Глава XIVРазговор в пути В полдень вереница повозок, в первой из которых сидели Марк Светоний Паулин и Гай Валерий Сабин, остановилась на развилке в девяти милях от Антиохии. Широкая мощеная дорога вела прямо, в Апамею, а направо сворачивала ухабистая пыльная тропа.— Куда ведет этот путь? — спросил легат у возницы, который выжидательно смотрел на него.— Если проехать по ней миль шесть, то как раз попадешь на тракт до Лаодикеи, — ответил тот. — А дальше можно ехать вдоль побережья. Только если вам нужно в Палестину, то через Дамаск будет быстрее.Паулин размышлял несколько секунд.— Поворачивай, — наконец приказал он. — Поедем в Лаодикею.Легат достал из-за пазухи свиток пергамента и развернул его. Сабин, взглянув через его плечо, увидел, что на коленях Светония разложена карта какой-то местности.Заметив любопытство трибуна, Паулин ткнул пальцем в пергамент.— Сейчас мы вот здесь, — пояснил он. — А должны быть вот тут как можно скорее. Но все же я полагаю, что лучше потерять пару дней, сделав крюк, чем потерять жизнь, рванувшись напрямик.— Сейчас мы свернем вот сюда, — продолжал говорить он. — Лаодикея стоит на морском берегу и это двойная выгода — там мы можем, в зависимости от обстоятельств, выбрать либо водный путь, либо двигаться по суше через Триполис, Библос, Берит до Тира. А там уже недалеко до Кесарии, резиденции прокуратора Иудеи, и до Иерусалима, главного города Палестины. Надеюсь, что там мы будем в безопасности.— Но почему мы должны кого-то опасаться на территории римской провинции? — удивленно спросил Сабин. — Мы, посланники цезаря Тиберия? Ты обещал объяснить мне, но сам только молчишь.— Потерпи еще немного, — успокаивающе ответил Паулин. — Сначала я должен выбрать маршрут, правильный маршрут. Ведь не забывай — я отвечаю не только за успех нашего предприятия, но и за жизни моих спутников, в том числе и твою. Поверь, я очень не хочу, чтобы ты остался лежать на дороге с мечом в груди или сгнил в подземельях какой-нибудь крепости в безлюдной пустыне.Сабин умолк и приказал себе набраться терпения. Конечно же, Паулин лучше него знает обстановку и если он ведет себя именно так, а не иначе, значит, на то есть веские причины.Возница передовой повозки, тем временем, щелкнул бичом, мулы встряхнули мордами и свернули на проселочную дорогу. Остальная вереница потянулась за ними.— Так мы, я надеюсь, собьем со следа погоню, — наклонившись к уху Сабина, шепнул легат. — Я, конечно, предпринял все меры предосторожности, но у меня нет уверенности, что кто-то из посвященных в мои дела не проболтается. Такая вероятность всегда существует.Сабин нахмурился. Намек более чем ясен. Уж не подозревает ли достойный Паулин трибуна Первого Италийского легиона?Светоний понял его мысли.— Нет, — слегка улыбнулся он. — Я говорил не о тебе и не о твоих слугах, хотя не могу сказать, что этот Корникс мне очень нравится. Я имел в виду других людей.— Зато мне нравится Корникс, — упрямо сказал Сабин. — Он лопух, конечно, но однажды он спас мне жизнь. Я не забываю подобных услуг.— И правильно делаешь, — серьезно заметил Паулин и вновь посмотрел на карту. — Так, скоро будет какой-то постоялый двор. Там мы задержимся на пару часов. Передохнем, перекусим, а главное посмотрим — не будет ли погони. Хочется думать, что даже если будет, то она пойдет по дороге на Дамаск.— Если нет? — резко спросил Сабин. — Если они разгадают наш маневр и настигнут нас в этом постоялом дворе. Что тогда?— Тогда... — задумчиво произнес Паулин. — Тогда я надеюсь, что боги дадут нам умереть достойно.— Вот как? — язвительно сказал трибун. — И больше тебе, легату цезаря, не на что надеяться?— Ну почему же? — улыбнулся Паулин. — Я могу надеяться на Децима Варона, на прокуратура Грата... да мало ли вокруг надежных честных людей, которые помнят о своем долге?— А на достойного, Тиберия у тебя уже нет надежды?Паулин покачал головой.— Напрасно ты пытаешься подвести мои слова под закон об оскорблении величия, — с грустью сказал он. — Конечно, власть цезаря велика, а скоро она вообще станет безграничной, но... он ведь далеко, и здесь правят другие. Другие лица и другие законы.Сабин недоверчиво скривил губы. Он уже совершенно не знал, что ему думать. Легат ведет себя так странно. Какие-то намеки... угрозы... подозрения. А может, он сам ведет нечестную игру?Что ж, все возможно. Однако цезарь лично, в присутствии самого Сабина, назначил Марка Светония ответственным за операцию. Ну а если предательство или измена станут очевидными, то тут уж другое дело. Он будет знать, как поступить.И Сабин покосился на свой меч.Светоний перехватил его взгляд, глубокомысленно хмыкнул и откинулся на спинку сидения.— Вот что, трибун, — сказал он, закрывая глаза. — Я не спал уже две ночи. Попробую немного вздремнуть, а ты разбуди меня, когда мы подъедем к постоялому двору. Там, за кружкой вина, я и объясню тебе мое, на твой взгляд странное, поведение. И ради Богов, не подозревай меня ни в каких коварных замыслах. Я, как и ты, служу цезарю и Империи, сенату и народу. Поверь, это главная цель моей жизни.Паулин умолк. Его голова свесилась на бок. Повозка лихорадочно тряслась на выбоинах и колдобинах проселочной дорога, но это отнюдь не мешало легату наслаждаться сном. Заслуженным сном.Сабин с сомнением покачал головой и отвернулся. Некоторое время он старательно обозревал окрестности, но так и не заметил ничего достойного внимания, кроме выжженной солнцем земли, чахлых кустиков по краям дорога, да каких-то неизвестных ему зверьков размером с кошку, которые прыгали в отдалении.А потому трибун тоже откинулся на спинку сиденья и предался размышлениям, доминирующим среди которых было воспоминание об их последнем — и пока единственном — любовном свидании с прекрасной златовласой Эмилией, правнучкой Божественного Августа. * * * До постоялого двора, который назывался как-то по-гречески, а как именно, Сабин не разобрал, что-то связанное с верблюдом, они добрались через полтора часа.Будить легата не возникло необходимости — он проснулся сам. Отдав необходимые распоряжения слугам и хозяину корчмы, Паулин удалился в комнату для важных гостей, которая отличалась от остальных лишь более чистым столом, меньшим количеством пыли и ограниченным числом здоровенных черных тараканов. Сабин, понаблюдав немного за тем, как рабы владельца заведения справляются со своими обязанностями, тоже направился туда, предоставив Феликсу свободу действий.Бывший массилийский коммерсант Корникс явно чувствовал себя неуютно в роли обслуживающего персонала, от которой он успел уже отвыкнуть, но тут трибун ничем не мог и не собирался ему помочь. Слуги съедят свой прандиум в другом помещении, менее комфортном, а точнее — более некомфортном. Самолюбие галла могла утешить лишь мысль, что носильщики из конторы Патробия вообще останутся на улице и здесь пожуют свои ячменные лепешки, запивая их теплой водой.Когда трибун вошел в комнату, на столе перед Паулином уже стоял кувшин вина и миски с едой. Жареная баранина, оливки, сыр, финики... Что ж, вполне могло быть и хуже.Сабин присел на скамью и потянулся за мясом. Он уже изрядно проголодался. Светоний Паулин, напротив, не проявлял особого аппетита. Он вяло пожевал финик, глотнул вина и снова задумался.Сабин терпеливо ждал обещанных пояснений, не забывая при этом набивать себе рот бараниной и сыром.Наконец он утолил голод и откинулся на спинку неудобного деревянного стула, чувствуя, как в тело впиваются занозы. Но сейчас трибун не обращал на это внимания. Он ведь тоже не спал последнюю ночь и теперь ощущал, как Гипнос изо всех сил пытается смежить его веки. И бороться со сном становилось все труднее и труднее...Но вот Паулин заговорил и первые же его слова отрезвили Сабина, как ведро холодной воды.— Теперь, трибун, слушай, — вдруг неожиданно и резко сказал легат. — Слушай и запоминай. Возможно, что от нас с тобой зависит сейчас судьба Империи.Ты знаешь, зачем мы с тобой были посланы сюда — чтобы отыскать золото, которое иудейский царь Ирод похитил у Марка Антония и спрятал где-то. Там действительно речь шла об огромных сокровищах, крайне необходимых сейчас Риму и цезарю. Ведь государственная казна нынче почти пуста — Божественный Август слишком легко расставался с деньгами. Да, он возвел множество монументальных построек, но государство нуждается не только в храмах и дворцах.И вот мы с тобой прибыли в Антиохию, находясь на пути в Палестину. Должен тебе сказать, что достойный Тиберий, кроме поручения, связанного с золотом фараонов, дал мне еще одно. А именно — я должен был выяснить, какова обстановка в восточных провинциях, а конкретно, в Сирии. Видимо, у цезаря были какие-то подозрения. Что ж, могу сказать теперь, что сомневался он не без оснований.Наверное, я не открою тебе секрет, если скажу, что отношения между Тиберием и его матерью Ливией сейчас не самые лучшие. Каждый из них хочет быть первым и делает для этого все.Уж извини, я ознакомился с твоей биографией, прежде чем согласился взять тебя в качестве помощника, и знаю, что ты в свое время довольно активно способствовал Агриппе Постуму.Сабин открыл рот, чтобы что-то сказать, но Паулин решительным жестом остановил его.— Сейчас мы говорим не об этом. То — дела прошлые. Во всяком случае, тебе не нужно объяснять ситуацию, которая сейчас создалась в Палатинском дворце. Однако хочу напомнить — мы служим цезарю, мы присягнули ему на верность и теперь уже не имеет значения, каким путем он добился власти, законным или нет.Мы служим цезарю, повторяю, и никому другому. Ни Ливии, ни Сеяну — цезарю. Если ты уяснишь это, то сможешь лучше понять то, что я собираюсь тебе сказать.Он сделал паузу, а потом взглянул в глаза Сабину.— Ответь, трибун, ты согласен со мной? Потому что если нет, то больше я ничего не скажу.Сабин размышлял не больше двух секунд.— Согласен, — сказал он глухо. — Продолжай, достойный Паулин. Я внимательно слушаю.А перед взором его стоял сейчас образ Эмилии.— Отлично, — чуть улыбнулся Марк Светоний. — В таком случае я имею в твоем лице надежного союзника. И это очень хорошо. Мне сейчас крайне нужен человек, на которого я могу положиться на все сто процентов. И я вдвойне рад, что этим человеком оказался именно ты.Так вот, я продолжаю. Не наше дело, куда цезарь собирается употребить золото, которое нам поручено найти. Мы сделаем все, что в наших силах, и выполним свой долг. Больше от нас пока ничего не требуется. Но когда мы прибыли в Антиохию, я сразу сориентировался что, во-первых, наша миссия поставлена под угрозу, ибо о ней, как оказалось, знают слишком много людей, а, во-вторых, что ее значение изрядно уменьшилось по некоторым серьезным причинам.Итак, по прибытии в столицу Сирии я встретился с несколькими агентами нашей разведки — ты сам сопровождал меня к Зенодору, резиденту — и понял, что обстановка на Востоке сложилась попросту угрожающая. Угрожающая и цезарю, и Империи. А, возможно, и Ливии.И ключевой фигурой тут является проконсул Сирии Гней Пизон. Он был ставленником Ливии, именно императрица выдвинула его на эту должность еще при жизни Божественного Августа. А насколько я знаю, эта женщина помогает лишь тем, в ком полностью уверена.Но тем не менее и сейчас я могу это утверждать с полной уверенностью, ибо имею доказательства, Гней Пизон оказался предателем. Не знаю, действует ли он по указаниям императрицы или нет — в это я не очень верю, но факт остается фактом: Пизон готовится выступить против цезаря, которому мы служим, не забывай, Сабин.Скорее всего он играет на собственный страх и риск — ведь падение Тиберия, видно, будет и падением Ливии. Сенаторы боятся ее, но никак не любят и будут рады избавиться от нее. Однако в отношении нас это не имеет никакого значения. Мы — на стороне цезаря, кто бы ни оказался его врагом. Так вот, сейчас главный враг цезаря — Пизон.Светоний взял кубок и сделал два торопливых глотка. Сабин последовал его примеру, поскольку почувствовал, что его горло пересохло и колючий язык царапает небо.Он был потрясен услышанным, но не пытался перебивать, понимая, что Паулин сейчас сам все расскажет. Все, что он считает нужным сообщить своему помощнику.— На чем основывается моя уверенность — спросишь ты? — продолжал Марк Светоний. — Отвечу: на моих собственных наблюдениях и донесениях наших разведчиков, людей, которые уже многие годы исправно служат Империи, получают за это хорошие деньги и не имеют причин вводить меня в заблуждение. Не думаю, чтобы их можно было перекупить. Кроме того, для этого их надо было расшифровать, а это уж практически невозможно. Не буду вдаваться в детали, но поверь — я довольно долго работал во внешней разведке Империи, чтобы знать что говорю.Так вот, тут есть два варианта. Пизон хочет стать полноправным правителем. Но то ли он собирается просто отторгнуть Восток, а это Сирия, Палестина и Финикия, от Империи и основать здесь свое государство, то ли покусится на большее — поведет сирийские легионы на Рим, чтобы отобрать власть у цезаря.И то и другое одинаково опасно, но и в том и в другом случае ему не обойтись без союзников. И он их нашел. У Пизона были долговременные и тесные контакты с Парфией — самым опасным врагом Рима на Востоке, с царем Каппадокии Архелаем, который стал тяготиться зависимостью от Империи, а также, возможно, с иудейскими тетрархами Антипасом и Филиппом и набатейскими арабами.Короче, коалиция получается довольно грозная. Пизон располагает тремя легионами и может набрать еще значительное количество вспомогательных войск. Если на помощь ему придет знаменитая парфянская конница, которая разгромила Красса под Каррами, его армия будет весьма мощной. Плюс — силы Архелая, а возможно, и других малоазийских правителей, которые соблазнятся легкой добычей и забудут о благоразумии. Таким образом, Пизон, если захочет, может бросить на Италию тысяч шестьдесят — семьдесят солдат. И с такой армией придется считаться.Что сможет ей противопоставить цезарь? В Греции войск нет, и противник без труда займет ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61