Давно бы Грузии не стало, если бы мы с древних времен не вели войн против магометан. И сейчас не терпеть, а драться будем. Да живет вечно наша земля!.. Видишь на моей груди звезду? За нее можно взять целый город. Звезду мне подарил в Индии магараджа, их великий князь, за то, что защитил я его семью от озверелых кизилбашей… Да все, что на мне видишь, отдам я за пушки.– О, о! Никак ты свой удел от царя хочешь отторгнуть, что за железо да медь немыслимое богатство отдаешь?– Нет, боярин, мой удел – конь и клинок.– Добро!С любопытством и доброжелательством оглядел Хворостинин дворянина Иверской земли. Бояре, совсем захмелев, не прислушивались к беседе хозяине с грузином.Вдруг Долгорукий ударил кулаком по столу так, что все чары подпрыгнули, завопил:– Я сдвинулся, а ты уже выше меня сел! Толстой, шатаясь, насел на Долгорукого, вцепился ему в бороду:– Твой дед под Калугой конюшни чистил, а мой воеводой в Суздали блистал!Приказав дворецкому нести за собой два кубка, Хворостинин торопливо подошел к побагровевшим боярам:– Царские бояре, еще в аду нассоримся, а сейчас кому чару пить? Кому выпивать?Застучали кубки, закричали Долгорукий и Толстой:– Любо! Любо!С новой силой загудели гудки, зазвенели бубны, закружились скоморохи. Блоха банюшку топила,Муха щелок щелочила,Баба парилася,С полки грянулася!Комарики ух-ух,Комарище бух-бух!.. – Помог бы, да не можно, – тихо проговорил Хворостинин, опустившись на место. – Лес тонок, а забор высок… А речи твои любы мне. Потайно объявляю, как для брата родного: буди воля моя, я бы единым днем пушки поставил пред тобою.– Хвастал Булат-бек, будто привез ковчежец с хитоном господним, да облепят его язык черви! Клянется, в Картли шах Аббас святыню взял. Разве такое допустили бы наши отцы церкови? Обман персы придумали… На вере играют, а хитон подменен.– Ежели во благо Руси, то может оказаться подлинным… – медленно протянул Хворостинин.Дато изумленно вскинул глаза и больше ничего не сказал. Бросив быстрый взгляд на разошедшихся в пляске бояр, Хворостинин совсем склонился к Дато.– Слушай, что сказывать буду. Через неделю воеводствовать на Терки иду. Так вот, слыхал, от твоего стольного города любая весть на добром коне за шесть дней долетит до моего слуха…Третьи свечи догорали в паникадилах. Холопы выводили под руки одних гостей, а других выносили на руках и бросали в рыдваны, в возки, как мешки с овсом. И где-то визжали развеселившиеся боярыни, слышались возгласы: «Благодарю на угощении!» Сенные девушки на руках подносили их к колымагам. А в ногах путались скоморохи, горланили, хрипло выкрикивали: А синица-соколицаНогами-та топ, топ!А совища из дуплищаГлазами-та хлоп, хлоп! Колымаги, рыдваны сопровождала крепко вооруженная охрана. Осторожно двигались по темным улицам. Впереди шли дворовые с фонарями, освещая дорогу.Напрасно «барсы», закутанные в плащи, вскочив на коней, уверяли Хворостинина, что хватит и двух провожатых. Боярин усмехался и снарядил с ними десять стрельцов, вооруженных пищалями.Кони передвигались медленно. Из мрака внезапно выступали перед конями тяжелые решетки из толстых бревен, перегораживавшие на ночь все улицы. Поминутно всадников останавливала стража, преграждая дорогу бердышами.Слегка захмелевший толмач словоохотливо объяснял:– Дело сторожей смотреть, чтобы бою, грабежа, курения табака и никакого воровства и разврата не было и чтобы воры нигде не зажгли, не подложили бы огня, не закинули бы ни со двора, ни с улицы.Неожиданно в смутных бликах фонаря мелькнули две фигуры. Гиви, обладавший зрением барса, увидел, как они прижались к забору, прикрыв головы руками.– Что, они и нас за воров принимают? – обиделся Гиви. – Черти, не видят азнауров с почетной стражей?! – Но на всякий случай нащупал под плащом рукоятку шашки.– Лихих людей по ночам, что желудей на дубу, – общительно продолжал толмач. – Пришельцы из сел, так те больше бояр да купцов пошаривают, а голодные холопы – так те ножом промышляют водку да ржаной с чесноком. А есть и покрепче задор, что бояре кажут. После пира разудалого выйдут на улицу ватагой поразмяться малость, и дай бог помощь. – И, желая вконец поразить грузин, равнодушно произнес: – Надысь в Разбойном приказе допрашивали боярина Апраксина, как он кистенем прохожих уваживал, а он возьми и сошлись на боярина Афанасия Зубова: задор, мол, от него пошел…Где-то совсем близко караульщики предостерегающе завертели колотушками, частая дробь рассыпалась по улочке и оборвалась в темноте.Задумчиво ехал Дато по столь удивительному городу царя московского. За высокими заборами боярских усадеб до хрипоты завывали цепные псы. Башни, стены и стрельни сливались во мгле в одну необычайную кондовую крепость. И перекликались ночные сторожа-стрельцы.– Пресвятая богородица, спаси нас! – нараспев тянул стрелец возле Успенского собора в Кремле. И тотчас ему вторили у Фроловских ворот:– Святые московские чудотворцы, молите бога о нас!И в ответ кричали у Никольских ворот:– Святой Николай-чудотворец, моли бога о нас!И, как эхо в горах, неслась по Китай-городу и по Белому городу протяжно-певучая перекличка:– Славен город Москва!– Славен город Киев!– Славен город Суздаль!– Славен город Смоленск!И громче всех отзывался Кремль:– Пресвятая богородица, моли бога о нас!..Уже чуть бледнело небо, когда Дато и Гиви распростились у ворот Греческого подворья с толмачом и стрельцами, наградив их монетами.Но Дато, несмотря на выпитое, не мог уснуть. Он перебирал разговор с Хворостининым: обещание его туманно, но ясен намек на предстоящую неудачу архиепископа Феодосия.За завешенным окном невнятно слышалось:– Пресвятая богородица, моли бога о нас!.. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ На Неустрашимой горе уже виднелся Ананурский замок. Словно в отшлифованном сапфире, отражалось в Арагви прозрачное небо. И орел, раскинув могучие крылья, парил над ущельем, будто оберегал грозный замок Эристави Арагвских.Каменистая тропа круто свернула влево. С каким-то тревожным чувством подъезжал Георгий Саакадзе к арагвской твердыне. Тут он познал гордую любовь Русудан, отсюда с доблестным Нугзаром и всей семьей отправился в скитальческий путь, изменивший его жизнь и судьбы дорогих друзей…Трудно припомнить: с какого дня, с какого часа начался упадок власти Моурави над князьями?.. С какой минуты, удобной для князей, они стали изысканно благодарить Моурави за обучение чередовых крестьян, вежливо настаивая на сохранении древнего обычая, когда каждый князь самостоятельно вводил в бой фамильную дружину?– Так повелел царь Теймураз, – добавляли они, заметно радуясь, что царь не обманул ожиданий не только кахетинских, но и картлийских тавадов.Трубили разнозвучные роги, пыль клубилась под конскими копытами, и все меньше оставалось на Дигомском поле дружин. Равнодушно покидали глехи знамя царства и, снова нахлобучив войлочные шапчонки, охотно возвращались в родные деревни, где ждали их у очага семьи.Саакадзе окончательно убедился, что властный упрямец Теймураз смертельно боится вновь лишиться короны и, бессмысленно ревнуя народ к Моурави, поддакивает во всем владетелям, добиваясь их поддержки.Только Зураб твердо принял сторону Моурави, Ксанского Эристави и старого Мухран-батони, и благодаря Зурабу не совсем опустело Дигоми. Видно, у владетеля Арагви зрело какое-то решение, недаром он с несвойственной ему торопливостью пригласил Моурави на охоту.И Эрасти тогда показалась странной неожиданная охота, тем более, что из «барсов» удостоились приглашения владетеля лишь Ростом и Элизбар. Поэтому, посоветовавшись с Папуна, Эрасти прихватил Арчила-"верный глаз" в личную охрану, вооруженную до макушки.– Уже было такое, – упрямо твердил Эрасти в ответ на шутки Даутбека: – В Цавкиси тоже князь Шадиман на охоту пригласил, а очутился в Исфахане.– Напрасно сравниваешь, – смеялся Папуна, – то был «змеиный» князь, а Зуреб только коршун.– Когти хищника не слаще змеиного яда, – упорствовал Эрасти. – Обоим лишняя стрела не помешает.Саакадзе не противился, к тому же ему нравился словно в огне выкованный Арчил-"верный глаз", со дня водворения в доме Саакадзе неизменно сопровождавший его.Задумчиво сворачивал Саакадзе с тропинки на тропинку, поднимаясь над ущельем. «Вот еду в гости, – усмехнулся Георгий, – и не знаю, к другу или… но почему я стал все больше прислушиваться к мольбе Зураба помочь ему сочетаться браком с царевной Дареджан?»Моурави порывисто привстал на стременах и невольно улыбнулся: у распахнутых ворот толпилась челядь Зураба. Шумно, как на большом празднике, били дапи, гремела зурна. Перед молодым Джамбазом очутились лучшие плясуны-арагвинцы, на крышах женщины восторженно махали руками. Сопровождаемый пышно разодетыми оруженосцами и телохранителями, вышел Зураб. Он порывисто обнял Моурави:– Наконец, дорогой брат, ты осчастливил посещением мой дом! Э, арагвинцы, благодарите Великого Моурави!И с новой силой взыграла зурна, бухали дапи и мощные раскаты «ваша! ваша!» троекратным эхом отозвались в горах. Эрасти мигнул, и Арчил подал знак охране вплотную приблизиться к Моурави.Но ничего угрожающего заметно не было. Обычный привал, легкий сон, и охотничья дружина Зураба выступила в Медвежий лес.Спешившись на плоскогорье и передав коней конюхам, охотники преодолели колючие заросли ежевики и ломоноса, прошли лес, где вьющиеся стебли дикого винограда оплетали каштан, дуб, граб и карагач; они пробились сквозь густую сеть извивавшегося вокруг стволов смилаха, разрубая сотни гибких зеленых веревок с колючками, острыми, как когти дикой кошки, и углубились в вековые чащи.Здесь, на высоте, царствовали бурые медведи. Виднелись тропы с помятою ими травою, встречались опрокинутые ими пни и камни, попадались муравьиные кучи, разрытые медвежьими когтями.Пять дней в честь Великого Моурави длилась яростная охота. Свистели стрелы, исходили лаем собаки, перекликались рога. С злобным урчанием кидались медведи на охотников, ревели. Сверкали ножи, дым выгонял хищника из дупла, из берлоги. Охотники кидались на медведей.Медвежьи шкуры сушились тут же на деревьях, а под ними пировали охотники, и рядом ворочались на железных вертелах медвежьи туши. Из бурдюков гнали темное вино. По лесу неслись победные песни, где-то в берлогах урчали осиротевшие медведицы. А ночью гроздьями нависали над самыми шатрами холодные звезды, опьянял пряный запах леса и кружились голубоватые светляки. Но задолго до солнца снова гремел рог, поднимались своры собак и беспощадно устремлялись на мохнатого зверя.«Нет, недаром шумит арагвинец, – думал Саакадзе, – надо ждать хитрого разговора», и ничуть не удивился, что Зураб, гуляя с ним вдоль глухой балки, стремился отойти подальше от охотничьего становища. И когда рокот рогов остался где-то справа, Моурави опустился на сломанный бурей ствол.Говорил Зураб долго, с жаром, то убеждая, то умоляя и даже пугая призраками междоусобия.– Подумай, мой дорогой брат, – горячился Зураб, – рушится содеянное тобой. Кахетинцы вот-вот совсем отпадут. А разве лазутчики не доносят о скоплении тысяч сарбазов на картлийско-иранской черте? Пора пренебречь клятвой как верным средством: она мало помогает, в чем ты имел печальный случай убедиться. Необходимо прибегнуть к более сильному средству. Ты, Георгий, уже раз непростительно ошибся и не меня возвел в правители. А что потом? Разве стоило преждевременно водворять на царство Теймураза? Подобно злому ветру, упрямец уничтожил твои труды. Не повторяй, Георгий, промаха и помоги мне приблизиться к кахетинским Багратиони, тем самым ты поможешь и себе.– Но, дорогой Зураб, раньше надо расторгнуть брак с бедной Нестан.– Церковь согласна со мною, – вспыхнул Зураб, – подобало ли княгине Нестан унижаться? Почему самолюбиво не последовала она примеру царицы Кетеван, которая предпочла мученический венец измене церкови? Зачем не вспомнила царя Луарсаба, который даже во имя трона и неземных страданий Тэкле не изменил святой вере? Церковь уже расторгла мой брак с недостойной.– Дорогой Зураб, этот разговор не будет подобен ветру в пустыне. Я обдумаю, как убедить царя Теймураза вручить юную царевну уже возмужалому воину.– Только ты, мой брат, сумеешь найти способ… – И Зураб рассыпался в лести и благодарности.Похлопав по плечу князя, Саакадзе поднялся:– Пойдем, Зураб, новое утро всегда мудрее ушедшего дня.Долго не смыкал глаз в эту ночь владетель Ананури, обдумывая разговор с Саакадзе: не допустил ли он, Зураб, какой-либо ошибки? Нет, он не забыл былых промахов и с первых же дней воцарения Теймураза действовал осмотрительно. Он должен, должен достигнуть задуманного!Вдруг Зураб вскочил, глаза его загорелись, в точности как у медведя, когда, став на задние лапы, зверь силился достать его горло, но тут же пал, пронзенный острым ножом…
Через три дня, проводив Моурави до душетского поворота, Зураб, не возвращаясь в Ананури, круто повернул коня и направился в Сацициано. Он проносился над крутизной и без устали взмахивал нагайкой, точно хотел подхлестнуть само время.Старый Цицишвили при виде Зураба приятно удивился, но, не выдавая своих чувств, покусывал белый ус.– Князь Арагвский, Зураб Эристави, требует тайного съезда высших княжеских фамилий? А кто осмелится протестовать, если дело на пользу княжества?..И Цицишвили еще потчевал Зураба полусладким вином, а его гонцы уже скакали в ближайшие и дальние замки.Вскоре в Сацициано потянулись высшие владетели, надев на великолепную одежду скромные бурки и башлыки. Они явно избегали встреч и осторожно пробирались по лесным и горным тропам.Тайный съезд в Сацициано длился только один день. Спорить было не о чем. Все, все согласны!.. О, еще как согласны!Тотчас после тайного съезда был назначен открытый.В Тбилиси спешно съехались представители всех владетельных фамилий. Совещание шло в зале высшего княжеского Совета, украшенном символической стенописью: Георгий Победоносец в княжеских доспехах пронзает дракона, обвившего огненным хвостом башню замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103