Техника проделала длинный путь через Атлантику до Портсмута с заводов Калифорнии, Иллинойса, Мичигана, юга Соединенных Штатов, а затем через Ла-Манш лишь для того, чтобы затонуть у побережья «Омаха». Ее отдельные экземпляры до сих пор покоятся на дне моря возле Нормандии. Главными виновниками были не только немецкие снаряды, но и подводные течения, глубокие рытвины на отмелях и, конечно, минные заграждения, которые на высокой приливной волне нанесли неимоверный урон десантникам.Первыми выгружались «Шерманы». Они прибыли в час «Ч» минус тридцать секунд с флотилией лейтенанта Дина Рокуэлла. ДСТ сели на мель в пятнадцати метрах от берега. Суда сбросили рампы, и танки пошли в воду.Пока они, лязгая гусеницами, спускались по сходням, немцы открыли огонь из 88-мм орудия. Рокуэлл отвел свое ДСТ назад. Два танка остановились в прибое, подбитые. Один горел. Следовавшие за ними машины, утопая на полкорпуса в воде, начали стрелять из пулеметов и 75-мм пушек.Не всем танкистам удалось сразу продвинуться к берегу. Младший лейтенант Ф. С. Уайт, шкипер ДСТ 713, позже доложил Рокуэллу: «Когда сошел первый танк, он тут же исчез под водой. Командир экипажа дал команду всем покинуть машину. Мы подняли людей на борт». Уайт переместился на сто метров к востоку и снова сбросил рампу. Три остальных танка сползли с трапа вовремя: по ДСТ 713 ударили 88-мм снаряды.Рядовой Дж. К. Фридман, водитель танка в 747-м батальоне, высаживался с ДСТ в третьем эшелоне. «В перископ, — вспоминает он, — я видел, как один за другим на минах подрывались танки, грузовики, джипы. Артиллерийский грохот оглушал, казалось, что запах гари и пороха смешался с запахом смерти. Я думал: неужели мне конец? Снаряды и шрапнель летели будто из самого ада. Стоит ли все это наших жизней? Доживем ли мы до завтра?»Полковник Джон Апхем командовал 743-м танковым батальоном, который выгружался вслед за первым эшелоном. Он держался на расстоянии ста метров от берега и руководил высадкой по рации. Когда его ДСТ около 8.00 подошло к прибою, полковник спрыгнул с борта и начал управлять стрельбой своих танков. Его ранило в правое плечо, но Апхем отказался от медицинской помощи. Он заметил рядового Чарлза Левека и капрала Уильяма Бекетта, которые копошились у своего танка с оторванной гусеницей. Апхем, не обращая внимания на повисшую руку, под пулеметным огнем довел танкистов до укрытия возле дамбы. «В любой ситуации полковник всегда сохранял невозмутимое спокойствие», — вспоминает Бекетт.А вот сержант Пол Радзом растерялся. Он командовал расчетом 12,7-мм многоствольной полугусеничной установки. Когда ДСТ приближалось к берегу, по борту судна забарабанили пулеметные очереди. Сержант рассказывает: «Рампу сбросили, и мы пошли. Нам говорили, что глубина не больше двух с половиной метров, а там были все четыре с хвостиком. Установка погрузилась на дно. Я приказал расчету задрать стволы до предела вверх. Они высовывались из волн лишь сантиметров на пятнадцать. Я потерял все, в том числе и каску».«Я поплыл обратно и взобрался на рампу. Со мной был весь расчет, кроме старины „Мо“ Карла Динглдина. Он не умел плавать. Последний раз я видел Мо, когда он цеплялся за стволы. Я так и не узнал, что случилось потом со стариной Мо». (Младший лейтенант Эдуард Келли, шкипер ДСТ 200, заметил тонущего Динглдина и подобрал его.)ДСТ Радзома попятилось назад и вновь двинулось к берегу. Сержант и его команда запрыгнули на другую установку (сержанта Эвангера), когда та сходила с рампы. Скоро они оказались на суше: «Мы думали, что нас ждет уже расчищенная дорога. Затем мы должны были пройти по ней километров десять и занять позиции. Но мы не сделали и пяти ярдов». По машине застучали пули, и Радзом посчитал за лучшее ретироваться. Он нашел сначала чью-то каску, потом — чью-то винтовку.— «Я увидел первого убитого лейтенанта. Из его провиантской сумки торчало горлышко бутылки. Я понюхал. Это было шотландское виски „Блэк энд Уайт“. Он снова присоединился к экипажу Эвангера и пустил бутылку по кругу: „В первый и последний раз в жизни я пил виски“. Радзома ранило шрапнелью в лицо, в бок, спину, и его эвакуировали в Англию.Капрал Джордж Райан был наводчиком 105-мм гаубицы, которая называлась «М-7». Орудие помещалось на ходовой части танка «Шерман». На одном ДСТ — четыре гаубицы. Вглядываясь в берег, где предстояло высаживаться, шкипер сказал, что «там слишком жарко, и он попытается найти более тихое место».«С ним никто не спорил», — вспоминает Райан.Шкипер резко рванул к берегу, и судно засело на мели. Командир Райана, прыгая через борт, крикнул:— Каждый — за себя!«Вот те на, подумал я, — продолжает рассказывать капрал. — Командира как не бывало. Мы опустили рампу. Первая гаубица медленно поползла вниз, все замерли, и вдруг она ухнула под воду. Молодец водитель. Он моментально среагировал и вырвал орудие из моря.Вторая «М-7» пошла по рампе, остановилась, словно раздумывая, идти ли дальше, съехала в воду и… погрузилась в волны. Ее будто проглотили. Парни начали выскакивать из воды как пробки».Вокруг ДСТ взметались фонтаны взрывов. Кто-то из экипажа Райана закричал:— Бежим отсюда!Все попрыгали за борт. Капрал остался: «Я боялся не столько пуль и снарядов, сколько моря. Я не умел плавать».Райан снял с себя снаряжение, надул «Мей Уэст» и потихоньку, маленькими шажками начал скользить по сходне: «В борт ударили пулеметные очереди — бл-бл-бл-бланг. Это придало мне сил. Я нырнул. Я отчаянно колотил руками и ногами и плыл, плыл, плыл. Кто-то тронул меня за плечо. Я поднял голову. Воды было меньше полуметра, а я все плыл. Вот вам инстинкт самосохранения в действии. Если бы меня не остановили, я бы поплыл на материк».Райан добрался до дамбы. В изнеможении он свалился рядом с пехотинцем из 16-го полка.— У тебя есть сигарета? — спросил он.Чуть позже Райана ранило в руку: «Так, ерунда, как будто кошка поцарапала». Появился офицер-медик и сказал:— Всех вас нужно наградить медалью «Пурпурное сердце» Медаль «Пурпурное сердце» выдавали военнослужащему за ранение, полученное в ходе военных действий. — Примеч. пер.

только за то, что вы здесь. Назовите себя. Если вы ранены, я готов помочь вам. Если мертвы, извините, нет. Если с вами все в порядке, вы все равно получите «Пурпурное сердце».— Как насчет этого? — спросил Райан, показывая царапину на руке.Доктор сказал, что даст ему медаль.— Нет, — ответил капрал, — я не могу ее принять. Парень, потерявший ногу, получает медаль, и я — за эту царапину. Нет, я отказываюсь.Другим экипажем «М-7» командовал сержант Джерри Идс. На его ДСТ находились также две гаубицы. К каждой на тросах были прикреплены полугусеничные многоствольные установки, а к ним также на тросах — либо грузовик, либо джип. Предполагалось, что гаубицы «М-7» потащит за собой установку и грузовик или джип.Когда судно приблизилось к берегу, гаубицы открыли огонь по скале. Сначала, говорит Идс, «мы вели себя, как на пикнике». «Потом вдруг море вокруг нас закипело от взрывов. Мы снова оказались на войне (Идс участвовал в сражениях в Северной Африке и Сицилии). Мы взбодрились. Я не знаю, как объяснить страх. Может быть, что-то похожее на опасение, что ваш следующий вдох станет последним. Конечно, мы не отходили от своих орудий». Артиллеристы изменили угол прицеливания и продолжали обстреливать скалы, выпуская по снаряду каждые тридцать секунд.На корабле были и пехотинцы. «Им ничего не оставалось, как ждать, когда начнется бойня. Мы по крайней мере что-то делали. Когда стреляешь, ты возбужден и на какой-то момент забываешь об опасности. Я старался держать себя в руках. Для меня важнее всего было не выдать свой страх. То есть я боялся не того, что могу погибнуть, а того, что парни в экипаже заметят мой страх».С двух тысяч метров гаубицы не могли эффективно поражать цели на скалах: не позволял угол прицеливания. Поэтому артиллеристы прекратили стрельбу. По мере приближения к берегу усилился пулеметный огонь: «Я согнулся в три погибели. Мне хотелось провалиться сквозь днище корабля. Я страдал от беспомощности. Судно шло чудовищно медленно. Мы все горели нетерпением, какое бывает у наездника, который встает на стремена и вскидывает плечами, понукая лошадь, чтобы она скакала быстрее».Идс посмотрел на часы: 8.00. «Неожиданно я почувствовал голод. Перед моими глазами возник „Бар энд гриль“ в Эль-Пасо, где я служил в кавалерии. Калифорнийский „Бар энд гриль“. Там подавали огромный тако за 10 центов и ледяное пиво „Фальстаф“ за 10 центов. Я представил себя сидящим в баре за пивом и тако за 20 центов. А здесь, имея в кармане, наверно, 200 долларов, я не мог купить ни пиво, ни тако».Когда ДСТ вновь село на мель (после трех попыток подойти к берегу), шкипер сбросил рампу и начал взывать:— Уберите эти проклятые штуки с моего судна! Уберите эти проклятые штуки с моего судна!Лейтенант поднял руку вверх. «Когда он опустил ее, я хлопнул своего водителя по затылку, и мы тронулись. Послышались звуки, что-то вроде глаб-глаб-блаб-блаб. Вода оказалась выше воздухозаборника, и нас сразу затопило».«Моряки дали нам 50 фунтов сахара, 30 фунтов кофе, 50 блоков сигарет. В мгновение ока мы всего этого лишились, как и нашего орудия».Идс доплыл до берега и, подобно другим десантникам, приполз к галечной гряде: «Какого лешего я здесь! Мне бы сейчас гулять в Форт-Блиссе, в Техасе!» Он был старый вояка, облепленный отличительными нашивками, опытный сачок, знал, как увильнуть от малоприятных поручений и как предаться удовольствиям. К своему отчаянию, Идс в день «Д» превратился в обыкновенного пехотинца на «Омахе». Худшего для себя старый солдат не мог и придумать. Он сформировал что-то вроде «летучего взвода» из пехотинцев, саперов и артиллеристов и повел их на скалы.Из-за того, что столько техники ушло на дно, многие специалисты стали пехотинцами. Капитан Р. Дж. Линдо был офицером связи от ВМС. Он высаживался в 7.30 с двумя солдатами, которые несли радиостанцию. Ему предстояло направлять огонь корабельных орудий. «Но как связист я оказался не у дел. Мы потеряли наше оборудование, когда сходили с ДСТ. Я блуждал по пляжу, кляня себя на чем свет стоит, пока не присоединился к пехоте».Сержант Уильям Отловский, ветеран Северной Африки и Сицилии, шел к берегу на амфибии ДАКВ. Он командовал расчетом гаубицы «М-7», которая была слишком тяжела для плавающего вездехода. На ДАКВ накатилась крутая волна, когда машина спускалась с рампы ДКТ. Ее закачало, руль ударился о сходню и погнулся. «Мы могли идти только кругами. Старшина, совсем юный моряк, выключил двигатель. Это была ошибка, потому что одновременно вырубились и насосы. ДАКВ наполнился водой, и мы, конечно, затонули»,Отловский приказал своему расчету держаться вместе, взявшись за руки. Проходивший мимо ДССПЛС, возвращавшийся к базовому кораблю, поднял их на борт. Артиллеристы перебрались на паром «Райноу».Паром натолкнулся на мель. Лейтенант привязал веревку к джипу и приказал водителю съехать и проверить глубину. Джип пошел на дно.— Эй, ребята, — крикнул лейтенант, — хватайте веревку и тащите джип назад!В этот момент один 88-мм снаряд разорвался с левого борта, второй — с правого.Отловский заорал на лейтенанта:— Это же 88-мм. Третий рванет сейчас прямо на палубе. Убери людей с этого чертова парома!. Он сказал:— Сержант, не занимайся не своим делом! Я сказал:— Черт с тобой, лейтенант. Хочешь подыхать, скатертью дорога. Ребята, за мной!Отловский и его экипаж спрыгнули с судна и поплыли к берегу.«Я оглянулся. Третий 88-мм разорвался прямо посредине проклятой баржи. И все последующие снаряды ее не миновали».Отловский подобрал на пляже винтовку, патронную ленту, каску и «со всех ног помчался к дамбе». Там ему навстречу попался совсем юный солдатик с огромным мотком телефонного провода за спиной. Сержант попросил:— Слушай, парень, мне это понадобится. Садись, поговорим. Отдай мне провод.— Не могу, сержант, — ответил солдат. — Как мне быть с этим?В правой руке он держал оторванную левую руку. Отловский помог снять провод, уколол морфин и позвал санитара.Морской подрывник Чарлз Салливан в день «Д» сделал три рейса на пароме «Райноу» с техникой. Большинство боевых машин были уничтожены, прежде чем они успели произвести хотя бы один выстрел. Салливан тем не менее говорит: «За 28 лет службы, после трех войн, 14 заокеанских военных миссий, тысяч увиденных лиц, только Нормандия и день „Д“ живы в моей памяти так, как будто все произошло лишь вчера. То, что мы совершили, значимо и весомо, поскольку повлияло на судьбы человечества. Много ли людей могут сказать то же самое об одном дне в своей жизни?»В этой связи вспоминается замечание Эйзенхауэра, сказанное им Уолтеру Кронкайту: «Никто не хочет, чтобы его подстрелили. Но в день „Д“ было больше тех, кто стремился в бой, нежели тех, кто уклонялся от сражений».Несметное количество танков, полугусеничных многоствольных установок, гаубиц «М-7», грузовиков, джипов пытались сойти на «Омахе» между 6.30 и 8.30. Многие затонули, другие были разбиты немецкими снарядами. Уцелевшая техника оказалась зажатой на узкой полосе пляжа, не имея выхода наверх. Она создавала больше проблем, чем преимуществ.Рядом высаживались боты Хиггинса с 116-м и 16-м пехотными полками. С ними прибыли и команды подрывников, состоявшие из «сибиз» — «морских пчел» и армейских саперов. Всего было 16 отрядов, у каждого — свой сектор для прорыва коридоров по 50 м шириной. Ни один катер не вышел на запланированный участок.Один из подрывников вспоминает: «Когда мы опустили рампу, по нашему судну ударили 88-мм снаряды. Половина отряда погибла, включая офицера. Мы считали его лучшим во флоте… Взорвался очередной снаряд, и я подумал, что лишился своего тела».Моряк истекал кровью от ран в ноге и руке. Вокруг, казалось, не было никого живого. Пожар, разгоревшийся на катере, вот-вот мог детонировать заряды. «Я перекинулся через борт и, превозмогая боль, побрел к берегу». Дойдя до заграждений, он оглянулся и увидел, как взлетел в воздух его катер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92