«Джерриз» там не оказалось. В подвале прятались пятеро французов. Лейтенант приказал отвести их на берег для допроса.Вернувшись на пляжи, Жигер видел, как «по всему взморью выгружалась артиллерия»: «Меня снова ранило. Я очнулся уже в 40-м госпитале в Сиренстере, в Англии. В тот день мне исполнилось 18 лет».Немногих уцелевших комендантов десанта опасность подстерегала на берегу. Уильям О'Нилл подходил с моря на ДСТ. Он заметил, что кто-то на пляжах, «пригибаясь под пулями, отчаянно размахивает сигнальными флажками»: «Не долго думая я схватил два флажка, забрался на рулевую рубку и изобразил человеку на берегу „кинга“, что означало: давай, мол, „говори“. Он просигналил, что нам надо держаться ближе к воде и не высовываться. Мне стало не по себе от этого доброго совета».Увидев, что творится у прибоя, О'Нилл решил, что «шансов добраться до него живым под пулеметным и минометным огнем крайне мало». Он подумал, что стоит предупредить об этом шкипера.Капитан, Энсин Филлипс, был «трехмесячником». Но О'Нилл относился к нему с симпатией, считая молодого моряка «смелым, решительным и в то же время незаносчивым командиром».Старший помощник, тоже младший лейтенант, не вызывал особого расположения: «в принципе хороший человек, а в бою терялся и не то что не мог давать команды, а буквально застывал, словно его парализовало». Другой младший лейтенант, Фокс, отличался «веселым и благодушным нравом, был отважным и смекалистым парнем»: «Ради него мы могли сделать все, что угодно». «Его отец принадлежал к методистской церкви, а мать руководила обществом трезвости в Мериленде. Он аккуратно раздавал всем методистские книжки, а потом вел нас в ближайший паб. Фокс любил говорить о себе как о живом доказательстве того, что дети священников могут быть самыми отъявленными сорванцами в городе».Стоя на рулевой рубке, О'Нилл на самом деле встревожился: «Я сказал шкиперу:— Какого черта мы здесь торчим? Ты хочешь, чтобы нас всех перестреляли? Нам лучше отойти вправо».Младший лейтенант Филлипс не возражал. Он отвел ДСТ правее параллельно к берегу на километр или два. Там уже выгружались другие корабли. Филлипс приблизился к прибою. Видя, как тонут танки, шкипер попросил, чтобы кто-нибудь прошел по воде и проверил глубину, прежде чем с ДСТ сойдет первый бульдозер.«Это была идиотская затея, — говорит О'Нилл, — но такой дурак нашелся». Филлипс наскочил на отмель. Справа на соседнем ДСТ спустили рампу, и одна из семи многоствольных установок двинулась в волны: «В нее моментально ударил 88-мм снаряд. Загорелось все судно ДСТ, начали взрываться сложенные в прицепах боеприпасы. Жуть!»Филлипс приказал сбросить штурмовой трап. Доброволец кинулся в воду. Водитель бульдозера не стал ждать, поехал с рампы и чуть не раздавил солдата. Затем он поднял нож как можно выше и отгородился им от пуль. Бульдозер зарылся в волны и пыхтя двинулся к берегу, потянув за собой на тросах вереницу джипов.Последний раз О'Нилл «видел своего ближайшего друга Билла Линна, когда тот, сидя в джипе, ушел под воду и вынырнул только ярдах в 50 от борта судна».С ДСТ моряки открыли огонь по скалам. «На всем участке побережья, — вспоминает О'Нилл, — только мы проявляли хоть какую-то активность. Даже танки, уткнувшись в дюны, молчали. Нам было приказано высадить десант, уйти обратно в море и взять на борт очередной отряд. Но мы оставались на месте и продолжали отстреливаться».Старший помощник где-то спрятался, а младший лейтенант Фокс вместе с О'Ниллом и другими моряками под пулями вытаскивали с берега раненых: «Мы заполнили ими все койки, палубы. На изувеченных солдат было страшно смотреть. Среди нас оказался лишь один медик. Мы изо всех сил старались ему помочь».8.30 утра. Флот, как и армия, на «Омахе» практически ничего не добился. 12— и 14-дюймовые снаряды в основном попадали за скалами. Шкиперы десантных судов высадили войска в большинстве случаев не там, где намечалось. Передовые эшелоны пехоты 116-го и 16-го полков понесли тяжелейшие потери. Оставшиеся в живых американцы залегли у дамбы. Долгожданная огневая поддержка была ничтожной.Союзники контролировали воздушное пространство над Нормандией и не позволяли люфтваффе нападать на легкодоступные цели как на берегу, так и в море. Однако авиация мало что могла сделать для тех, кто должен был идти в атаку на укрепленные позиции противника. Бомбы, чтобы не поразить морской десант, сбрасывали не на скалы, а на объекты в глубине материка, такие, как железнодорожные узлы и шоссейные перекрестки. Это существенно способствовало успеху последующих боевых действий, затруднив передвижение немецких войск, но фактически никак не повлияло на сражение в день «Д» — 6 июня.Позднее истребительная авиация и армия разработали эффективную систему связи «земля — воздух». Но если бы ее создали даже ко дню «Д», от нее было бы мало толку, потому что во время высадки пехота лишилась 80 процентов раций.С ДСТ успели выгрузить некоторое количество танков. Однако по большей части «броня», подбитая немцами, так и осталась у прибоя. Немного сошло на берег и артиллерии. Пехота могла рассчитывать лишь на поддержку 20-мм пушек с десантных судов. Не густо.Мощные флотские орудия прекратили огонь, как только начали высаживаться первые волны десантников. Артиллерийские расчеты получили приказ не возобновлять стрельбу до тех пор, пока по радио не поступят точные координаты целей от наземных наблюдателей. Но корректировщиков на материке не было, и связь «корабли — земля» отсутствовала. Эсминцы, находившиеся ближе всего к берегу, не осмеливались вести огонь по фортификациям противника на скалах из-за опасения поразить американских пехотинцев.«Мы стояли всего в нескольких сотнях ярдов от берега, — писал в своем оперативном докладе капитан 3-го ранга, командир эсминца „Саттерли“ У. Дж. Маршалл. — Было тяжело и горько видеть, как по нашим десантникам, танкам, судам бьют немцы, и ощущать собственное бессилие, понимая, что не можешь ответить только из-за того, что не располагаешь информацией о том, куда направить орудия и откуда противник ведет огонь».Лейтенант Оуэн Килер командовал артиллерийской боевой частью на эсминце «Фрэнкфорд». Его также раздражало, что он не мог определить цели для стрельбы: «Помимо всего прочего, немцы отлично замаскировались. Нам было крайне трудно обозначить огневые позиции противника». Командир корабля, капитан-лейтенант Джеймс Семмс, решил приблизиться к берегу. Следя за глубиной по эхолоту, он подошел на расстояние в 400 ярдов, настолько, чтобы корабль не сел на мель, но «все равно из-за маскировки цели были неразличимы»: «Мы даже не могли понять, насколько далеко продвинулись наши войска».Похожее чувство беспомощности испытывал и старший помощник, штурман эсминца «Гардинг» лейтенант Уильям Джентри, когда наблюдал, как тонет вездеход-амфибия ДАКВ. «Все, что мы могли тогда сделать, — вспоминает он, — это держаться в стороне и готовиться к нанесению огневого контрудара». (Главный механик «Гардинга» лейтенант Кен Шиффер в это время поднялся на палубу, чтобы посмотреть, как идет высадка: «Внезапно у борта возник тяжело нагруженный ДАКВ. Рулевой крикнул:— Где берег?Корабль-амфибия настолько ушел в воду, что он не мог видеть береговую линию. Я махнул рукой на восток, и ДАКВ натужно направился к прибою».)Капитан «Гардинга» Джордж Палмер отметил в оперативном докладе: «Наш эсминец прекратил огонь, когда началась высадка войск. Мы приступили к патрулированию района высадки на расстоянии около двух тысяч ярдов от берега в поисках целей для стрельбы по своему выбору. Взморье окутал настолько густой дым, что никаких целей мы не обнаружили, а ведение огня наобум небезопасно для десанта».После двух часов, проведенных в смятении и отчаянии, командиры кораблей решили действовать на свой страх и риск. Первым к такому выводу пришел капитан-лейтенант Ралф «Ребел» Рейми («Маккук»). Он вывел эсминец в западный сектор «Омахи» на достаточном удалении от прибоя, чтобы не нарваться на мель и в то же время видеть, не поднимаются ли на скалы войска. «Маккук» открыл стрельбу из пятидюймовых пушек по выезду у Вьервиля, подавляя прежде всего ДОСы, казематы и другие огневые позиции. Главными его мишенями стали два орудия, скрытые в расщелине, откуда немцы забрасывали снарядами почти весь берег. После часового артобстрела одна из пушек свалилась со скалы на пляж, а другая взорвалась.Рядовой Эрнест Хиллберг из 1-й дивизии находился на боте Хиггинса. «Старшина-рулевой, — рассказывает он, — еще не получил приказа идти на высадку. Поэтому нам пришлось искать укрытие от снарядов. Лучшей защитой оказался „Маккук“. Тогда за эсминцем нашли убежище до сотни десантных катеров. А корабль продолжал медленно, но методично двигаться вдоль берега и обстреливать немецкие фортификации. Это было великолепное зрелище! Мы боялись только одного — что „Маккук“ наскочит на мель».Примеру «Маккука» последовали другие эсминцы. Лейтенант У. Л. Уэйд возглавлял штурмовой отряд на десантно-пехотном судне ДСП, которое кружило у берега в ожидании высадки. Вот как он описывает в своих воспоминаниях представшую перед ним в 9.30 утра 6 июня картину: «Вражеский огонь ошеломлял. 105-мм, 88-мм, 40-мм орудия, минометы, пулеметы, взрывы мин — все, что угодно. Эсминцы палили из всех пушек по немецким ДОСам и опорным позициям, сами чуть ли не выскакивая на берег».Арена сражения воспринималась по-разному его участниками, даже теми из них, кто стоял рядом на капитанском мостике. В 8.56 «Гардинг» подошел к флагманскому кораблю на «Омахе» — «Анкону», чтобы взять на борт адмирала Чарлза Кука и генерал-майора Томаса Хэнди, которые хотели поближе увидеть высадку. Затем эсминец вернулся к прибою и вновь начал обстреливать скалы. Адмирал Кук заявил тогда о «полном крахе высадки десанта» и утверждал, что «немцы пригвоздили американцев к берегу». Однако, по мнению старшего помощника капитана «Гардинга», лейтенанта Джентри, «моряки действовали согласно предписаниям, войска выдвигались на скалы, а огонь противника постепенно затихал». Адмирал Кук в то же время не переставал говорить о «провале десанта».В 9.50 адмирал К. Ф. Брайант, командовавший группой огневой поддержки на «Омахе», по корабельной радиосвязи обратился ко всем экипажам эсминцев с призывом:— Поддайте им! Поддайте им! Они черт-те что вытворяют с нашими десантниками. Мы не можем больше этого терпеть. Надо положить конец этому надругательству!Эсминцы, рискуя сесть на мель (некоторые из них действительно задели дно, но проскочили), ответили мощными залпами, почти прямой наводкой расстреливая опорные фортификации немцев на склонах скал.Командир «Кармика» Роберт Вир подошел к берегу на расстояние 900 м и мог наблюдать за тем, что происходит на пляжах. Заметив, что танк выстрелил из пушки по какому-то объекту на скале, Вир тут же наводил на ту же самую цель орудия своего эсминца. Увидев, что пехотинцы палят из винтовок по кому-то на скалистой круче, капитан посылал туда же корабельные пятидюймовые снаряды.Матрос Эдуард Даффи из радиорубки «Шабрика» наблюдал, как его эсминец «неторопливо и без особого желания обменивался снарядами с немецкой береговой батареей». У него при себе имелись две пачки сигарет и фунтовая коробка лимонных леденцов. За три часа созерцания артиллерийской дуэли Даффи уничтожил и то, и другое и вдобавок выпил с дюжину чашек кофе. (Прошло много лет, прежде чем моряк вновь попробовал лимонные леденцы. «Каждый раз, когда я их ем, — говорит ветеран, — на меня наплывают нескончаемые воспоминания о войне».)Из радиорубки Даффи слышал, как вокруг корабля рвутся снаряды: «Мы располагались под главной палубой, на уровне моря, и взрывные волны гулко отражались в стальном корпусе эсминца».Ветеран рассказывает: «Конечно, мне было страшновато. Я натянул на свое тощее тело спасательный жилет и ждал, что вот-вот снаряд пробьет обшивку. Я непрестанно взывал к святой Деве Марии. Потом мне надоело молиться, и я стал думать о том, что же происходит с нашим кораблем».«Шабрик» приблизился к берегу и начал вести огонь прямой наводкой. Даффи, «наблюдая» через наушники за ходом сражения, «видел», как корректировщики направляли стрельбу корабельных артиллерийских постов: «Однажды дальномерщик засек на гребне скалы немецкого офицера. Он прогуливался на вершине и, похоже, давал указания своим орудийным расчетам. Мы нацелили на него нашу главную батарею и послали ему „четырехпушечный салют“. Прямое попадание, и нам сразу стало легче. Мы уничтожили хотя бы одного из этих мерзавцев».То, что эсминец позволил себе выдать по одному человеку целый залп, говорит о блестящем обеспечении десантников боеприпасами в день «Д». «Шабрик» выпустил 440 снарядов, «Маккук» — 975, «Кармик» — 1127, «Саттерли» — 638, другие эсминцы — от 500 до 1000 пятидюймовых снарядов. Предполагалось сберечь половину боеприпасов для отражения возможных надводных или подводных атак, но в большинстве случаев эсминцы возвратились в Англию с минимальным запасом снарядов или вообще без них.«Фрэнкфорд» занял огневую позицию в мелководье в 800 м от берега. Артиллерист Килер вспоминает: «Мы заметили танк, застрявший в прибое с разбитой гусеницей, но стрелявший по кому-то на ближайшей высотке. Мы сразу же послали в том же направлении залп из пятидюймовок. Танкист высунулся из люка, махнул нам рукой, скрылся и начал бить по другой цели. В течение следующих пяти минут он служил нам корректировщиком огня. Наша дальномерная оптика точно фиксировала попадания».В это же время произошел, возможно, единственный случай сдачи в плен немецких пехотинцев экипажу корабля. Капитан «Маккука» «Ребел» Рейми, как и другие командиры эсминцев, обстреливал скалы. Неожиданно на склоне появилась группа немецких солдат с белым флагом. Они флажками и световыми вспышками хотели что-то сообщить на борт эсминца. Почти час сигнальщик Рейми пытался разобрать их передачу, подавая знаки на ломаном немецком языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92