Свет, который она видела, оказался фонарем, висевшим над входом в жалкий домишко, и этот фонарь освещал вывеску постоялого двора: « Adpontem Trebiae». Никакого моста, судя по всему, поблизости не было, но Ливия подумала, что, может быть, через Треббию ходит паром, переправляющий людей с одного берега на другой. Впрочем, рев реки давал понять, что продвинуться на север будет не так-то просто. Ливия вошла внутрь — и едва не задохнулась во влажном, душном воздухе. Очаг, в котором тлели сырые тополиные ветки, давал куда больше дыма, чем тепла. Несколько путешественников сидели у стола, сколоченного из покоробившихся досок. Они ели из одной миски — просяной суп с черными бобами и репой. Хозяин постоялого двора сидел рядом с очагом, обдирая шкурки с лягушек.Худенькая девочка в поношенном платье подавала ему лягушек, лежавших в корзине рядом с ней, — предварительно отсекая каждой голову и вынимая внутренности. Потом лягушки оказывались на железном противне, в который было налито растопленное свиное сало.Ливия села у стола с самого края. Когда хозяин подошел к ней и спросил, что она будет есть, девушка попросила хлеба.— У нас есть только ржаной, — сообщил хозяин. Ливия кивнула.— Хорошо. И немного сена и крышу для моей лошади.— Ничего, кроме соломы. Вы обе можете ночевать в конюшне.— Подходит. А пока, пожалуйста, накройте ее той попоной, что под седлом.Хозяин что-то сказал девочке, и та отправилась за хлебом. А мужчина, недовольно ворча, вышел, чтобы заняться лошадью. Хотя ему и показалось, что вновь прибывший гость выглядит не слишком богато, все же он должен иметь деньги, раз у него есть лошадь и он требует, чтобы о ней позаботились. К тому же он носит кожаные башмаки…Едва очутившись за дверью, хозяин с удивлением увидел целую группу всадников, выходивших на берег с канатного парома. Они спускались осторожно, по одному, ведя коней в поводу и освещая себе путь факелами. Потом вновь прибывшие повернули прямиком к хозяину гостиницы и потребовали, чтобы он немедленно принес им еды.— Мяса! — кричали они, вваливаясь в помещение. Хозяин кликнул конюха.— Убей собаку, — приказал он, — и зажарь ее. Больше все равно ничего нет, а они не разберутся. Они сами как животные. Но если мы не дадим им того, чего они хотят, они тут все разнесут вдребезги.Ливия искоса глянула на шумных мужчин. Варвары-наемники, возможно, на императорской службе. Она почувствовала себя весьма неуютно, но ей не хотелось навлекать на себя подозрения, — а это обязательно бы случилось, если бы она вдруг встала и ушла. Поэтому девушка жевала черствый хлеб и выпила несколько глотков поданного ей вина, которое куда больше походило на уксус. Но когда она уже решила подняться с места, она вдруг обнаружила, что один из варваров стоит прямо перед ней, рассматривая ее с головы до ног. Ливия инстинктивно потянулась одной рукой к кинжалу, спрятанному под кожаным жилетом, — а другая ее рука спокойно налила в кружку еще вина. Девушка неторопливо сделала несколько глотков, потом глубоко вздохнула и отодвинулась от стола. Варвар отошел, не сказав ни слова, и отправился на кухню, потребовать еще спиртного. Ливия заплатила за обед и вышла, чтобы поискать уголок рядом со своей лошадью в конюшне и немного отдохнуть. Она не заметила, что варвар оглянулся и еще раз посмотрел на нее, когда она выходила, а потом обменялся взглядом со своим командиром, как бы спрашивая: «Это она?» Второй кивнул и тут же закричал:— Эй, хозяин! Неси-ка поскорей вина да мяса, а то тебе достанется!— Немножко терпения, господин, — возразил хозяин постоялого двора — Мы жарим для вас козленка, которого только что зарезали, но на это нужно еще чуть-чуть времени.Прошел еще час, пока собака зажарилась и была разрезана на куски и подана варварам с зеленым салатом. Салат варвары отбросили в сторону и вгрызлись в мясо, пожирая его под довольным взглядом хозяина. Он лишь на мгновение перепугался, когда командир варваров приказал:— Принеси мне голову! Глаза — это самое вкусное! Но хозяин не растерялся.— Голову, господин? Ох… мне ужасно жаль, простите меня… но я не могу это сделать. Видите ли, я выбросил голову на задний двор… собакам.
Ливия, встревоженная столкновением с варварами, не спала. Она прислушивалась к шуму, доносившемуся из трапезной, готовая в любой момент вскочить в седло и умчаться прочь. Но ничего не происходило, и, наконец, девушка услышала, как варвары покидают постоялый двор и удаляются на юг. Она облегченно вздохнула и легла, надеясь отдохнуть, — но ее ум был слишком переполнен мыслями и чувствами. Ей не хватало Аврелия, его голоса, его близости, и она терзалась, не зная, где теперь Ромул, и как он себя чувствует, и что думает. Ей не хватало даже старого Амброзина, ею мудрой, безмятежной готовности ответить на любой вопрос… она думала о бережном внимании старика к Ромулу, о его слепой вере в то, что мальчика ждет блестящее будущее, несмотря на то, что реальность подсказывала совсем другие выводы. Ей не хватало всех товарищей: Ватрена, Батиата, Оросия и Деметра, неразлучных, как Диоскуры… ей хотелось ощутить их храбрость, их непритязательность, невероятную силу их душ. Ну как она могла оставить их просто из-за того, чтобы поискать какие-то паршивые деньги?И даже воспоминания о любимом городе в лагуне померкли в ее уме. Она поняла, что у нее остались только друзья, и ничего больше. Этот ужасный мир и его чудовищная нищета отняли у Ливии бодрость духа, и ей хотелось лишь одного: снова увидеть товарищей. Острое, болезненное чувство одиночества переполнило девушку, и она вдруг поняла, что найти отряд будет неимоверно трудно… Ей нужно было на что-то решиться. Пожалуй, можно было подождать здесь еще пару дней, в надежде, что они рано или поздно появятся… а если нет, тогда напрасное ожидание лишь увеличит расстояние между ними, она зря потеряет время и уже никогда их не догонит. Ливия подумала, что единственным разумным планом был, пожалуй, как раз тот, который предложил Амброзин: ей следовало добраться до перевала раньше других, и там уже подождать, пока придет весь отряд. А потом — да будет на все Божья воля.Ливия дождалась первых проблесков рассвета, оседлала лошадь и осторожно выскользнула из конюшни. Она направилась на север, по той самой дороге, по которой должны были двигаться ее друзья, будь они хоть впереди девушки, хоть позади.Но она ведь была одна, и потому могла делать более длинные переходы… так что, пожалуй, у нее и вправду был шанс достигнуть Месинского перевала первой. Потом Ливии пришло в голову, что друзья могли и изменить маршрут, столкнувшись, например, с какими-нибудь непредвиденными обстоятельствами.И если это действительно случится, она уже никогда не увидит никого из них. Девушка подавила готовую вспыхнуть панику, вспомнив, что Амброзин всегда принимал самые мудрые из всех возможных решения, и всегда выполнял их, любой ценой.
Тем же самым вечером Стефану сообщили, что особа, подходящая под описание Ливии, была замечена на постоялом дворе у паромной переправы рядом с Требией. Он решил отправиться в погоню сам, с некоторым сопровождением, конечно, — и держаться на приличном расстоянии от девушки, чтобы не привлечь к себе ее внимания. Стефан был уверен, что если он перехватит Ливию на дороге в Ретию, то, в конце концов, убедит вернуться с ним… а заодно раздобудет и меч, который наверняка по-прежнему у одного из ее друзей.Он упомянул об этом чудесном оружии в разговоре с эмиссаром императора Зенона, и у него не было сомнений в том, что восточный Цезарь предложит любую сумму, а заодно и множество привилегий, тому, кто сумеет преподнести ему этот драгоценный предмет. Обладание главным символом сласти римских императоров дорого обойдется Зенону, решил Стефан. И выехал с виллы, как только буря утихла, а река вернулась в свое русло, — придумав весьма благопристойный предлог. Одоакр дал ему группу наемников для сопровождения.Вульфила отправился в путь вскоре после Стефана; он был уверен, что только у Стефана могут быть правильные сведения о местонахождении беглецов. Огромный варвар уже посылал шпионов во всех направлениях, но никто так ничего и не услышал о нескольких мужчинах, путешествующих с женщиной, стариком и ребенком.Ничего.Но когда Вульфила узнал, что Стефан готовится к срочному отъезду, и что он умудрился получить у Одоакра военное сопровождение, якобы для дипломатического визита к управляющим Альпийского региона, — варвар почуял след.Он взял с собой отряд — шестьдесят воинов, готовых ворваться хоть в сам ад, — и последовал за Стефаном. Он был уверен, что его и Стефана цели совпадают целиком и полностью. Но если он ошибся, если он сделал ложный ход в этой запутанной игре, — обратного пути для него не будет. Ему придется тогда исчезнуть, раствориться во внутренних областях этого обширного континента; исчезнуть без следа, потому что Одоакр никогда не простит ему второго поражения, к тому же так быстро после первого.И даже представить невозможно, что именно он предпримет… Но Вульфила был убежден, что на этот раз он не ошибся. Стефан должен был привести варвара к беглецам, так что путь проклятой команды скоро закончится. Да, он снесет мальчишке голову тем самым устрашающим мечом, а римлянину, изуродовавшему его, рассечет пополам физиономию». И еще — он узнает, кто таков этот человек… а уж потом вовсе сметет его с лица земли.Ливия продолжала поиски своих друзей. И ей даже в голову прийти не могло, что злейший из их врагов несется по мокрым долинам Инсубрии, чтобы снова начать охоту за ней и ее друзьями, — чтобы загнать их в ловушку, как диких зверей… ГЛАВА 13 Сначала Ливия надеялась, что второй шанс встретиться с остальными выпадет ей у переправы через реку По. В конце концов, там было не так уж много паромных переправ, вроде той, что имелась на реке Требии, — то есть переправ, которые продолжали действовать в эти дни. Понтонные мосты, которых некогда было множество на этой великой реке, предоставляли надежную возможность перебраться на другой берег в любое время, — например, мосты дорог виа Постумия и виа Амелия… но за долгие месяцы беспорядка от этих мостов просто ничего не осталось, их разнесли вдребезги. После недавних волнений, последовавших за смертью Флавия Ореста, все, что осталось от мостов, было украдено людьми, жившими вдоль речных берегов. Они использовали понтоны для того, чтобы самим переправляться на другую сторону, или для рыбной ловли.Но не одни только мосты подверглись разграблению. То же самое касалось и всех провинций империи, из конца в конец; было разрушено все, что прежде объединяло в одно целое города, население, деревенские и горные общины. Все было запущено, заброшено, разворовано. Общественные здания и сооружения, вроде почт на консульских дорогах, термальных бань, форумов и базилик, акведуков — все было разрушено, разбито, продано или использовалось не по назначению. Украдены были даже плиты, которыми римляне мостили дороги. Нищета и распад вынуждали людей грабить собственные земли, родные края, — лишь бы хоть как-то выжить в одиночку, поскольку выжить общиной было теперь невозможно, не говоря уж о том, чтобы как-то налаживать и улучшать жизнь. Древние монументы и бронзовые статуи в память великих предков и героев, перед которыми в прошлом устраивались праздники почитания, теперь переплавили, чтобы изготовить из них монеты и всякие предметы, необходимые в повседневной жизни. И благородный металл, некогда изображавший лица и фигуры Сципиона и Траяна, Августа и Марка Аврелия, превратился в горшки, в которых повара варили мясо для своих новых хозяев, или в монетки, которыми платили наемникам, продолжавшим разорять эту несчастную, ни в чем не повинную землю.Даже привычный язык, латынь, некогда объединявший людей, использовался ныне только чиновниками, ораторами да священниками, если говорить о его действительно чистой, благородной форме.А что касалось простых людей, то в их среде латынь быстро превращалась в местные диалекты, и в языке народа слышалось теперь множество разнообразных акцентов, — люди в Италии возвращались к тем наречиям, на которых они говорили еще до римского завоевания. Особенно это было заметно в горных районах.Но хотя разные части страны становились все более изолированными одна от другой, во многих городах все же сумели создать собственные магистратуры, и кое-где местные власти даже возвели вокруг своих населенных пунктов стены, ради защиты — хотя бы от вооруженных банд, бродивших по всей стране в поисках подходящей жертвы.Храмы древней веры также стояли в запустении, разгромленные и разрушенные, и все говорили, что в руинах теперь живет множество демонов и злых духов. Иной раз разумные люди вывозили из развалин колонны или драгоценные мраморные плиты, чтобы использовать их при строительстве храмов, посвященных богу христиан, — и таким образом они становились частью новой и не менее величественной архитектуры, продолжая радовать и вдохновлять людей своей красотой и духовностью.Но в итоге все перемены лишь усиливали и увеличивали все то, что разделяло людей, — а то, что предназначалось для их объединения, терялось безвозвратно. Мир рассыпался на мелкие кусочки, разлетался в щепки, уносимые вдаль потоком истории. Лишь одна-единственная сила еще могла кое-как удержать людей вместе: религия, которая обещала им бессмертие и счастье в другой жизни. Но и это объединение было весьма поверхностным. Множество еретических сект возникло в эти дни, и они то и дело ввязывались в кровавые конфликты друг с другом. Проклятия и взаимные оскорбления произносились от имени того самого единого Бога, которому надлежало быть отцом всего человечества. Жизнь для большинства людей стала настолько ужасной, что ее трудно было выносить, — и они не смогли бы все это терпеть, если бы не ожидание бесконечного счастья после смерти… смерти, приходившей зачастую уж слишком рано.
Все эти мысли бродили в уме Ливии, пока она пробиралась по Великой северной равнине, прекрасно понимая, что рискует сверх всякой меры, путешествуя в одиночестве на великолепной лошади, стоившей целого состояния… ведь ее можно было пустить на мясо или продать военным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61