Люди боялись сделать лишнее движение, к тому же разводить огонь было запрещено, — даже солдат кормили всухомятку.
Меньшикову сказали, что спрашивают его двое странников. Александр Данилович спросил, откуда. Ответили, что из раскольничьей обители.
Меньшиков заинтересовался. Приказал подать нарядный кафтан и завитой парик, надел еще треугольную шляпу с золотым галуном и взял в руку трость. В таком виде царский любимец предстал перед странниками.
Оба они походили друг на друга, только один был постарше. Меньшиков подумал: «Забрать бы этих крепких мужиков тащить фрегаты, — наверное, много таких в раскольничьей обители...» Но решил сперва выяснить, зачем им понадобился.
Странники молча поклонились.
— Кто такие будете? — спросил Меньшиков.
Странники переглянулись, и старший ответил:
— С реки Верхнего Выга пришли, из обители.
— Ага, — возвысил голос Меньшиков, — раскольниками будете?
— Исповедуем древнее благочестие, от святых отцов указанное.
— По дурости неистовой в огне себя сжигаете?
— Самосожжение отрицаем, как богу неугодное.
— Все врете — знаю я вас! А за царя богу молитесь, ну-ка скажите?
— Божье — богови, кесарево — кесарю, как издревле указано священным писанием...
— Лукавите! — перебил Меньшиков. — Говорите разом, зачем явились сюда?
Меньшиков заторопился: он боялся, что Петр его уже разыскивает.
— Обитель вносит посильную лепту на государево дело, — проговорил старший из странников, передавая Меньшикову мешок с деньгами.
И оба снова молча поклонились. «Раскольники совсем не глупые», — подумал Меньшиков, но все же счел нужным припугнуть их.
— Против царя идете, смуту сеете, неприятелю на руку играете! Так, что ли, выходит? Разнести ваше богопротивное логово, а людишек всех в солдаты забрать?..
Странники стояли опустив глаза: деньги были в руках Меньшикова, угрозы его уже страшными не казались.
Самому Меньшикову хотелось как можно скорее заглянуть в мешок: какие там деньги и сколько их?
Вдруг рядом раздался голос: «Добро, добро...»
И сверху протянулась рука, забрав мешок. Это был сам Петр, разыскивавший своего любимца.
— Вот, мин херц, — как ни в чем не бывало заговорил Меньшиков, — страннички явились из раскольничьей обители, что на Верхнем Выге находится. Богу молятся по-своему, царской власти не признают...
— А подати платят исправно? — прервал Петр.
— Двойной подушный оклад выплачивает обитель за каждого обитающего в сузёмке. Обитель может представить ежегодные росписи приказной избы, — поспешил ответить старший из странников.
— Добро, добро! — продолжал Петр, подкидывая мешок с деньгами, в котором звякнуло золото, — царь давно уже научился различать деньги по звуку.
— Добро, добро! — еще раз повторил он и спросил как бы невзначай: — А сколько вас, раскольников, собралось в сузёмке?
— Со всеми стариками, женщинами и детьми едва наберется душ с пятьсот...
Петр весело посмотрел на странников и сказал:
— Ну, когда подати платите исправно, так молитесь как хотите!..
И, зажав мешок под мышкой, зашагал прочь.
— Слыхали? — многозначительно произнес Меньшиков.
Странники утвердительно закивали головами. Лукаво улыбаясь, Меньшиков добавил:
— А за царя все же молитесь… За такого царя и раскольникам помолиться не грех!..
На этом он отпустил странников. Догнав царя, Меньшиков спросил:
— Что это ты, мин херц, таким милостивым был сегодня с раскольниками?
— Милостивым? — иронически спросил Петр. — А кто у тебя на железоделательных заводах работать будет? Об этом ты подумал, мин херц?
На что Меньшиков был и сам неглупым, а до этого не додумался.
Выговские странники, Андрей и Семен Денисовы, обнадеженные словами Петра, возвращались в обитель; они теперь знали, что с таким царем им удастся поладить.

5
Старца Пахомия привезли в скит на речке Кумбуксе. С головы его сняли мешок, развязали ему руки и ноги и заперли в келье, которая имела только одно узкое окошко, выходившее на реку. Андрей Денисов приказал не выпускать старца до тех пор, пока далеко на юг не уйдет со своим войском царь Петр.
Люди, которым была поручена охрана старца Пахомия, очевидно, забыли, что он сумел совершить побег из Соловецкого монастыря. Для обычного человека убежать через окошко кельи не представлялось возможным, но старец был таким тощим, что хотя и с трудом, но вылез ночью наружу. Было холодно, а к рассвету выпал утренник. Босиком, в изодранной одежде, но с огнивом и трутом, старец Пахомий направился туда, где, считал он, должно пройти войско «царя-антихриста». На утренней изморози остались отчетливые следы старца.
К утру, когда обнаружился побег, люди пустились за ним вдогонку. Не разбирая дороги, старец продирался через самую чащу. Его можно было бы быстро догнать, если бы между побегом и началом погони не прошло несколько часов. Поэтому старцу удалось дойти до того места, где должно было проследовать царево войско, значительно раньше искавших его людей.
С рассветом Пахомий увидел стоявшие на салазках петровские фрегаты. В это время в проснувшемся лагере к походу все уже было готово, и фрегаты медленно сдвинулись с места. Определив, откуда дует ветер, старец забежал вперед и перебрался на другую сторону прорубаемой просеки. Так он шел неподалеку от фрегатов до полудня, как вдруг его внимание привлекли громкие крики и шум, а также пронзительные и тревожные звуки труб, несшиеся из лагеря. На его глазах фрегаты остановились, а немного спустя закачались и повалились набок.
Что происходит в лагере, старец знать не мог. Он только понял, что лучшего случая ему не представится. Набрав кучу сухого валежника, он поджег его. Пробежав немного, поджег вторую кучу и кинулся дальше. Вскоре неподалеку от просеки запылал лес, и поднявшийся ветер погнал огонь в сторону поваленных набок фрегатов.
Сделав все это, старец Пахомий кинулся обратно к обители и сразу же попал в руки разыскивающих его людей. Те уже знали, что натворил сбежавший старец. Но их испугало не то, что огонь может уничтожить царские фрегаты, а то, что ветер раздувает пожар в сторону Выгорецкой обители. Об этом они и поспешили сообщить Андрею Денисову.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«ОГНЕННОЕ КРЕЩЕНИЕ»

1
Петра в походе сопровождали придворные, его единомышленники, готовые разделить с царем любые невзгоды и опасности. Но имелись среди них и недоброжелатели, которые лишь делали вид, что идут за Петром, ожидая только случая, чтобы начать против него действовать. Люди эти все время находились на виду и не могли сговориться. Удалось им это только в сузёмке в одну из темных ночей.
Господин Патвард к этим людям не относился: у него была другая задача. Но он должен был знать обо всем, что вокруг Петра происходит. Поэтому не удивительно, что он заранее проведал о сборище заговорщиков. Вместо того чтобы сообщить об этом царю, он сам явился туда, спрятавшись среди елочек, окружавших поляну. В темноте он почти ничего не увидел, но услышал все, что его могло интересовать.
Заговорщики собрались в стороне от просеки. Каждый называл свое имя, и на какое-то мгновение его лицо освещали потайным фонарем — боялись, чтобы не пробрался соглядатай Петра. В памяти у всех была еще последняя расправа со стрельцами, когда Петр сам рубил бунтовщикам головы.
Явился протопоп Иона Хрисанфов, что вызвало общее одобрение. Все оказались в сборе, и заговорил боярин Мелентьев, — Патвард сразу узнал по голосу этого пятидесятилетнего, рослого и сухощавого боярина, тщательно скрывавшего под своей внешней приверженностью ненависть к Петру.
— Может, то брешут, — сказал боярин, — может, и правда, что чужеземцы нашего царя подменили или что царь есть антихрист… Дело не в том…
И он разъяснил, в чем дело: Петр привлек к управлению государством иноземцев, таких, как Лефорт, Виниус, Гордон, или возвысил худородных, вроде Лихарева и Ягужинского, а то и совсем безродных, из холопов, всяких Шафировых, Курбатовых, Скорняковых-Писаревых… Подлые людишки эти, оттеснив родовитых, лезут в знать и наживаются. Многие боярские роды захирели, а то и вовсе пропали, и боярин уже не владыка в своей вотчине.
Каждый из пришедших начал выкладывать наболевшие обиды. Когда наступило молчание, опять заговорил боярин Мелентьев:
— Про государя объявят, что надорвался, подсобляя тащить фрегаты... Тело государя отвезут в Москву, где схоронят в Архангельском соборе... Новым государем станет царевич Алексей; ничего, что ему только тринадцатый годок, да и умишком он слаб... Новый государь заключит с Карлом перемирие и издаст указ об изгнании всех иноземцев... Безродных ушлют в Сибирь, а кого и на каторгу... Попы изберут себе угодного патриарха... Все станет на свое место, как при прежних государях...
Заговорщики долго не могли договориться, как им порешить Петра. Убить во время сна не представлялось возможным — шатер охраняли семеновцы и преображенцы, верные Петру; отравить тоже не удастся; еду готовил Фельтон, преданность которого Петру была безграничной. Предложили вынуть жребий, кому кинуться на царя с ножом, но никто из родовитых жертвовать собой не пожелал. Тогда заговорил протопоп Иона Хрисанфов: есть безродный холоп, большой недруг царя Петра; послали его в Соловецкий монастырь, чтобы он там его убил. Холопа схватили, заточили под Корожной башней, пытали, но он никого не выдал. Ему удалось бежать, и теперь холоп этот скрывается среди мужиков, которые тащат фрегаты. Открылся ему холоп «на духу». Если его прибодрить, нужное дело будет сделано и ни на кого не падет подозрение; потом холопа можно убрать, чтобы греха какого не вышло...
Обо всем этом узнал господин Патвард. И опять он не отправился к царю, чтобы рассказать о заговоре. Может быть, думал он, боярам удастся совершить то, что они задумали. Тогда король его, Карл XII, сможет без помех завоевывать земли в Европе, не опасаясь восточного соседа; в случае удачи господин Патвард припишет все дело себе и получит от своего короля большую награду» Для этого ему нужно только быть осведомленным в действиях заговорщиков и не дать заговору заглохнуть. На следующее утро Патвард окликнул Иону Хрисанфова.
— Господин протопоп, — проговорил он, — мне очень хорошо известен, что хотят сделать с царь Петр...
Протопоп удивленно посмотрел на иноземца, не понимая еще, о чем тот толкует.
А Патвард продолжал:
— Господин протопоп, не нужен ничего делайт с царь Петр без того, чтобы не знал об этом господин Патвард...
Намек был настолько ясным, что протопоп дико взглянул на Патварда, — он хотел кинуться от него прочь.
Схватив протопопа за руку и убедившись, что за ними никто не наблюдает, Патвард объяснил, что тоже был «на поляне среди елочек» и знает о том, как собираются убить Петра.
— Изыде от меня, сатана!.. — с ужасом проговорил протопоп.
— Господин Патвард может пойти русский царь Петр и сказать один небольшой слов...
И он показал рукой, как рубят головы.
— Изверг ты рода человеческого!.. — только и мог пролепетать Иона Хрисанфов.
— Это хорошо, что господин протопоп меня понимал... Только пусть он не пугался: если он будет молчал и слушал, господин Патвард ничего русский царь Петр не говорил...
Объяснив, что протопоп должен рассказывать ему все про заговор, и условившись, когда они снова встретятся, господин Патвард исчез среди деревьев.
А протопоп Иона Хрисанфов, оставшись один, сразу даже не мог понять, было что или нет — может быть, все это ему только почудилось.

2
Пройдены были топкие болота с глубокими речками, где нужно было накладывать в несколько рядов гать и построить на клетях временный мост через длинный залив Выг-озера. Теперь к просеке с обеих сторон подходили красивые озера с поднимающимися между ними лесистыми кряжами. Тащить фрегаты и здесь было не легко, к тому же осталось меньше половины мужиков и пали почти все лошади. Но уже недалеко было побережье Онежского озера, где все невзгоды, казалось, окончатся.
С вечера было холодно, а под утро ударил заморозок, покрывший землю инеем. Разводить огонь было строжайше запрещено, и обессилевшие мужики не смогли за ночь отдохнуть. До полудня они еще кое-как тащили фрегаты, а затем, когда их начали подгонять плетьми, вышли из повиновения.
Начался бунт. Мужики взбирались на камни, вскакивали на поваленные деревья и кричали, что пусть всех их на этом месте порешат, но дальше никто не пойдет. Еще мужики кричали, что нужно разбить проклятые фрегаты — от них пошло на всех людей мучение, что, вместе с фрегатами надо порешить и царя-ирода: будь он настоящим царем, а не «немчином», подмененным чужеземцами, то не погубил бы столько народа…
Мужики, работавшие под началом Щепотьева, схватили топоры и кинулись назад, к фрегатам. Если бы они внезапно напали на Щепотьева и его солдат, тем было бы несдобровать и у мужиков оказалось бы огнестрельное оружие. Но в возбуждении они побежали валить фрегаты. Щепотьев вместе с Семеном и солдатами отступил в лес, чтобы присоединиться к Петру.
На просеке зазвучал сигнал военной тревоги. К Петру прибежали Меньшиков, Головин, Корчмин и остальные командиры.
Петр сразу же начал действовать быстро и решительно. Один отряд он распорядился поставить около пушек и артиллерийского запаса. Мужики в это время валили фрегаты. Другой отряд Петр направил к продовольственному обозу, а третьему приказал зайти мужикам с тыла. Солдаты повиновались беспрекословно.
Боярские заговорщики, захваченные врасплох, ничего не смогли предпринять, к тому же мужицкий бунт угрожал их собственным жизням. Только господин Патвард спокойно выжидал, чем все это кончится.
Первое мгновение могло показаться, что мужики, вооружившись топорами и дрекольем, кинутся на царя и его офицеров. Но, как ни велика была мужицкая сила, у Петра имелись солдаты с фузеями и бомбардиры с пушками. Пока мужики, повалив фрегаты, били по их днищам, Петр сумел окружить бунтовщиков со всех сторон, а бомбардиры Корчмина подкатили пушки, зарядив их картечью.
Семен, оказавшийся с Щепотьевым около царя, понимал, что Петру теперь ничего не стоит разом уничтожить мужиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28