Предлагаю тебе остаться Великим Моурави, возглавить картлийские войска. Когда пожелаешь, будешь вести завоевательные войны с турками, дабы отогнать их за Черное море… Земля нужна не только глехи, но и князьям, разорившимся в наше время – время кровавых дождей. Думаю, и азнауры, при всей своей доброте, не откажутся пасти коней на отнятых у турок лазистанских пастбищах. И еще думаю, что и церковь, при всей своей святости, поспешит отрезать увесистый кусок от задней ляжки добычи…»Тут «барсы» вновь расхохотались. Дато похвалил Шадимана за доскональное знание дел. Улыбаясь, Саакадзе завивал кончики усов в кольцо. Лишь непримиримый Димитрий возмущенно подскакивал на тахте и вдруг выкрикнул:– Полторы змеи ему на закуску! Моурави будет завоевывать, а князья и церковь раздирать ляжку!– Азнауров тоже решили угощать – сеном!! – буркнул Даутбек.– Азнауры усы будут облизывать, вот Георгий уж их приготовил. Или не видишь, упрямый буйвол, – вскипел Димитрий, обрушиваясь на Даутбека, – куда хитрец гнет плеть?!– Шадиман так расщедрился, словно шах Аббас уже смирился со мною и не требует моей головы. Но ты прав, мой Димитрий, я приготовил усы, ибо предвижу вкусную еду раньше, чем пойду на турок… Читай, Дато.– «…Еще предлагаю тебе звание советника царя в высшем княжеском Совете… И теперь, с божьей помощью и счастьем твоим, приступаю к главному. Ты знаешь, как оскорбил меня Зураб, сперва вымолив в жены мою дочь, княжну Магдану, а затем, нарушив слово витязя, он поспешил из-за тщеславия и выгод жениться на дочери Теймураза – пусть царевне, пусть прекрасной, но мое оскорбление не уменьшилось от его корысти. Напротив, я, охранитель благородства, преисполнен возмущением, растущим час от часу. А оно твердо внушает мне отнять у корыстолюбца незаконно присвоенное им владение. Старший брат его Баадур догадался вовремя сочетаться браком и вовремя убежать от „нежной“ шашки брата. Сейчас он живет у своего тестя, атабага Манучара. Ты дал Зурабу звание владетеля арагвского эриставства, ты обогатил его знанием военного дела, ты спас его голову от турецкого ятагана. А чем отблагодарил тебя твой зять? Поистине чудовищной неблагодарностью! И… вспомни мое предупреждение: не раздавишь его сейчас, он, в угоду Теймуразу, уничтожит тебя. Прекрасная Русудан, дочь доблестного Нугзара Эристави, имеет такое же право, как и Зураб, владеть Арагвским княжеством. Твой красавец Автандил – прямой наследник доблестного Нугзара. Я предлагаю тебе владение Арагвских Эристави. Если пойдешь на мое условие, клянусь и это выполнить…»– Довольно, Дато. Об остальном лично договоримся.– Что-о? Что?! – «Барсы» так и приросли к тахте.– С кем лично, Георгий?! – воскликнул Даутбек.Саакадзе многозначительно молчал, продолжая завивать кончики усов в кольца. Он заметно повеселел, даже, как показалось Дато, помолодел. «Найди способ примириться с Зурабом», – вспомнил Саакадзе совет Трифилия.– Что ты придумал, друг?!– Придумал, мой Дато, выманить Зураба из Телави и заставить его сражаться на полях Картли, подвергнутой сейчас большей опасности, чем Кахети. Эрасти!– Я тут, мой господин! – приоткрыл дверь Эрасти.– Вели седлать трех коней! Для Папуна, Арчила-"верный глаз" и для Элизбара. Пусть выводят коней три телохранителя. Через два часа выедут… нет, через полтора, – это, Димитрий, тебе в угоду.Придвинув нефритовую чернильницу и обмакнув тростинку в красные чернила, Саакадзе углубился в ответное послание Шадиману.«Барсы» тихо вышли. Димитрий никак не мог унять мелкую дрожь и внезапно нашел способ:– Пойдемте, друзья, ко мне, выпьем, иначе я запутаю свой ум в цагах Шадимана.– Думаю, уходить надолго не стоит, Георгий снова не веселый совет позовет.– Э, Дато, пока позовет, полтора бурдюка успеем опорожнить.Посыпав золотым песком последние строки, Саакадзе прочел: "…Большую охрану не советую брать. В такой поездке двое и тысяча одинаково много и одинаково мало. А самое важное – тайное сохранить в тайне. Сейчас выеду в Тбилиси и, как написал, буду ждать тебя в Метехском замке. Договариваться следует лично. Принято не все доверять пергаменту и бумаге. Думаю, и ты не самое сокровенное высказал мне в своем послании. Папуна передаст тебе ферман на свободный въезд в Метехи, якобы как посланника ко мне от светлейшего владетеля Абхазети. Такая мера – для старика Газнели и метехской челяди… В замке полно лазутчиков Зураба, немало и теймуразовских.Что делать, любезный Шадиман, судьба похожа на шахматы, ее ходы неожиданны. Сегодня выиграет один, а завтра другой. Сегодня без моего фермана, увы, не приблизиться могущественному князю Шадиману Бараташвили к замку, где он распоряжался волей двух царей и, скажем, стаей князей. Но, быть может, завтра без твоего фермана веселый Иса-хан захочет повеселиться в моем Носте…"
Дато не ошибся. Прибежал Эрасти, прижимая лоскут к окровавленному лбу: оказалось, спешил так, что налетел на каменный выступ.– Но не в царапине дело, Саакадзе наказал собираться в путь. С Моурави в Тбилиси поскачете. Гость? Еще спит, чтобы его разбудить, надо на него столько же вина вылить, сколько он выпил. Моурави поручил Ростому передать князю, что ответ Шадиману послан, что Моурави выехал на рубеж проверить завалы.
Слева показались матовые купола серных бань, справа – величественные башни Метехского замка, а Шадиман все не верил, что перед ним Тбилиси. Привыкший к созерцанию различных положений белых и черных фигур, как положений, названных Саакадзе ходами судьбы, Шадиман не испытал бы волнения даже при виде разверзшейся земли. Сейчас он волновался, ибо сквозь утрату прошлого остро ощущал зыбкость настоящего… Метехский замок! Здесь он царствовал, здесь кипела его настоящая жизнь! Остальное сон, надоедливый, тягучий сон.«Нет, я не боюсь западни. Если бы Саакадзе захотел, он бы в те дни, когда сильнее царя был, уничтожил Марабду. Багдад брал, в Индию вторгся, трофейные сундуки с драгоценностями на его верблюдах покачивались, в Марабду не сумел бы? Если бы я думал, что не сумеет, не рыл бы столько лет подземный ход в сторону Тбилиси, где, подделавшись под амкара или купца, всегда можно скрыться и потом перебраться в Гурию или Лазистан. И разве лишь для бегства копал землю? Не для воцарения ли Симона? А значит, и князя Шадимана! Слава тебе, святой Евстафий, осталось ждать недолго!..»Но у главных ворот Метехи Шадиману пришлось все же задержаться, пока начальник стражи, подняв ферман на уровень глаз, при свете факела тщательно не проверил подпись Моурави и не разглядел оттиска печати, которую Моурави в виде кольца неизменно носил на пальце. Пытался начальник разглядеть и лицо посланника, но тщетно, – закутанный в бурку и башлык, он был непроницаем. Не узнан был и чубукчи Шадимана, сколько ни пытался разглядеть его сквозь складки башлыка не только копьеносец, но и молодой мсахури, следивший за приехавшими. Больше никто Шадимана не сопровождал. Въехав в ворота, они оставили коней подбежавшим слугам.И тотчас к Шадиману подошел неизвестный ему Эрасти и прошептал: «Прошу, князь».Как знакомо отдаются шаги под мраморными сводами. Мерещатся Шадиману узнаваемые им тени. О превратная судьба, в какой благодатный оазис прошлого привела ты искателя власти!С изумлением, похожим на благодарность, оглядел Шадиман свои покои. Как будто и не уходил: вот и низенький круглый стол с любимыми им, Шадиманом, винами и фруктами. Вот кресло, на котором покоится мутака. Вот на шахматных квадратах вздыбленные черные и белые кони. Вот фаянсовый кувшин с приятными ему пунцовыми розами. А вот лимонное дерево с желтеющими плодами, а на подставке кусок бархата, которым он, Шадиман, обычно стирал пыль с упругих листьев… Не замерло ли так же, как эти костяные кони, вздыбленное время? И не галлюцинация ли его заточение в Марабде, его борьба с мертвыми фигурами?Шадиман переставил черного коня. «Что было неправильного в его ходе? Луарсаб? Баграт? Георгий Саакадзе?.. Нет, ошибка не в этом: Саакадзе прав – измельчали князья… Не в сословии печаль, а в личных выгодах. Мечутся от шаха к Моурави, – он одним пальцем мог их раздавить; кстати, почему не раздавил? – от Моурави к Теймуразу, от Теймураза ко мне, потом к Симону, потом снова к Моурави… Нет, больше не подняться Саакадзе до властителя Картли, упустил час… Странно, почему не захотел присвоить трон Багратиони? Рабы просили, горцы просили, немало князей с ослиными ушами тоже умоляли… Вот в чем неправилен его ход. Я угадал, потому передвигаю белого коня ближе к шаху…» Шадиман обернулся на осторожный стук в дверь.Странная радость охватила Шадимана, он чуть не рванулся навстречу входящему Саакадзе. Миг, и они заключили бы друг друга в объятия, но чувство, похожее на застенчивость, удержало их.«Он откровенно рад встрече!» – не сомневался Шадиман и на боевое приветствие: «Победа, князь!», так же искренне ответил:– Победа, Моурави! Однако, дорогой Георгий, я благодарен тебе за этот мираж.– Шутки сатаны одурманивают путешественника в пустыне, а в царском жилище мираж означает предвиденье.– Но разве ты стремишься превратить мираж в действительность?– Пока не узнал как следует Зураба Эристави, не стремился, теперь, дорогой Шадиман, ты мне голубем кажешься.Оба звучно расхохотались и сразу опустились на тахту, чокнулись серебряными чашами, и полилась живая, звонкая, полная блеска долгожданная беседа.Так, наконец, встретились два закадычных врага, спеша задушевно высказать друг другу все то, что накопилось за срок их долгой разлуки.– Дорогой Георгий, я счастлив, что добрался до умнейшего собеседника! Твое здоровье!И снова залпом осушили серебряные чаши. Шадиман шелковым платком вытер усы и снова до краев наполнил чаши.– И я рад, Шадиман, лично побеседовать с тобой. Твое здоровье!– Ты счастливый, Георгий, одного раскусил; а я, всю жизнь веря, что знаю их, за годы сидения в Марабде убедился в ошибке. И они, любимые тобою князья, в полном неведении о моем презрении к ним.– А мои азнауры не скрывают своей любви ко мне. В этом моя сила.– Пока не достигли власти… Э, не всем полезно золото и власть.– Только князьям?– Только… Ты тоже так думаешь. Какой неограниченной силой ты обладал, когда Кайхосро покорно выполнял твою волю, а почему не изгнал князей и не населил Картли одними азнаурами? Напротив, собрал владетелей, высшую власть им отдал, их женам всячески угождал.– Почему? Потому что сплотить хотел всю Картли перед лицом постоянной опасности. Думал, Шадиман, ты догадывался почему, не раз с тобою об этом беседовал в ночной тиши.– Я, друг, хорошо понял и тебе не раз говорил наедине сам с собою: напрасно стараешься! Я оказался прав, князья доказали тебе, что породу князей не изменишь… Не о них печаль моя, а о сословии. Теперь я знаю, как держать их в повиновении, как заставить беречь блеск княжества, как бороться против азнаурской опасности.– Рассчитываешь, Шадиман, оседлать молнию? Выросли азнауры, в крепкую, буйную силу выросли.– И это для меня не тайна… Когда-то церковь хороший совет давала, как укротить молнию, – жаль, не воспользовался. Теперь применю гром… Но, дорогой, зачем нам портить встречу давним спором, который продлится между нами еще долгие годы? Не оружием, не подвохами – другой силой выполню царскую волю и сломлю тебя! А ты чем?– В единоборстве самое лучшее оружие то, которое попадается под руку. Пока жив, буду искоренять одряхлевшее сословие. Давай выпьем за молодую траву! За весеннее буйство! За солнце для всех!.. Не пьешь?.. Ты прав, не будем портить встречу… Если Картли уцелеет, – она должна уцелеть, – у нас с тобой еще будет много забот. Тем более о другом надеюсь с тобою сговориться.– О чем, друг?– Об объединении грузинских царств и княжеств в одно царство…Долго молчал Шадиман, с наслаждением осушая чашу, не спеша, каплю за каплей. Потом разрезал яблоко на две равные половины и одну из них на кончике серебряного ножа изысканно протянул Саакадзе.– Для такого дела сильный царь нужен.– Найдем.– Может, уже нашел? – Шадиман вспомнил подобный разговор с Трифилием. Почему Саакадзе иронически усмехнулся? Беспокойство нарастало. Нет, ему, князю Шадиману, не нужен царь из врат церкови и из пасти «барса»! Царствовать должен Симон, и над одной Картли! «Никаких новшеств, пока не объединю всех князей в своем железном кулаке».Саакадзе, сдержанно улыбаясь Шадиману, точно поддакивая его мыслям, размышлял: «Нет, породу шадимановскую не изменишь, нельзя открывать все… Пусть, пока не изгоню врага, будет, как они хотят, а потом непременно – как мы хотим». Подняв чашу, Саакадзе добродушно произнес:– К сожалению, дорогой, цари, да еще сильные, не растут на деревьях. Но вы, князья, всегда удачно обходили такое затруднение. Одно время я о Луарсабе думал, но шах только смерти его отдаст. Потом о царевиче Вахтанге, но у него лишь звание – ни головы, ни сердца. Может, ты предложишь?– Предложу… Симона Второго.
Метехский замок погружен в зеленоватую мглу. Как копья стражи, застыли кипарисы. В колючих кустах теряются дорожки. Не по себе чубукчи, он чувствует, что за ним неотступно следит какая-то тень. Он пробует выскользнуть из зловещего сада – тень за ним… На лесенку – и тень туда… Зная хорошо Метехи, он уже собирается взобраться на пятую сторожевую башенку, будто случайно, но его внезапно окликает Дато:– Эй, чанчур, пойдем на балкон роз, тот, что над Курой, там Даутбек ждет, молодость вспомним!– Мне вспоминать рано, еще не состарился, – угрюмо отрезал чубукчи.– Если не состарился, тогда опять запищишь женским голосом – помнишь, как тогда, когда бесновались маски и ты браслет у меня украл?– И это не время.– Э… э, боишься за князя? Ничего, цел будет! Саакадзе змей за куладжей не прячет.Чубукчи испуганно озирался, ему снова почудилась тень, и он приглушенно буркнул:– Как можешь, азнаур, опасные слова бросать? Или здесь все ангелы?– Значит, не пойдешь Курой любоваться? Ну, тогда ступай к шайтану в шарвари, пусть он любуется тобой! – засмеялся Дато и легко поднялся по каменной лесенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103