– Похоже, ты была не очень рада.
– Это был ад! – Она нахмурилась. – Я ощущала себя сироткой Энни, которой разрешили заглянуть в кондитерскую лавку. Ты даже не представляешь, какими жестокими могут быть дети. Мой статус был определен с самого начала: несчастная девочка из бедной семьи. Мне все время напоминали о том, чтобы я не забывала свое место.
Она пожала плечами, словно ей все равно, хотя для принца было очевидно, что эти воспоминания до сих пор причиняют ей боль.
– Я не принадлежала к их кругу.
«И ты до сих пор хочешь играть не по правилам. Устанавливаешь нереальные планки, хочешь невозможного. Внешне – жесткая и агрессивная, внутри – беспомощная и уязвимая».
– Когда я попала в Гарвард, мало что изменилось. Поверь, деньги решают все. Я быстро поняла, что сказками на жизнь не заработаешь, поэтому поставила перед собой совершенно другие цели. Я стала лучшей студенткой курса.
П. Т. понимал, в чем причина ее разочарований. Хотя он действовал не столь прямолинейно, но тоже стремился к богатству. Разница заключалась лишь в том, что он не ставил целью навсегда оставаться в этой крысиной гонке, а Синтия, похоже, и не думала о том, чтобы сворачивать с пути.
– Девочки в Сейнт Бриджет могли заставить меня расплакаться, но с тех пор никто не смог бы вызвать у меня слезы, уверяю тебя! – завершила Синтия. – Я очень хорошо усвоила уроки. Заработай много денег, и никто не посмеет посмотреть на тебя сверху вниз. Прекрати мечтать о несбыточном, двигайся к цели с упорством танка, и твои самые смелые планы непременно сбудутся.
– Нет, милая моя, это тупиковая философия.
– Почему? – с вызовом взглянула на него Синтия.
Он с улыбкой посмотрел на нее.
– Ты хочешь, чтобы тебя оценивали по профессиональным успехам. И что дальше? Поверь мне, я долго вращаюсь в деловом мире, и знаю, о чем говорю. Я хочу заработать уйму денег на предстоящих торгах, но мне они понадобятся для осуществления уже совсем других планов.
– Ты хочешь заняться благотворительностью? – с удивлением взглянула на него Синтия. – Ты раздашь деньги бедным?
Он рассмеялся.
– Ну, не совсем. Я хочу развенчать миф о недосягаемом принце. Я осознал, что если имеешь достаточно денег, то можешь позволить себе быть кем угодно.
– Но почему тогда ты критикуешь меня? Мы с тобой очень похожи. И ты, и я выбрали деньги как ключ к успеху.
– Да, но ты хочешь заработать деньги, чтобы обрести статус в обществе. Я же хочу денег, чтобы избежать обязанностей, которые налагает мое положение.
– Я тебя не понимаю.
– Я хочу стать обычным парнем. Жить в маленьком городе с женой и детьми. Хочу, чтобы у меня было двое или трое детей. Хочу играть в бейсбол. Устраивать пикники. Водить большую машину.
– Принц-провинциал, – язвительно заметила она.
– А что в этом плохого?
– Феррама, о чем ты говоришь? Какие пикники, если ты привык есть икру?
– Я могу измениться.
– Ну и парочка! Акула с Уолл-стрит, которая мечтает стать принцессой, и принц, который готов отречься от престола.
Он улыбнулся, наклонился к ней и, не раздумывая ни секунды, скользнул губами по ее устам. Это был даже не поцелуй, скорее мимолетное прикосновение. Но он почувствовал, как кровь застучала в висках. Его охватило волнение.
Она еле слышно произнесла:
– Не надо.
– Я должен, – пробормотал он.
Он и вправду ощущал, что обязан продлить миг очарования. Ему хотелось заключить ее в объятия и никогда не отпускать. Он прильнул к ее устам, демонстрируя свое мастерство искусителя.
Она застонала.
Он ответил протяжным вздохом.
Они целовались долго и страстно. Их поцелуй был не просто слиянием губ. Ими двигал глубокий сердечный порыв. Принц не мог не сознавать, что с ним происходит нечто чудесное.
Впервые за семнадцать лет ему хотелось плакать от… радости.
Она отстранилась и взглянула на него. В ее глазах были слезы, и она снова тихо повторила:
– Не надо.
– Что?
Он хотел целовать ее снова и снова. Ему хотелось любить ее. Но он понимал, что она нужна ему не как любовница, а как возлюбленная. Ему хотелось так многого! Он ласкал ее лицо.
– Не надо заставлять меня возвращаться к детским мечтам.
Он остановился и замер.
– Но я хочу исполнить твои мечты.
– Ты не обманываешь меня?
– Разве у меня дергается бровь?
Она посмотрела на него.
– Нет, никаких признаков лжи, – заключила она.
– И?
Он улыбнулся, заметив, как сосредоточенно она обдумывает ответ. Чтобы не дать ей опомниться, он наклонился и поцеловал ее.
Она ойкнула от неожиданности, пораженная тем, что происходит между ними.
– Я говорю правду, Синтия. Ничего, кроме правды. И я не могу ничего понять, но чувствую, что мы на пороге какого-то важного открытия.
– Я боюсь.
– Испуганная акула? – пошутил он, подумав про себя: «Я тоже боюсь, моя милая. Я очень боюсь».
– Думаешь, что мы проходим через очередной «акт колдовской драмы»? Может, это снова шуточки Элмера?
Он нахмурился. Да, об этом он не подумал.
– Я не знаю. Может быть. Вообще-то мне плевать.
– Что с нами происходит?
Его словно озарило. «Нет, нет, нет!»
– Я думаю… О, бог ты мой! Я думаю, что влюбляюсь.
Вместо того чтобы рассмеяться или ответить очередным язвительным замечанием, Синтия вздохнула.
– Я думаю, что тоже тебя люблю.
Они взглянули друг на друга в полном изумлении. Они не могли не заметить охватившей их тревоги.
– Это ужасно! – воскликнула она.
– Да, – согласился он, хотя он не чувствовал ничего подобного.
Он глубоко вздохнул, как будто сдаваясь на милость чувств. И задал единственно возможный вопрос:
– Ты выйдешь за меня замуж?
Из глаз Синтии, которая клялась «Я никогда не плачу», полились слезы.
– Да.
Глава тринадцатая
Спустя неполных двадцать четыре часа Синтия Кейтлин Салливан и принц Перико Томас де ля Феррама стояли перед преподобным Элмером Пресли, готовые сочетаться узами брака. Они ждали прибытия Наоми и Рут.
Она взглянула на Феррама, облаченного в парадный костюм. Иногда Синтия невольно задумывалась об Элмере. Или должна была бы думать в этой связи о бывшем муже Рут?
Синтия не могла удержаться, чтобы не поблагодарить Феррама за свадебное платье, расшитое золотом. Оно было длиной до пола, строго по фигуре, с более чем глубоким декольте и разрезом до середины бедра. На Ракель Велч оно выглядело бы вполне уместно, но она ведь не Ракель Велч.
Ее жених все еще спорил с Элмером из-за колдовства, жертвами которого они стали. При других обстоятельствах она бы рассердилась, услышав, что ее будущий муле ругается с ведущим церемонии в столь неподходящий момент, но она понимала, насколько он сбит с толку. Она и сама чувствовала растерянность.
– А я тебе говорю, парень, что Большой Отец распоряжается нашими судьбами по своему усмотрению.
– Черт побери! Довольно этой ерунды. Признайся, что ты заколдовал нас.
Элмер часто заморгал, услышав из уст принца ругательства. Он коснулся рукой синяка под глазом, полученного им от П. Т. после возвращения из более чем успешной поездки в Паукипси.
– А я говорю, что не было никакого колдовства. И тем более никто ничего не подсыпал вам в лимонад. Волшебники не работают так топорно, друг мой! – с негодованием воскликнул Элмер. Затем он заметно смягчился и добавил: – Чудеса дарованы нам свыше, дети мои. Никогда не ставьте это под сомнение.
– Единственное чудо состоит в том, что я не убил тебя, хотя у меня были для этого все основания.
– Ты заставил нас влюбиться друг в друга, – добавила Синтия. – Это трюкачество какое-то, честное слово.
Элмер взглянул на нее с нежностью, и его не заплывший глаз затуманился слезами.
– О Синди, любовь – это не карточный фокус. Это настоящее чудо. Твоя бабушка так рада.
– Хм-м!
Возможно, он был прав. Наверняка бабушка сейчас исполняет зажигательный танец на небесах, представляя, как ее внучка вот-вот станет принцессой. Хотя можно ли считать предстоящую церемонию официальной?
– Элмер, скажи мне, на каком основании ты проводишь церемонию бракосочетания?
– Я получил сан в Церкви Короля, – ответил он без колебаний.
Синтия и Феррама обменялись красноречивыми взглядами, в которых читалось: «Полная чушь». Вернее, они оба хотели в это верить. Пока Элмер, Наоми и Рут верили в то, что этот брак законен, путь к свободе для Синтии и принца был открыт. Синтия очень надеялась, что завтра в это время уже вернется на Манхэттен. Она избавится от колдовства. Никаких проблем. Никаких любовных страданий. Она отправится в суд, чтобы разоблачить эту шайку негодяев.
Но сначала она проведет брачную ночь. Уж это-то за все выдержанные испытания она заслужила! Да, она готова подписаться под словами, что любовь к принцу Феррама была для нее источником больших бед.
– Ты уверен, что это не какая-нибудь Преслитерианская церковь? – язвительно заметил Феррама. – Мне кажется, я слышал нечто подобное, когда отмечалась двадцатая годовщина со дня смерти Элвиса. Или, может, речь шла о Церкви Последних Элвисовых Дней?
Элмера словно подменили. Он с вызовом посмотрел на принца. На нем была черная пелерина, из-под которой торчал белый воротник, украшенный стразами (все ради сходства с королем рок-н-ролла!).
– Да, Элвис был королем, – набросился на принца Элмер, – но небесный Король один, и никто не смеет оспаривать его место. Лучше бы тебе помолчать, если готовишься произнести священную клятву! Иначе ты рискуешь навлечь на себя его справедливый гнев.
– Я думаю, он уже наказал меня. Разве я не собираюсь жениться? – парировал Феррама.
Синтия нахмурилась. Она понимала собственные мотивы. Она была согласна использовать принца для обретения свободы, но то, что он проявлял такую несговорчивость, приводило ее в ярость. В конце концов, разве не он первым попросил ее руки?
Да, конечно, предложение было сделано под давлением чрезвычайных обстоятельств. Колдовство приравнивается к особым обстоятельствам, разве не так? Она не сомневалась, что Элмер что-то подсыпал им в напиток. Иначе как объяснить то, что они изображали из себя Элвиса и Анну-Маргарет, ощущали прикосновение чужих рук и видели друг друга обнаженными?! Бог ты мой, и это произошло с ней! Как иначе толковать все происшедшее с ними?
– Я тебе так скажу, наглец и невежа, – продолжал Элмер. – Только Всевышний может превратить осла в породистого скакуна. Поэтому радуйся, что ты попал в число счастливчиков, а не наоборот.
– Ты намекаешь на то, что мне не хватает знатности?
– Нет, я прямо говорю, что ты ведешь себя, как осел, – выпалил Элмер. – Я не заколдовывал тебя, хотя с удовольствием опробовал бы на тебе парочку новых проклятий за то, какую черную неблагодарность ты проявляешь.
– О, я дрожу так, что с меня сейчас ботинки свалятся, – ответил Феррама. – Вернее, свалились бы, если бы хоть кто-нибудь догадался мне их дать.
Он выразительно посмотрел на свои босые ноги.
– Я бы на твоем месте тоже дрожал. Не зли меня!
– И что будет? – грозно отозвался Феррама.
– Пусть дьявол лишит тебя радостей, а в твоей овсянке не будет ни сахара, ни сливок. Пусть огонь в твоей душе никогда не гаснет, так что тебя всегда будет съедать жажда. Пусть у тебя будет зуд, но не будет ногтей, чтобы почесаться. Пусть у тебя вырастет свиной пятак, а рот будет, как у овцы.
– Довольно! – корчась от смеха, воскликнул Феррама.
Элмер, крайне раздраженный, выскочил за дверь, чтобы посмотреть, что могло так надолго задержать Наоми и Рут.
– Нам надо поговорить с глазу на глаз, – сказал вдруг Феррама Синтии.
Она стояла, опираясь на костыль, как на трость. Они стояли уже так долго, что боль в стопе снова дала о себе знать. Синтия тоже была босиком.
Поддерживаемая принцем, она присела на софу. Стоять в таком платье было настоящим испытанием, но присесть так, чтобы не обнажить ногу от бедра, и вовсе оказалось делом безнадежным. Синтия пыталась придержать разрез, но все бесполезно. Более того, Синтия с возмущением заметила, что принц не сводит глаз с ее ног. Он смотрел так, словно готов был съесть ее.
Она должна была рассердиться. Она должна была оскорбиться. Она должна была сделать хоть что-нибудь, но его близость словно притупила все ее инстинкты.
Она знала лишь одно: нет ничего приятнее, чем ощущать себя столь желанной. Да не кем-нибудь, а настоящим принцем!
Если бы она была уверена, что ее влечет к нему, потому что он воплощает ее детские глупые мечты, она могла бы принять это. Если бы она была уверена, что ее влечет к нему, потому что он чертовски красив, она могла бы принять и это. Но Синтия чувствовала, что между ними растет и крепнет связь. Они становились родными друг другу, и это ощущение не могло не пугать ее своей глубиной и серьезностью. Если то, что она чувствовала, называлось любовью, то Синтии не суждено было убежать – как бы она ни пыталась убедить себя в обратном.
Феррама, с трудом подыскивая нужные слова, взял ее за руку.
Ее пульс участился.
Когда принц заметил свежий маникюр и все тот же ярко-розовый лак, которым Рут снова накрасила ей ногти, по его лицу скользнула улыбка, а в уголке его рта появилась ямочка.
Но затем он снова стал серьезен и приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела ему прямо в глаза. Пальцы второй его руки сплелись с ее пальцами, и это невинное прикосновение дарило ей необыкновенные ощущения.
Они смотрели друг на друга, словно желая узнать какую-то тайну. Волшебство окутывало их, как облаком, ограждая от забот и тягот мира.
Принц откашлялся.
Синтия едва заметно вздрогнула.
– Ты знаешь, мы не обязаны идти на это, – сказал он. Он понимал, что брак не должен быть ловушкой, поэтому давал своей будущей жене возможность выбора.
– Нет, обязаны.
Синтия попыталась освободить руку, но он крепко держал ее.
– Наоми ни за что не отпустит нас. Это наш единственный шанс на освобождение. Если ты не хочешь этого, скажи об этом прямо.
– Нет, Синтия, я не ищу повода отказаться от своих слов, – хрипло произнес он. – Больше всего на свете я хочу, чтобы эта церемония состоялась. Честно.
Она зарделась.
– Это не твои слова, а колдовство Элмера. В тебе говорит похоть.
– В этом у меня сомнений нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36