилась вторая. Иван Иванович как раз в это время дрался со звеном И-97. Отбился от них — и на бомбардировщиков, строй которых был уже расколот на звенья. На одно звено он с ходу и набросился, но вдруг увидел советские опознавательные знаки — звезды.— Я давай сигналить своим, чтобы не стреляли, — здесь Красноюрченко издал глубокий вздох, — а эти барбосы, ты же их прекрасно знаешь, Арсенин и Медведев, как борзые, вцепились и давай лупить. А когда разобрались, поздно уже было — один СБ сыграл вниз.— А экипаж?— К счастью, невредим. Да и самолет благополучно сел в степи… Оказывается, это звено СБ возвращалось с задания и случайно затесалось между разрозненных групп японских бомбардировщиков… А они ведь похожи. Их в воздухе только по опознавательным знакам и можно отличить… В общем, пропал я теперь. От полетов отстранят как пить дать.— Мне тоже может влететь, — признался я, рассказав о последних полетах на разведку. — Боюсь, не напутал ли…И мы замолчали.К командующему прошли несколько старших командиров. Среди них находились двое монголов. Мы приветствовали их. Потом появился майор и пригласил меня подняться с ним наверх.— Я покажу вам поле боя, наши танки и танки противника, а вы получше присматривайтесь да запоминайте, — сказал майор. — Это пригодится в разведке.Мы поднялись из подземелья в широкий окоп, похожий на террасу, покрытую сверху густой маскировочной сеткой. Это был наблюдательный пункт командующего, с которого открывался вид на поле битвы. Время было предвечернее, и мягкий свет низкого уже солнца позволял хорошо разглядеть местность, где только что шел бой. 7 Осмотрев наши и японские трофейные танки, я почти был уверен, что обнаруженная в разведке группировка войск принадлежит противнику, и высказал это майору. Он заметил, что делать такой определенный вывод пока еще рано, так как связь с некоторыми нашими частями временно потеряна, их точное местонахождение неизвестно. В такой обстановке лучше быть осторожным в выводах.Это разъяснение окончательно сбило с толку, и я горько раскаивался в том, что так уверенно доложил командующему о японцах.«Кто тебя дернул за язык?» — упрекал я себя, поторапливая шофера, чтобы до наступления темноты успеть слетать еще раз и все наконец выяснить. Теперь-то я был уверен, что после наглядного урока, только что мне преподанного, уж не ошибусь: свои и японские танки сумею различить.Дорога по степи была ровная, слегка наезженная, машина неслась на предельной скорости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41