Только Меньшиков следил, оставил ли царь хоть что-нибудь ему, а Ермолайка, вскочив на поскотину, хлопнул себя по бедрам и закукарекал.
В то время как царь расправлялся с рыбником, к берегу подплыл карбас; из него выбрался архимандрит с соборными старцами. Петр сунул пустое блюдо подбежавшему Меньшикову и направился, дожевывая последний кусок, навстречу архимандриту.
Архимандрит благословил царя и вручил ему вместе с «чудотворной» иконой кожаную суму с деньгами.

4
Одиннадцать кораблей отправили обратно в Архангельск. Пушки, артиллерийский запас, кули с продовольствием, повозки и все, что было разгружено, находилось теперь на берегу под охраной солдат с заряженными фузеями. К малым фрегатам — «Курьеру» и «Святому Духу» — подвели салазки.
Наступила темная августовская ночь. Развели костры. Измученные за день люди спали.
Семен лежал на жесткой траве, неподалеку от шатра, раскинутого для царя. Внутри горел свет, и большая тень шевелилась на полотнище. Вокруг дозором ходили солдаты.
Попав на короткое время в Волостку, Семен никого из своих не встретил: мать вместе с остальными женщинами находилась на Укк-озере; там же, говорили ему, и Дарья. Не нашел он и крестного: Фаддеич тоже скрылся, а куда, — никто не знал. Про Кирилла сказали, что он на промысле, но Семен понимал, что и его спрятали в каком-либо скиту.
К огню подошел сержант Щепотьев, — человеку этому было не до сна. Он присел рядом, поглядел на Семена и сказал:
— Государь приказал быть тебе со мной; станем с утра до ночи просеку прокладывать. А с ночи до утра будешь писарем при государе.
Семен спросил:
— Звать вас как прикажете: воеводой или князем?
Щепотьев рассмеялся.
— Зови меня просто сержантом.
Но Семен настаивал: ему хотелось знать, кем же все-таки был Щепотьев.
И в ответ он услышал:
— Щепотьев такой же простой человек, как и ты, Поташов, — Щепотьев в вельможи не лезет.
— Как Меньшиков? — спросил Семен.
Он уже знал, что царский любимец вышел из людей самого простого звания.
Щепотьев повернул освещенное лицо в сторону Семена.
— Заметил? — спросил он с усмешкой.
— Сразу видно! — понимающе ответил молодой помор.
Они посидели молча, затем Семен спросил:
— Почему вас царь генералом не делает? Вы тут всем распоряжаетесь.
Щепотьев снова рассмеялся.
— Сам царь еще в бомбардирских капитанах ходит, как же ему мне подчиняться? — проговорил он.
— А вот голландец-то адмиралом прозывается?
— Царь голландцев уважает.
— А своих нет?
Сержант на этот вопрос не ответил и продолжал:
— К тому же сержант я не простой, а Преображенского полка, это другого генерала стоит, — не говоря про иноземных адмиралов.
Помолчали. И снова спросил Семен:
— Все цари такие, как Петр, или бывают другие?
— Таких царей, как Петр, больше нет, — ты сам, Семен, скоро это поймешь.
И оба посмотрели в сторону шатра. Тень в это время перестала шевелиться: очевидно, Петр над чем-нибудь задумался.
Семен нагнулся к Щепотьеву, тихо спросил:
— А почему говорят, что царь подмененный?
— Врагов, Семен, у Петра больше, чем друзей. Каждый друг ему вдвое дороже. Станешь ему другом — помянут тебя добром; станешь врагом — тобой никто и не поинтересуется. А про то, что сейчас сказал, и думать забудь, да и другим закажи, если головой дорожат.
Сержант поднялся: несмотря на ночь, у него было еще много дела. Взглянув на освещенный изнутри шатер, Щепотьев ласково сказал:
— Будем вместе служить Петру.
Семен утвердительно кивнул, и Щепотьев пошел прочь.
Оставшись один, Семен задумался. Щепотьева он хорошо понимал, и Петр ему понравился. Но как же ему быть с тем, что говорил про Петра Василий Босый? И что, если Петр спросит, почему он помог бежать Василию Босому? Семен лежал, вглядываясь в огонь, словно оттуда должен был прийти ему ответ.
Вдруг Семен насторожился: показалось, что произнесли его имя. Это был голос Фаддеича. Семен немного приподнялся, как бы показывая, что услышал; он боялся привлечь внимание солдат, охранявших царскую палатку.
Из-за деревьев к нему кто-то подполз, снова назвав по имени, и прошептал: «Ступай за мной...»
Семен сперва проверил, не смотрят ли солдаты в его сторону, затем плотно застегнул куртку и пополз за Фаддеичем.
Очутившись в лесу, оба поднялись на ноги. Фаддеич сказал:
— С вечера следил за тобой, все боялся: захватит меня твой дружок просеку рубить...
— То Щепотьев, сержант...
— Он-то и есть самый вредный.
Фаддеич быстро шел среди деревьев, Семен за ним. Поймав Фаддеича за руку, Семен спросил:
— Крестный, куда ты меня ведешь?
Будь светло, Семен увидел бы, как хитро блеснули глаза Фаддеича, но в темноте он только услышал:
— Дарья тут...
Втроем они уселись у большого камня и начали рассказывать друг другу о том, что с ними произошло за время разлуки. Фаддеич говорил про жизнь в Волостке, Дарья — о том, как трудно ей было без Семена, Семен — о том, что с ним случилось в монастыре. Дарья сперва думала, что теперь они больше не расстанутся. Но Семен сказал, что Петр взял его с собой в поход. И тогда Дарья поняла: снова надо ждать, пока Семен вернется. Девушка не заплакала, хотя ей и было тяжело. Она только подтвердила, что, когда бы Семен ни вернулся, ни за кого, кроме него, она замуж не пойдет.
Скоро начало светать, и Фаддеич забеспокоился: сторожевые посты были вокруг всего лагеря. Семен проводил Дарью и Фаддеича и направился к берегу.

5
Господин Питер ван Памбурх, командир малого фрегата «Святой Дух», и господин Патвард, артиллерийский инженер из иноземцев, оказались на пути возвращавшегося к берегу Семена.
Он увидел их посреди небольшой поляны, покрытой вереском. Рассвело. Семен знал уже, что Памбурх сражался с Петром против турок под Азовом, а Патвард, хотя и находился порядочное время на службе у Петра, особых заслуг не имел и даже не выучился как следует говорить по-русски.
Оба спорили. Если бы Семен понимал голландский язык, узнал бы, о чем шла речь у этих господ. Предполагалось, что русский царь собирается напасть на неприятеля на далеком севере, как вдруг от Соловецких островов эскадра повернула на юг. Куда же направляется Петр?
Узнал бы дальше Семен и то, что господин Патвард сделал ошибку, доверившись господину Памбурху. Патвард считал, что о новом направлении похода необходимо как можно скорее сообщить неприятельскому адмиралу Нумерсу, курсировавшему со своей эскадрой по Ладожскому озеру. Памбурх этому воспротивился, — не раз нюхавший с Петром порох, он не собирался стать изменником. Он даже неосторожно заявил, что сообщит об измене Патварда царю.
Выхватив шпагу, Патвард кинулся на Памбурха. Тот отскочил и, защищаясь, вытащил свою шпагу. В это мгновение Семен невольно обнаружил свое присутствие.
Оба иноземца в испуге застыли на месте. Но, узнав молодого помора, спасшего царскую яхту, по-голландски не говорившего, они поняли, что выдать их этот человек не может. Патвард, который был хитрее, быстро обратился к Семену:
— Господин Памбурх называйт один женщин, который господин Патвард вполне уважайт, нехорошим слов. Господин Патвард вызывайт господин Памбурх на дуэль. Это есть самый честный дуэль благородных господ.
Проговорив это, Патвард вопросительно посмотрел на Памбурха. Командир «Святого Духа» был храбрым воякой, но плохим дипломатом, — кивком он подтвердил слова Патварда.
А тот продолжал:
— Молодой поморский человек узнавайт теперь, зачем господа начинайт дуэль... Молодой поморский человек будет говорил правильно об этом царь Петр, Так это, господин Памбурх?
Памбурх сердито кивнул головой. Тогда Патвард воскликнул по-голландски:
— Теперь вам конец, господин Памбурх!..
Патвард сделал быстрый выпад, который Памбурх ловко парировал.
Невольно Семену пришлось стать свидетелем поединка. Оба иноземца оказались хорошими фехтовальщиками, Патвард был ростом выше, худощавее, Памбурх — ростом ниже, коренастее и увертливее.
Семен считал, что все это не серьезно: попрыгают, как тетерева весной на опушке, и уйдут в лагерь, где наутро было объявлено о начале похода. Сходство с тетеревами усиливалось еще тем, что оба, нападая, издавали воинственные возгласы. Вдруг Семену показалось, что Памбурх насквозь проткнул Патварда. Но он ошибся: шпага только скользнула вдоль тела противника. Отскочив назад, Памбурх сделал новый выпад, но прямо своей грудью наскочил на подставленное острие шпаги Патварда.
Памбурх взглянул себе на грудь, и глаза его от ужаса расширились. Он хотел что-то сказать Семену, но его предупредил Патвард: отступив назад, он с силой выдернул шпагу из тела Памбурха. Семен увидел, как исказилось при этом лицо Патварда.
Памбурх пошатнулся, и изо рта у него хлынула кровь. Сделав в сторону молодого помора несколько шагов, он ничего не сказал и мертвым свалился у его ног на истоптанный вереск.
Обтерев шпагу, Патвард спокойно вложил ее в ножны. Оставалось снести мертвое тело в лагерь и дать царю отчет о случившемся. В том и другом ему должен был помочь «молодой поморский человек». Велев Семену взять Памбурха за плечи, он сам захватил его за ноги, и оба с тяжелой ношей направились к берегу.
Петр носился по лагерю, проклиная господина Питера ван Памбурха: нужно было вытаскивать фрегаты, а командира «Святого Духа» нигде не могут отыскать.
Увидев мертвое тело, Петр озадаченно спросил:
— Кем заколот?
Сняв шляпу и низко поклонившись, Патвард заявил, что господин Памбурх убит им на дуэли и что это может подтвердить молодой поморский человек, который все это видел. Патвард изъяснялся с царем по-голландски.
Петр повернулся к Семену:
— Господин Патвард говорит, что дрался с господином Памбурхом на дуэли... Подтверждаешь слова господина Патварда?
Семен подтвердил.
— Из-за чего у них началось, не говорили? — спросил Петр вполголоса.
Семен ответил, что Патвард упоминал про какую-то женщину. Мотнув головой, царь ринулся вдоль берега. Патвард подошел к Семену, снял перед ним шляпу и, церемонно поклонившись, проговорил:
— Господин Патвард благодарен молодой поморский человек. Господин Патвард просит молодой поморский человек выпить с ним бутылка хороший испанский вино, очень крепкий, который у господин Патвард припрятан...
И Патвард вопросительно взглянул в глаза Семену. Но тот, следивший в это время за Петром, отрицательно мотнул головой. Предполагая, что Семен его не понял, Патвард повторил просьбу.
— Потом, после когда-нибудь встретимся! — ответил Семен Патварду и побежал вслед за Петром.
Господин Патвард, как ни в чем не бывало, надел шляпу и пошел прочь: в конце концов, молодой поморский человек не был ему опасен.

6
Во время Великого Посольства Петр не смог вовлечь европейских монархов в войну против турок — в Европе в это время готовились к войне за «испанское наследство». Тогда Петр перенес свое внимание на Балтийское море. Ему удалось договориться с королем датским и с курфюрстом саксонским, которого он под именем Августа II возвел на польский престол, о совместных действиях против Карла XII. Едва заключив с турками в тысяча семисотом году выгодный мир, Петр двинул войска на север. Но Карл XII внезапно высадился в Дании и вывел ее из союза с русским царем. Когда же Август осадил Ригу, а Петр — Нарву, воинственный свейский король явился туда со своим войском. Осаду Риги Август поспешил снять, а Карл, оказав Нарве «сикурс», нанес русскому войску поражение. Карл решил, что с Петром все покончено, и погнался за Августом в Польшу, затем в Саксонию, где, по словам Петра, «надолго увяз». Петр не только получил возможность оправиться после первого поражения, но и с успехом продолжал войну. В следующем, тысяча семьсот первом, году неприятельские корабли сделали попытку напасть на Архангельск. Благодаря геройству поморских рыбаков нападение с большим уроном для неприятеля было отбито. Свейские отряды двинулись к Олонцу, но и здесь потерпели неудачу. В Лифляндии, Эстляндии и на Ижорской земле успешно действовали отряды Шереметева, Апраксина и Репнина. Но на Ладожском озере продолжала еще плавать свейская эскадра адмирала Нумерса, прикрывавшая с востока крепость Нотебург.
Так обстояло дело в то августовское утро тысяча семьсот второго года, когда подле Нюхотской Волостки царь Петр собирался выступить в поход. Солнце поднялось высоко, скоро должен был начаться прилив. Тело господина Питера ван Памбурха снесли за Варде-гору, где и опустили в могилу, вырытую в сухом песке. О командире «Святого Духа» Петр вспомнил еще раз, когда писал Апраксину: «Господин Памбурх на пристани Нюхче от господина Патварда заколот до смерти, которой он сам был виной».
В это время увидели, что со стороны Волостки скачет на лошади солдат. Петр ринулся ему навстречу.
Солдат сполз с лошади. Петр выхватил у него из-под мундира привезенную бумагу; обессилевший солдат свалился лошади под ноги.
Петр читал согнувшись, словно ему так лучше было видно, затем выпрямился и, высоко подняв привезенную бумагу, заорал во весь голос:
— Виктория!.. Шереметев еще раз побил Шлиппенбаха!.. В Лифляндии, под Гумоловой мызой!.. Виктория!.. Виват!..
Победа, о которой Петр узнал под Варде-горой, была уже не первой: до этого Шереметев побил того же Шлиппенбаха у Эрестфера. Поражение под Гумоловой мызой произошло за месяц до того, как пришло на Белое море об этом известие.
На берегу под Варде-горой началось большое оживление.
— Виват! — кричал царь.
— Виват! — восторженно вторили придворные.
— Виват! — остервенело орали преображенцы и семеновцы.
— Виват! — вынужден был кричать царевич Алексей.
— Виват! — вопил Ермолайка.
Молчали только мужики, голодные и озлобленные.
В свите царя был протопоп Иона Хрисанфов, еще с утра облачившийся в ризу, ярко сверкавшую в лучах солнца. Как только затихли крики, началось молебствие. Все обнажили головы, — по берегу, как комариный писк, разнеслось церковное пение и потянуло ладаном.
Но Петр начал нервничать — нужно было успеть до прилива вытащить фрегаты. Царь что-то сказал Меньшикову, и молебствие закончилось неожиданно быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28