Тут недалеко. Можем пойти вместе, если не возражаете. — Он взглянул на шпоры собеседника. — А что случилось с вашей лошадью?
— На последней почтовой станции, мсье, не было сменных лошадей и не ожидалось ещё несколько часов. Вот я и решил размять ноги. После пяти дней в седле, знаете, чувствуешь себя каким-то одеревенелым. И пешая прогулка от Море показалась мне заманчивой.
Быстро подсчитав в уме, венецианец сделал вывод, что хороший наездник, пользуясь почтовыми лошадьми, как раз за пять дней покроет расстояние от Лиона; и это также указывало на армию.
— Вы приехали с юга, мсье?
— Да, из Роана-на-Луаре.
Это не смутило Бадоэра, поскольку Роан находился в пятнадцати лигах к северу от Лиона, где сейчас сосредоточивались войска для вторжения в Ломбардию. Мысли венецианца не отрывались от сумки.
Он решил действовать напрямик и произнес галантным, полувопросительным тоном:
— Я Зуан Бадоэр, доктор и кавалер, Оратор Светлейшей Венецианской Синьории.
Юноша сорвал с себя шляпу.
— Ваш слуга, мсье. Меня зовут Блез де Лальер, я солдат роты господина де Баярда, но ныне нахожусь в распоряжении маркиза де Воля.
По улыбке на губах посла нельзя было угадать, что это сообщение имело для него большой интерес, он переглянулся с Марином и понял, что на того оно тоже произвело впечатление. Ему, конечно, было известно о миссии, с которой маркиз отправился в кантоны.
Если Дени де Сюрси с половины пути послал одного из своих телохранителей через всю Францию со срочным посланием, значит, речь шла о каком-то неотложном деле. А поскольку он ехал через Бурбонне, то сообщение, вероятно, касается дел в этой провинции и должно иметь отношение к коннетаблю Бурбону. Наверное, ожидаемый мятеж близится. Если так, то Венеции, с беспокойством следящей за ходом событий, совершенно необходимо знать об этом.
Бадоэр просто истекал сердечностью:
— Монсеньор де Воль — один из моих старинных друзей. Мы с господином де Марином только что говорили о нем и сожалели, что его нет при дворе. Надеюсь, он в добром здравии и ничего неблагоприятного не произошло…
От венецианца не ускользнуло, что де Лальер, уже собравшись ответить, вдруг изменил свое намерение, и это легкое колебание подстегнуло любопытство Бадоэра.
— Все хорошо, мсье. Когда я его оставил, поездка была удачной во всех отношениях.
— Счастлив слышать это. Я боялся, что ваша столь спешная миссия означает несчастный случай или какое-то неприятное происшествие. Вижу, — Бадоэр кинул на сумку голодный взгляд, — вижу, что вы привезли какую-то новость…
— Да, депешу его величеству. Думаю, монсеньор пожелал уверить короля в том, что по-прежнему здоров и превыше всего желает оставаться покорным слугой его милости.
Посол почувствовал досаду, однако проглотил пилюлю с улыбкой. Он уже давно понял, что чувствительным и обидчивым людям на его службе делать нечего. Молодой человек разочаровал его. Судя по виду, можно было ожидать от него большей откровенности.
— Я уверен, — заметил Бадоэр, — что королю будет приятно это узнать. Он вознаградит вас за столь дальнюю и быструю поездку с таким галантным поручением.
И подмигнул Блезу, чем вызвал ответную улыбку.
— Однако, господин Осмотрительный, можете ли вы хотя бы сказать мне одну вещь? — продолжал Бадоэр, забрасывая свою наживку с другой стороны. — Верны ли сообщения, что дворяне Бурбонне отказались от своей приверженности коннетаблю и объявили себя верноподданными короля? Здесь вовсю говорят, что волнения в тех краях теперь прекратились, а господин де Бурбон заявил о полной покорности его величеству. Он даже присоединился к армии у Лиона. Был бы рад услышать от вас, как обстоят дела.
Старый дипломат произнес эту речь, чудовищно противоречащую фактам, с таким прямодушным выражением лица, с таким самоуверенным видом, что на сей раз рыбка клюнула.
— Клянусь честью, сударь, — воскликнул Блез, — все как раз наоборот! Просто удивительно, откуда могут взяться такие дурацкие россказни. Все эти графства готовы вот-вот выступить на стороне герцога с оружием в руках. Покорность? Как бы не так! Если король в это верит, то, думаю, письмо маркиза…
Внимательные, округлившиеся глаза Никколо Марина, и вполовину не столь безмятежные, как у посла, насторожили Блеза, и он оборвал себя на полуслове. Глупец! Разболтался, ещё и расхвастался, как же, он-то знает, он такой проницательный!..
— Ну-ну, — мягко нажал на него Бадоэр, — вы говорили…
— Что король, без сомнения, хорошо информирован, — пытался выпутаться Блез, — и что письмо маркиза де Воля может касаться этих дел, а может и не касаться.
Но, как говорится, слово — не воробей, вылетит — не поймаешь, и Блез это понимал, хоть ему и не было известно, что в должный момент венецианский Совет Десяти сумеет извлечь выгоду из его промашки. Зуану Бадоэру достаточно было намека, чтобы составить вполне точное донесение. Пройдет несколько дней, и его светлости Дожу станет известна суть письма де Сюрси, хотя и без подробностей.
И поскольку именно в этом была цель Бадоэра, он утратил дальнейший интерес к сумке посланца.
— Да-да, — сказал он ласково, — вы весьма осторожны и благоразумны, молодой человек, похвально, похвально.
И, когда они снова зашагали к замку, добавил:
— Жарковато сегодня, не так ли?
Блез что-то пробормотал, соглашаясь; однако не от жаркого солнца он чувствовал себя неуютно. Он ещё не ступил и на порог двора — и первый встречный тут же из него все вытянул. Хорошенькое начало! Ну ладно, пообещал он себе, уж этот маленький урок он не забудет. Больше его никто не обведет вокруг пальца.
Еще некоторое время назад он сообразил, что король охотится в лесу. Теперь торжествующие звуки рогов раздавались совсем близко. К счастью, он с итальянцами вышел сейчас на открытую поляну, где было куда отойти в сторону, когда из леса повалили всадники. Это было настоящее победное шествие, триумф.
Согласно обычаю, все были одеты в красное — цвет охоты; под лучами солнца кавалькада превратилась в ослепительный багряный поток.
В первом ряду ехал король. Его конь — крупный гнедой с величественно изогнутой шеей и могучими плечами — казался продолжением всадника. Сам Франциск — высокий, длинноногий, мускулистый, прямой — на целую голову возвышался над окружающими. Однако выделялся он не сложением, осанкой и великолепием одежды. Бьющая через край жизненная сила, энергия затмевали всех вокруг. Миндалевидные, слегка раскосые глаза, темные на бледном лице, искрились весельем. Тонкие усы, загнутые книзу и сливающиеся с краями черной бородки, оттеняли веселую улыбку. Длинный нос, далеко выдающийся над верхней губой, придавал королю капризный вид. Если о каком-нибудь лице можно было сказать «типично французское» — подразумевая при этом выражение беспечности, веселья и вдохновения, — то именно о лице короля. Окруженный стайкой дам, которую он называл своим «маленьким отрядом», он напоминал красующегося в седле великолепного петуха, истинного шантеклера, сопровождаемого красными курочками-наездницами. А за ним пламенели две или три сотни всадников: придворные, гвардейцы, камер-пажи, фрейлины…
Три недели назад в Париже Блез, приехавший с де Сюрси, удостоился лишь мимолетной беседы с королем и только мельком взглянул на королевский дворец. Однако ещё мальчиком, состоя при маркизе, он часто сопровождал своего покровителя ко двору и сейчас узнавал в толпе некоторые лица.
Женщина, ехавшая по правую руку от короля, высокая брюнетка с таким же носом, как у Франциска, — сестра короля, Маргарита, герцогиня Алансонская — ещё не была известна как Маргарита Наваррская, но уже слыла самой утонченной женщиной Франции, самой достойной любви и самой любимой. Брат всегда называл её не иначе как «моя дорогая».
Слева от короля ехала Франсуаза де Шатобриан, величавая, статная красавица, сложенная как богиня и держащаяся со всей гордостью, приличествующей её роду — великому роду Фуа. Бывшая всесильная фаворитка, ныне обреченная уступить дорогу другой, она, тем не менее, высоко держала голову.
То здесь, то там Блез узнавал и других знатнейших господ и дам, которых теперь припоминал лишь смутно: все-таки они стали, что ни говори, на шесть лет старше с тех пор, как он видел их в последний раз. Но перед ним все сливалось в яркую алую мешанину перьев и драгоценностей, горячих коней и горящих глаз — смеющихся, глядящих высокомерно.
Когда король приблизился, Блез, стоя рядом с венецианцами, отвесил низкий поклон. Бадоэр сделал все возможное, чтобы оказаться на виду.
— А-а, домине оратор, — произнес Франциск, заметив его. — Вышли подышать свежим воздухом, а?
Он уже отводил взгляд в сторону — и тут его глаза задержались на Блезе. Внимание короля привлекла сумка курьера. Кроме того, лицо этого человека показалось ему смутно знакомым, как будто он видел его недавно.
С возгласом «Стой!», заставившим всю колонну остановиться, он придержал коня.
— А у вас, мой друг, в этой сумке есть что-то, касающееся нас?
Блез опустился на одно колено:
— Письмо вашему величеству от маркиза де Воля.
— Ага! Ну что же, письма маркиза де Воля можно читать без скуки. Передайте его кому-нибудь из моих секретарей. Он представит мне письмо в надлежащее время.
— Сир, мне приказано передать письмо в собственные руки вашего величества.
— Вот как? — Раскосые глаза стали внимательнее.
Уже собравшись задать следующий вопрос, король взглянул на Бадоэра — и сдержался.
— Ладно. Тогда приходите ко мне после ужина. Сейчас у меня нет времени для писем… Господин гофмейстер, — обратился Франциск к державшемуся рядом придворному, — прикажете проводить ко мне этого… — король чуть помедлил, отметил взглядом меч и весь внешний вид Блеза, — этого дворянина вечером, перед танцами…
Потом, глядя на Блеза, он наморщил лоб:
— Честное слово, у меня обычно хорошая память на имена, но вот ваше… — Морщины разгладились: — Вспомнил! Вы — из роты господина де Баярда, крестник де Воля, мсье де Фаль… нет, де Маль…
— Де Лальер, сир.
— Ну конечно! — На лице короля на миг вспыхнула приветливая улыбка. — У меня это вертелось на кончике языка. Итак, мсье де Лальер, до вечера. Вперед, дамы!
Он тронул коня шпорой, и общество гурьбой двинулось за ним.
Пропуская кавалькаду мимо, Блез отошел и остановился рядом с послом, к которому король отнесся столь пренебрежительно.
За всадниками два егеря несли на шесте убитого оленя; увенчанная ветвистыми рогами голова покачивалась на ходу. Затем пошли выжлятники — рядом с ними трусили на сворках гончие, свесив красные языки; собакам не терпелось получить свою долю добычи. Шествие замыкали конные слуги.
— С вашего позволения, господин оратор, — сказал Блез, — я хотел бы поглядеть, как будут свежевать добычу. Всегда приятно посмотреть, как кормят собачек.
— Ну, что кому по вкусу, — произнес в ответ Бадоэр. — Если вы так любите шум, не смею задерживать.
Он ответил кивком на поклон Блеза и задумчиво посмотрел, как тот небрежным шагом последовал за процессией.
— Немного сырой, — заметил он де Марину, — немного наивный по сравнению с нашими молодыми итальянцами. Однако не без ума, не говоря уж о силе и энергии… Он подает надежды.
И, с улыбкой вспомнив о недавней беседе, добавил:
— Как и Франция.
Глава 12
Заключительным актом охоты было кормление собак свежим мясом. Заняв удобное место во дворе замка, Блез от души наслаждался видом егерей, которые в окружении собак умело потрошили оленя и бросали внутренности своре, картиной всего двора, ярко расцвеченного сейчас багрянцем и золотом. Собаки лаяли, люди кричали и смеялись, иногда слышались звуки рога, подковы коней грохотали по булыжнику. Он с удовольствием вдыхал смешанный запах лошадей и собак, свежей крови, человеческого пота и крепких духов — знакомый запах возвращения с охоты.
Едва только толпа начала рассеиваться, к Блезу подошел паж и доложил, что его требует к себе мадам.
— Мадам? Мадам… кто?
— Мадам регентша.
Блез был озадачен:
— Я провел некоторое время в провинции и…
— Разве мсье не известно, что король, в связи с намерением предпринять поход на Италию, назначил свою мать, герцогиню Ангулемскую, регентшей Франции?
В юные годы, состоя при де Сюрси, Блез не раз видел грозную Луизу Савойскую — она даже приказала однажды всыпать ему розог, когда он ущипнул за попку молоденькую фрейлину, — и вспоминал эту принцессу буквально с благоговейным ужасом. Он удивился, откуда она узнала о его прибытии и чего ради он ей понадобился.
— Видите ли, друг мой, — обратился он к пажу, — я ещё весь в дорожной пыли, и от меня здорово попахивает. Вот если бы я мог освежиться…
— Мадам регентша сказала «сейчас же», — возразил тот. — Вот сюда, сударь, пожалуйте.
Делать нечего — Блез пошире развернул плечи и последовал за юнцом через все ещё бурлящий двор, потом вверх по лестнице, затем вниз по другой и по узкому коридору в более удобную для жилья часть старого замка. Бесчисленная свита короля клубилась повсюду, так что продвигались они поневоле медленно. Блестящие современные наряды придворных резко контрастировали со средневековым зданием, мрачным и неудобным, более напоминавшим тюрьму, чем дворец.
Прокладывая себе дорогу через толпу, то и дело роняя «позвольте» или «с вашего разрешения», Блез подумал, что эта резиденция выглядит довольно убого по сравнению с более современным дворцом в Амбуазе или новейшим в Блуа, сохранившимися в его памяти.
Наконец паж остановился перед дверью; стрелок-гвардеец с вышитым на плаще королевским гербом шагнул в сторону, пропуская их.
За дверью, в длинном, готического стиля зале они увидели две группы мужчин и женщин.
Блез заметил, что вокруг королевы — Клотильды Французской, которая явно не была центральной фигурой, а выступала на втором плане, было гораздо меньше людей. К двадцати четырем годам королева Клод уже выполнила свою функцию племенной кобылы трона, принеся королю семерых детей, и эта тяжкая работа истощила её силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66