Они с радостью послушались и дали тягу, причем Гино, кому холод проник в бронхи и затронул их, страшно раскашлялся и сплюнул, слюна замерзла на лету и, упав, покатилась с дробным стуком.Петр с капитаном, закутав головы в плащи, скакали, и топали ногами, и прыгали, и танцевали сальтареллу, и приседали, а мороз валил из кузницы по-прежнему, все обволакивающий и такой плотный, что его можно было резать. Бочка с водой, стоявшая у наковальни, треснула, один из обручей, сорвавшись, вылетел за ворота, будто пущенный из пращи, а другой угодил в кожаные мехи, которые лопнули и со стеклянным звоном грохнулись наземь.Но поразительный феномен прекратился так же неожиданно, как и начался. Плясавшие Петр и капитан вдруг почувствовали, что им жарко, остановились и высунули головы из плащей. Снаружи и впрямь стало опять приятно и тепло, как и надлежит быть в этих краях в это время года. Изнутри промерзшей кузницы хотя и тянуло холодом, как из погреба, но далеко не таким, от которого отмерзают нос и уши. Кузнец, закопавшийся в солому, осторожно попытался сесть. Петух, застигнутый волной мороза как раз в тот миг, когда вскочил на курочку, встряхнулся и деловито закончил начатое дело.Капитан и Петр с оглядкою вошли в кузню.Дневной свет, проникший через оттаявшее окно, был слаб и тускл, но достаточен для того, чтобы разглядеть вещество, оставшееся в тигле, — хотя оно и убыло почти на половину, но стало ярко-желтым и блестящим.— Золото, — в испуге прошептал капитан д'Оберэ, дергая себя за ус. — Это и впрямь будто золото.— Да, это как золото, — сказал Петр. — Наш император, разбиравшийся в подобных делах, уверял, что это настоящее и не фальшивое золото, но мой отец был совершенно убежден, что это — нечто лучшее и более ценное, чем золото, однако я не хочу изменять своему убеждению, я считаю, что это — уплотнившийся, окрашенный в желтый цвет свинец. Впрочем, теперь это несущественно. Этого никто не сумеет доказать, а для того, чтобы прищучить Джованни Гамбарини и поступить с ним так же, как он хотел поступить со мною, — для меня все средства хороши. Однако в следующий раз надо действовать осторожнее.— В следующий раз извольте играть в эту игру один, s'il vous plait Пожалуйста (фр.).

, — сказал капитан.Упрятав тигель в кожаный мешок, где они раньше хранили дробь, путники заплатили кузнецу на четыре скудо больше, чем договорились, чтоб возместить ущерб — лопнувшую бочку и приведенные в негодность мехи, и по тихой бурой равнине снова двинулись по направлению к Риму. Капитан ехал молча; молчал и Петр, вспоминая слова отца, ибо в его тогдашнем описании не содержалось ни намека на то, что во время превращения свинца в золото происходит нечто столь же удивительное и уму непостижимое, как внезапный и резкий налет немилосердной стужи; помнится, пан Янек с братом Августином с близкого расстояния наблюдали за тем, как цвет жидкости в тигле переходит из серого в золотистый, и это явление потрясло брата Августина настолько, что его хватил удар.Капитан, очевидно, тоже размышлял о недавних событиях, потому что вдруг спросил:— Но откуда, ventre-saint-gris, взялся этот холод?— Не знаю, — ответил Петр. — Если допустить верность одного объяснения, которое мне приходит в голову, то из него с необходимостью следует вывод, что вещество, полученное нами сегодня, — всамделишное золото, а вовсе не окрашенный в желтый цвет свинец.— Какое же это объяснение? — спросил капитан.— Мы довели наш свинец до температуры плавления, — начал Петр. — Но температура, при которой плавится золото, много выше. Поэтому, когда расплавленный свинец стал превращаться в расплавленное золото, оно, чтобы хоть некоторое время удержаться в жидком состоянии, — по-видимому, это необходимо, — под ударами Философского хлыста сразу вобрало в себя все тепло из ближайшего окружения. В следующий раз мы должны будем нагреть свинец много больше, — по крайней мере, до температуры плавления золота.— Я вам уже сказал, mon petit Мой мальчик (фр).

, что в следующий раз вам придется манипулировать с этим одному, — отозвался капитан, оттирая свой подмороженный нос. — Жить рядом с вами — чересчур рискованно, даже на мой вкус, и разумнее будет, если для себя лично я сведу эту возможность до минимума.Они проехали мимо стада пасущихся буйволов, которые, высунув из болотных зарослей свои рогатые морды, прекрасными, спокойными глазами глядели им вслед.— А если это на самом деле так, как я думаю, — довел до конца свои рассуждения Петр, — то тут и впрямь нет никакого мошенничества, выходит, и отец, и император были правы.Из робко допущенных им предположений со всей неотступностью напрашивался следующий непреложный вывод: какие чудеса и какие благодеяния он, человек одаренный, способный, наделенный разносторонними талантами и к тому же — такой благородный и честный, что здесь с ним никто не сравнится, — ведь даже герцоги с признательностью говорят о нем, как о личности, благословенной свыше, — совершил бы, до каких высот поднял бы растерянное и страдающее человечество, если бы только знал, ах, если бы только знал, куда его незадачливый отец спрятал основное ядро своего Философского камня. Часть четвертаяСТРАМБСКАЯ ИНТРИГА BAGATELLA Пустяк (ит.).

Солнце уже садилось за Монте Марио, когда Петр с капитаном д'Оберэ и двумя солдатами добрались до Рима; в густеющих сумерках бесчисленные дворцы и соборы, развалины, дома и лачуги, заполнявшие долину между семью древними холмами, постепенно уже начали сливаться в нечто единое, подобное огромному черному кристаллу, пронизанному крошечными сияющими точками — огоньками уличных фонарей и факелов, лучин, восковых свечей и лампад, проникавших через незавешенные окна; в то же самое время на юге еще вырисовывался розовый, словно пастелью написанный пейзаж, контур Альбанских гор, а на севере в лиловом зареве заката виднелся изгиб Сабинских гор. Над этим великолепным зрелищем римских сумерек гудели, шумели и звенели голоса трех сотен римских колоколов; возможно, это был благовест, хотя для благовеста было уже слишком поздно и звонили, очевидно, в честь чего-то необыкновенно радостного и славы Божьей достойного — может, новой победы войск Его Святейшества над непокорной Венецией или временного перемирия, заключенного с ней, а может, какого иного, для христианского мира благоприятного события.— Une belle ville Rome! Прекрасный город Рим! (фр.).

— заметил капитан д'Оберэ, когда они проехали громады древнеримского Колизея, напоминающего скалистый утес.— Да, прекрасный город, — сказал Петр, — только чувствуешь себя здесь провинциалом.И действительно, гигантские размеры расточительно-пышного Города городов, огромнее которого Петру до сих пор видеть не доводилось, — крикливая шумная жизнь его обитателей, монахов, и нищих, и роскошно одетых испанцев, которые встречались на каждом шагу, и солдат, и паломников, и блудниц, — в каретах, на носилках или пеших, — и длинноволосых бандитов, и мавров, и лакеев, которые, невзирая на приближение ночи, откуда-то и куда-то двигались либо стояли на перекрестках, а то сидели на обломках и плитах, выпавших из древних руин, оживленно и громко болтали, стараясь перекричать несмолкающий колокольный перезвон, — все это рождало у Петра ощущение страшного одиночества. Ничего не скажешь кузнецам, хмуро думал он, когда они терзают наш слух буханьем своих кувалд, потому что их шум неизбежен при такого рода полезной деятельности, но нельзя смириться с существованием колоколов, изготовленных только и только для того, чтобы гудеть и беспокоить человека, держать его в покорности и страхе. Поэтому, как только я доберусь до власти, первой моей задачей будет снять колокола и запретить пользоваться ими.Петр не успел додумать свои планы до конца, вдруг осознав всю беспредметность и бессмысленность рассуждений, ибо, судя по тому, как дела обстоят на сегодняшний день, он, Петр Кукань из Кукани, — полный банкрот, никто, пропащий человек, не имеющий крыши над головой, блуждающий без цели в муравейнике необъятного, и равнодушного города: Изотта потеряна, ее где-то спрятали от него, кто-то ее охраняет, и при своей знатности она недосягаема и неприкосновенна; дорога в Страмбу ему заказана, там окончательно победил Джованни Гамбарини, да будет проклято имя его, и приходится принимать всерьез жестокие и вежливые слова кардинала Тиначчо, которыми он поблагодарил Петра за службу и, благословив крестом, фактически послал ко всем чертям, так что он, Петр, просто смешон со своим тигельком подкрашенного свинца и оставшимися еще девятью крупинками Философского камня, которые дадут ему возможность окрасить еще девять таких тиглей, и римским аккредитивом Джованни — его Петр был намерен предъявить к оплате фирме Лодовико Пакионе на Банковской улице, где тот был выдан, а это дело чрезвычайно опасное, поскольку не исключено, и даже вполне вероятно, что Джованни уже послал в Рим гонца, чтобы выплату задержать, а предъявителя аккредитива заключить под стражу.Петр поделился своими опасениями с капитаном, но тот лишь иронически улыбнулся.— Я удивляюсь и не понимаю вас, mon fils Сын мой (фр.).

, — сказал капитан, — в серьезных делах ваша храбрость граничит чуть ли не с безумием, а когда речь заходит о таком bagatelle Пустяке (фр.).

, как инкассация дурацкого аккредитива, вы вдруг пугаетесь, будто темная баба-свечница из костела. Не бойтесь ничего, mon fils, мы двигались так быстро, что никакой гонец из Страмбы нас не мог опередить.— Даже несмотря на те остановки, которые мы себе позволили? — спросил Петр.— Пфуй, — сказал капитан по-гасконски, — это глупости, которые ничего не значат по сравнению с долгом чести, потому что такого гнусного изменника, как Джованни Гамбарини, нужно наказывать любыми средствами.— Я уже дал вам понять, что так называемый кодекс рыцарской чести считаю чудовищным предрассудком, выдуманным для оправдания разных глупостей и подлостей, царящих в мире, — сказал Петр. — Вот и в данном случае: стоит лишь перестать бравировать долгом чести, как, к великому огорчению, тотчас обнаружится, что мы совершаем всего-навсего обычное воровство, ведь что бы там ни сотворил Джованни Гамбарини, аккредитив принадлежит ему, и не наше дело таким образом наказывать этого изменника.— Не понимаю, — сказал капитан, — почему столь достойная похвалы scrupules Щепетильность (фр.)

проявилась у вас только теперь, в Риме, а не тогда, в Страмбе, когда вы украли у Гамбарини лошадь, и не в Перудже, где мы получили причитавшиеся ему двести скудо? Нет, сегодня вы явно не в духе, mon cher Мой милый (фр.).

.Петр был взбешен, но вместо того, чтобы ответить капитану, обратился к первому встречному, которым оказался обрюзгший любезный брат-служитель из монастыря капуцинов, ехавший на ослице, и спросил у него, как пройти на via di Banchi, на Банковскую улицу. Ответ монаха был утешителен, мол, виа ди Банки недалеко, и это обстоятельство и любопытно, и удивительно, потому что Рим — город огромных расстояний, дальних и изнурительных дорог: вот, например, он, кому доверено доставить служебную бумагу из Ватиканской главной канцелярии Его Святейшества во дворец Латерано, в другую папскую резиденцию Его Святейшества, — уже час в пути, а дворец Латерано до сих пор еще не видать. Вот если бы синьор спросил, как пройти, к примеру, на piazza del Popolo, что вполне могло быть, так как многие сейчас идут именно на пьяцца дель Пополо, это оказалось бы затруднительно, потому что пьяцца дель Пополо находится так далеко, что он, монах-капуцин, толком даже не мог бы объяснить, как туда пройти; или если бы господин спросил, как найти дорогу к porta Latina Латинским воротам (ит.).

, это было бы еще хуже, потому что порта Латина расположены на противоположном от пьяцца дель Пополо конце города, а Рим — город большой-пребольшой. Но вы, словно нарочно, спрашиваете о виа ди Банки, и, по счастью, это совсем легкое дело, так что вы, синьор, в положении, можно сказать, завидном.При этих словах монах вынул из-под рясы деревянную миску и протянул ее Петру.— Ну, так где же эта виа ди Банки? — спросил Петр, опуская в миску медяк.— Да отсюда рукой подать, идти надо по направлению к Тибру, она как раз там и будет, сперва идите прямо вперед, а потом сверните в первую улицу направо.Когда монах закончил свое объяснение, капитан д'Оберэ опустил в его миску еще одну монетку и спросил: нет ли где-нибудь поблизости приличного и чистого трактира с хорошим погребом и кухней, — и на сей раз ответ капуцина был исчерпывающим и ободряющим: он может горячо порекомендовать господам трактир под названием «Коммерчо», — вон его окна светятся на противоположном углу, — заведение весьма солидное, место встреч, о чем гласит и его вывеска, уважаемых коммерсантов, дельцов и торговцев, которые поддерживают связь с финансовыми конторами, сосредоточенными на виа ди Банки, улице, как уже сказано, расположенной совсем близко. А что до кухни, то он может доверительно сообщить господам, что главный повар трактира «Коммерчо» прежде служил у знаменитой куртизанки, известной любительницы хорошо пожить, поэтессы и возлюбленной знатных господ и кардиналов, которая после вступления на папский престол нового Pater Beatissimus, то есть папы, да благословит его Господь Бог, изгнана из Города городов. А теперь уже пусть синьоры его извинят, он, капуцин, должен продолжать путь, дабы достичь — увы! — далеко лежащей цели.Монах тряхнул миской в надежде, что господа добавят еще что-нибудь, но, поскольку этого не последовало, вздохнул, заставил ослицу сдвинуться с места и, сетуя, удалился.— Пусть каждый поступит по своему усмотрению, — предложил капитан д'Оберэ. — Если вам угодно проявить свое геройство, отправляйтесь на виа ди Банки, хотя вам известно, что там сейчас ничего не добьешься, потому что в это позднее время банки, sans doute Без сомнения (фр.).

, уже закрыты, так что завтра утром вам снова придется прогуляться туда. Что до меня, то я не понимаю, к чему мне напрасно утруждать себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65