Сита отрезала прядь волос и дала ее Хануману. Завернув локон в пояс и поклонившись Сите, Хануман удалился.
Выходя из сада, Хануман подумал: «А не испытать ли мне смелость этих ракшасов? Устрою-ка я здесь небольшой переполох!» С этими словами он начал вырывать деревья и кусты, топтать клумбы, а садовников и слуг, бросившихся к нему, принялся хлестать ветками и избивать.
Узнав об этом, Раван страшно разгневался и послал своего сына Акшаякумара, чтобы схватить Ханумана, но тот убил и его, и еще многих других ракшасов. Тогда Раван прислал другого сына — Мегхананда. Тот, наконец, справился с Хануманом и привел его, связанного, к Равану. Раван тут же хотел отрубить беспокойному гостю голову, но Хануман воскликнул:
— Я посол царя обезьян Сугривы и Рамы. А послы, как ты знаешь, неприкосновенны. Меня послали на поиски Ситы. Я нашел ее у тебя. Отпусти Ситу с миром — иначе тебе придется плохо: сюда придет Рама и уничтожит тебя вместе с твоим войском.
Взбешенный Раван выхватил меч, но его брат Вибхишан сказал:
— Махарадж! Я тоже должен вам заметить, что убийство посла считается недопустимым поступком. Вы можете его только наказать или выслать. Таков закон.
— Хорошо, — сказал Раван, успокаиваясь, — мы сохраним ему жизнь, но так накажем, что он будет помнить до скончания века. Эй! — крикнул он слугам. — Нацепите на него побольше тряпок, а на хвост привяжите соломы, да облейте хорошенько маслом и подожгите. Вот будет потеха! — и Раван захохотал.
К вечеру все ракшасы, одевшись по-праздничному, вышли на крыши домов и на улицы, чтобы поглядеть на диковинное зрелище. По знаку Равана под общий хохот хвост Ханумана подожгли, раздались рукоплескания, но зрелище, обещавшее быть столь занимательным, обрело неожиданное развитие.
Хануман взобрался на дерево, спрыгнул в окно дворца Равана, и здание вмиг запылало. Потом посол выбрался из дворца и стал бегать из дома в дом. Дорогие одежды, постели, ковры, занавеси, опахала — все вспыхивало ярким пламенем. Не прошло и часа, как весь город потонул в гудящем огне. Неожиданно подул сильный ветер, и пламя вспыхнуло еще сильнее.
А Хануман убежал к морю и, бросившись в воду, затушил горевшую на хвосте солому. Поистине дивное и редкое зрелище показал он жителям Ланки и самому Равану!
В полночь Хануман переплыл море и встретился со своими товарищами… «
Тут Парвез остановился передохнуть и выпить пиалу прохладного даиса.
— А как же Сита? — вскричал Дангу, вскакивая в волнении. — Она тоже сгорела?
— Нет, раджа джи! Она была в большом густом саду. Огонь туда не добрался. Горели только дома и дворцы. Но слушайте дальше, джанабат! Да хранит вас Аллах!
«…Хануман, Ангад, Наль и Ниль радостные отправились обратно и через некоторое время возвратились в Кишкиндху. Хануман подробно рассказал Сугриве и Раме о своих приключениях. А когда он передал Раме локон Ситы, радости того не было предела. Со слезами на глазах он целовал прядь, прижимал к глазам и без конца расспрашивал Ханумана о всех подробностях встречи. Хануман же, не уставая давать ответы, думал о той необыкновенной любви, которая связывала этих супругов.
Погрузившись ненадолго в раздумья, Рама обратился к Сугриве:
— Махарадж! Не следует откладывать нападение на Ланку; нужно как можно скорее освободить Ситу и наказать злого Равана. Готово ли твое войско?
Сугрива ответил:
— Махарадж! Оно давно готово и только ждет вашего приказа.
— Тогда без промедленья вперед, — решительно воскликнул Рама. — Я не вижу никакого другого средства, кроме войны. Вор и негодяй должен быть наказан по заслугам… «
В эту минуту в ам-каз вбежал хозяин и растерянно закричал:
— Джанабат! В Дели восстание! Несравненный падишах Фаррух Сийяр свергнут! В Пенджаб идут войска!
— Падишах… Войска… Дели… Свергнут… — повторяли наперебой ничего не понимавшие перепуганные погонщики и постояльцы караван-сарая, окружив хозяина.
— Что ты говоришь? — вскочил Парвез.
— Все правда! Только что прибыл гонец из Патиалы.
Парвез нахмурился, подошел к хозяину, подозвал караван-баши. Они пошептались о чем-то несколько минут. Потом Парвез сказал, обращаясь к погонщикам и сипаям:
— Слушайте именем Аллаха и его благословением! Мы поворачиваем на Лахор! В Дели пути нет.
— Тхик! Тхик! — согласно закивали слушатели.
— А как же Бадмаш? — спросил с беспокойством Дангу. — И Дарьюшка?
— Не волнуйся, раджа джи! Ему в Дели тоже не пройти. Мы обязательно встретим его в Лахоре, — ответил Парвез. — Теперь все пути ведут туда. И не забудь, что впереди едут наши разведчики. Они дадут нам знать в случае чего.
БАДМАШ ДЕЙСТВУЕТ
Бадмаш открыл глаза и встретил взгляд Жамбрэ, который держал его запястье.
— Месье! Я сильно испугался за вас. Вы могли умереть! Состояние вашей раны еще не позволяет вам так сильно волноваться. Слава Богу, у вас успокоился пульс. Сейчас вам нужен покой! — сказал Жамбрэ на ломаном урду, дополняя свои слова понятными жестами и мимикой. — Месье! Муаф киджие, извините, пожалуйста! Мой переводчик сбежал, — развел он руками. — Я еще плохо знаю ваш язык!
— Ладно! Ладно! — тихо ответил афганец посиневшими губами. — Я все понял. Аллах вовремя прислал тебя ко мне! Валла-билла!
— Вот сюда, сюда! Садитесь, месье! — приговаривал Жамбрэ, помогая разбойникам подвести афганца к чарпаи и усадить, подкладывая ему под спину подушки. — Эй! Вина! Вина для месье! — пояснил он жестом.
Али повторил команду, и через минуту перед Бадмашом появился поднос с пиалой и бутылкой ширазского. Слуга налил и с поклоном подал. Бадмаш взял, отпил несколько глотков. Щеки его порозовели.
— Али! — окрепшим голосом позвал он.
— Я тут, хузур! — поклонился тот и подошел к нему.
— Приготовь двадцать человек. С оружием и запасными лошадьми. Мурад — старший. И быстро в погоню за этим гнусным вором! Гнать без остановок! Я сам не могу, — он скрипнул зубами, — рука проклятая!
— Ачча, хузур, а куда?
— Шайтан раздери, и верно, куда?
— Хузур позволит — я скажу.
— Ну, говори!
— Обратно в Кашмир!
— Конечно, конечно, куда же еще! Сразу не сообразил. Исполняй! — В его голосе зазвенел металл.
— Да, хузур!
— Хотя постой-ка, подожди с этим!
— Слушаю, хузур!
— Кто охранял зенану?
— Хайдар!
— Ты почему предварительно не осмотрел зеленую комнату? — Бадмаш нахмурился.
— Хузур! Да благословит тебя Аллах! Да будешь ты здоров его милостью! Да ниспошлет…
— Ну хватит, хватит! — поморщился Бадмаш. — Отвечай, что спрашивают.
— Я приказал это сделать Хайдару! — кланяясь, лебезил Али.
— Хайдара сюда!
— Вот он! Вот он! — подтолкнули его к афганцу.
— Говори!
— Я, я, хузур… — забормотал побелевший от страха разбойник, — это Айша… она говорила, что все в порядке… я поверил ей и… ху… хузур… — Он упал на колени.
— Ну-ка, сюда ее! — грозно проговорил Бадмаш, показывая на лежащую в углу Айшу.
Разбойники подтащили ее к Бадмашу, развязали и вытащили кляп изо рта.
— Говори! — крикнул Бадмаш.
— Хузур! Да благословит тебя Аллах! Я ничего не знаю, — зашамкала она, — я смотрела комнату. Все было в порядке. Хузур! — Она упала перед ним на колени рядом с Хайдаром. — Владыка! Да будет твоя милость оказана бедной несчастной старухе! Не погуби! Я не зна… меня связали ночью… — Она запиналась, с трудом выговаривая слова закостеневшими от кляпа губами. — Зенану охра… Хайдар… я только служила… рани…
Разбойники в молчаливом почтении слушали допрос, вершимый их главарем.
— Так ты, значит, говоришь, что комнату осматривала Айша, — он привстал и пнул Хайдара, — а ты, старая тварь, утверждаешь, что осмотр должен был сделать этот шакал? — грозно спросил старуху Бадмаш.
— Не погуби! Не погуби! — Оба пали ничком перед ним. — Пощади, хузур! Пощади! — слышался лишь жалобный вой двух голосов, слившихся в горестном дуэте.
— Али!
— Да, хузур!
— А ты почему не проверил?
— Владыка! Ты послал меня на целый день в Фаридкот за кормом для лошадей, — подобострастно ответил ахди. — Да благословит тебя Аллах!
Он поклонился.
— Да, верно! — мрачно ответил Бадмаш. — Я вспомнил. А эти двое сейчас переговорят между собой и скажут, кто должен был осмотреть комнату. И доложат нам или уже не доложат и не будут сваливать друг на друга.
Он хохотнул и отхлебнул вина из пиалы.
— Валла-билла! Али!
— Да, владыка!
— Взять слона из загона крепости и подвести к воротам!
— Да, хузур!
Али с готовностью вскочил.
— Будет сделано, несравненный! И что дальше? — Он вопросительно посмотрел на афганца.
Злобная гримаса исказила красивое лицо Бадмаша.
— Хатхиданда! — вот, что дальше!
— Понял, хузур, — изогнулся Али, — бегу!
Все, кто стоял около Бадмаша, невольно вскрикнули.
— Жамбрэ-хан! — сказал Бадмаш, слезая с чарпаи и обращаясь к доктору. — Пошли, посмотришь, что бывает с теми, кто плохо исполняет мои приказы. — Взять их и на улицу! — Он показал на Хайдара и Айшу.
Несчастных поволокли, не обращая внимания на их стенания и вопли.
— То же самое я сделаю с это обезьяной по имени Дангу, когда ее поймаю! — мстительно добавил Бадмаш, быстро направляясь к выходу. — Да проклянет его Аллах. А поймаю я обезьяну очень скоро. Ха-ха-ха! Они не могли уйти далеко. Сейчас мы насладимся прекрасным зрелищем, а потом… потом… они будут моими оба, оба! — Бадмаш погрозил кулаком. — Пусть этот вонючий Дангу попробует справиться с двадцатью молодцами! Мурад, ты здесь?
— Да, хузур!
— Отправляйся сейчас же по падишахской дороге и хватай беглецов!
— Будет сделано, владыка!
— Я подъеду позже.
— Ачча хузур!
Здесь в рукописи еще одна выдержка из» Записок» Поля Жамбрэ.
«У меня просто рука не поднимается, чтобы описать то, что я увидел сегодня. Это ужасно! Казнь, на которую меня пригласил месье Бадмаш, была в тысячу раз страшнее всего, что только можно было себе представить. О Господи! Если бы я знал, каким жестоким чудовищем оказался месье Бадмаш, я бы, наверное, не согласился участвовать в заговоре. Бедняжка Айша! Как можно было так обращаться с женщиной, да к тому же пожилой? Жуткое варварство!
Этих несчастных — Хайдара и Айшу — совершенно бесцеремонно вытащили на улицу за ворота крепости. Они страшно кричали и цеплялись за своих палачей, упирались изо всех сил. У ворот уже стоял наготове слон.
Им связали руки за спиной и привязали за ногу каждого к одной из задних ног слона веревкой длиной примерно в шесть пье. Махаут начал уговаривать слона, чтобы он двинулся вперед. Все это делалось крайне медленно под нескончаемые вопли несчастных. Поначалу они не испытывали резких рывков и тащились по земле на ягодицах, раздирая их в клочья и оставляя за собой кровавую дорожку. Постепенно махаут начал ускорять ход слона, и тогда привязанные начали испытывать ужаснейшие рывки и толчки, так как это животное раскачивается при ходьбе, а сила его невообразима. Жертвы подскакивали во все стороны так, что после получасового таскания вдоль крепостной стены их тела превратились в сплошное бесформенное месиво из мяса и костей, внушавшее ужас даже мне, врачу.
И мне подумалось — то, что сделали с этими несчастными людьми, немыслимо в Европе. А еще несколько дней назад меня тоже изощренно пытали, но я, слава нашему Господу, остался жив. Ну что ж, это Восток. Как бы ни содрогалось все мое существо при виде подобных вещей, я должен всегда помнить одно, это — Восток! Пусть будет хотя бы слабым утешением то, что у нас подобное невозможно.
Для Айши все кончилось очень быстро: старость и слабость избавили ее от долгих мучений. Несчастный Хайдар долго кричал и вопил бы еще, если бы от удара о землю ему не оторвало нижнюю челюсть с языком. Он испустил дух после того, когда слон в очередной раз прошел мимо крепостных ворот, где мы с месье Бадмашем стояли на некоем подобии возвышения из бамбуковых палок, которое услужливо приволокли разбойники.
Потом трупы отвязали и бросили в канаву под стены крепости на съедение шакалам.
Может быть, месье Бадмаш, этот хитрый азиат, как-то и подозревал мою причастность к бегству русской девушки, но, поскольку я был ему нужен как врач, не подавал и вида? Только как бы показывая — смотри, как я расправляюсь с неугодными, и трепещи!
Не знаю! Не знаю!
К тому же, прямо перед казнью, группа всадников спешно отправилась куда-то. Ее возглавил Мурад — другой помощник месье Бадмаша. Мне ничего не сказали. Боюсь, что они отправились вдогонку за Надиром и мадемуазель. Я так волнуюсь, так волнуюсь! Вдруг их догонят! Это будет ужасно. Я уже видел, на что способен месье Бадмаш.
После казни разбойники устроили шумную пирушку. Я же удалился в свою комнату, сославшись на усталость и сильную жару, хотя месье Бадмаш и приглашал меня. Я перебирал в памяти все события, связанные с нашим заговором, и самые различные чувства попеременно овладевали мною — радость за русскую девушку Дарью, сожаление об ушедшем Надире, жалость к погибшей Айше и отвращение к жестокому афганцу и, не скрою, страх за свою жизнь.
К полуночи вдруг неожиданно поднялась ужасная суматоха и беготня по всей крепости. Ко мне прибежал Али и сказал, что меня вызывает месье Бадмаш.
В его комнате было много разбойников. Они все громко говорили, перебивая друг друга и жестикулируя. Все были очень возбуждены. Месье слушал их и иногда сам что-то говорил.
Потом месье и Али стали мне что-то объяснять. Я понял далеко не все. Однако главное было ясно — сюда идет какая-то армия, и нам всем этой же ночью во избежание неприятностей нужно бежать в Кашмир.
И буквально через полчаса вся банда двинулась по дороге. Мне дали лошадь, нового слугу, молодого парня по имени Фаиз, который взял мои вещи и медицинский сундучок. Месье Бадмаш приказал мне быть подле него».
ИЗ ОГНЕННОГО ПЛЕНА
Жаркий душный день был в самом разгаре, когда группа из нескольких десятков человек, растянувшись длинной нестройной цепочкой по пыльной деревенской улице, через которую проходила падишахская дорога на Дели, свернула по тропе в сторону видневшейся реки Мангли. Времени было достаточно, чтобы выполнить все, что положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39