Он бормотал себе под нос что-то насчет того, как его довели до «подростковой фазы». По его словам, именно в том нежном возрасте он последний раз практиковал «секс без секса». Он гордо отказался от предложения высушить шорты феном. Вместо этого он натянул их мокрыми и продолжал разгуливать в них, чертыхаясь и сыпя проклятиями. Она словно не замечала прозрачные трилистники, прилипшие к его узким бедрам и упругим ягодицам.
Она тоже приняла ванну. Нет, скорее, холодный душ. Она не знала другого способа успокоить гормональную бурю. Как она могла поддаться чарам этого прожженного ловеласа?
Конечно, она знала ответ. Именно потому, что он был экспертом в области соблазнения, ему так легко удалось вскружить ей голову. Он был очаровательным, обаятельным… К тому же он был настоящим принцем! Неужели ее мечтам суждено сбыться?
– Где ты научился так танцевать? – спросила Синтия, когда музыка смолкла.
В комнате появилась Рут с подносом, на котором Синтия заметила четыре высоких бокала и графин с холодным лимонадом. Чудесное угощение для июльского вечера!
– Мне кажется, все знают, как танцевал Элвис, – с негодованием воскликнул Элмер.
Синтия хмыкнула.
– Я хотела спросить, как мог принц с Канарских островов знать, кто такой Элвис?
– А ты никогда не слышала о существовании спутниковых антенн? – ответил вопросом на вопрос Феррама, направляясь к телевизору, чтобы приглушить громкость. – Кроме того, моя мать второй раз вышла замуж и переехала в Штаты… в Хобокен.
– Хобокен? В Нью-Джерси?
Синтия почему-то не могла представить принца в Нью-Джерси. Она даже проговорила про себя, словно пробуя слова на вкус: «Принц Хобокена».
– А что, есть еще какой-то Хобокен, кроме того, что в Нью-Джерси? – насмешливо спросил он. – Вообще-то Элвис умер, когда мне было одиннадцать. Я знаю это точно, потому что он умер в день моего рождения, шестнадцатого августа. С тех пор по телевизору в это время всегда крутят его старые фильмы. Кроме того, – он глубоко вздохнул, словно набирался смелости, – я готов признать, что моя мать была фанатом его творчества. У нее были все его записи.
На его лице было написано поистине королевское высокомерие.
– О! – воскликнул Элмер. – Может, они у тебя сохранились?
Феррама пожал плечами.
– Думаю, да. – Он повернулся к Рут. – Ты не помнишь, коробки с записями по-прежнему на чердаке?
Синтия была окончательно сбита с толку.
– Значит, у вас есть дом с Хобокене? Помимо этого замка? А еще дворец на Канарских островах? Наверное, у тебя и вилла на Ривьере есть? И небольшой домик на Беверли-Хиллз? Не говоря уже о Манхэттене. Ничего себе!
– Эй, я ничего не говорил о дворце на Змеином острове, – возразил Феррама. – Я лишь упомянул, что мое княжество располагается на Канарских островах, но о дворце не упоминал ни словом!
– Змеиный остров? Так называется твое княжество?
Этот принц казался ей все более странным.
Он вздернул бровь. Всего раз. Но она обратила на это внимание. Еще Синтия заметила, что принц вздергивает бровь каждый раз, когда сказанное им не совсем соответствует истине. Например, когда делал ей предложение… Она могла поклясться, что заметила перемены в его мимике.
– Ну, на острове были небольшие проблемы с рептилиями, – объяснил Феррама.
Его брови стали домиком.
Элмер застонал и закрыл лицо руками. Она услышала, как он пробормотал:
– Самый глупый принц из ныне живущих!
– О-о, змеи! – поежившись, воскликнула Рут. Что-то не клеилось.
– Но почему в твоем королевстве нет дворца? Далее в Монако, несмотря на крохотный размер княжества, есть чудесный дворец.
– Из-за вулканов, – пробормотал Феррама.
– Я не совсем поняла, – заметила Синтия. Элмер закатил глаза и прошептал:
– О господи! Ну почему я? Почему я?
– Извержение вулкана уничтожило дворец, и у нас пока не было возможности его отстроить.
Феррама по-прежнему дергал бровью.
– На твоем острове есть вулкан? – с подозрением спросила Синтия. – Так вот почему ты не закончил реставрацию этого замка. Все свободные средства ты вкладываешь в восстановление дворца на острове.
– Вулканы! – вдруг заверещала Рут, едва не опрокинув лимонад. – Вы не видели фильм с Томом Хэнксом? Там тоже был вулкан. Я так люблю Тома Хэнкса. Хотя он немного худосочный.
Элмер одобрительно улыбнулся Рут, а затем бросил разъяренный взгляд в сторону принца.
– Вулканы? – Он воздел руки. – Если бы на моем месте была бабушка Синтии…
– Только не это! – закричал Феррама, закрывая лицо руками.
– Она бы сказала: «Слово – серебро».
– Что все это значит? Какого черта?
– Он хотел сказать: «Слово – серебро, а молчание – золото», – объяснила Синтия.
Феррама провел рукой по волосам.
– Вы решили меня доконать своими поговорками. Нельзя говорить на нормальном языке?
– Помолчи, – сказал Элмер.
– Что?
– Советую тебе замолчать, иначе я укорочу тебе язык, – покачав головой, сказал Элмер.
– Хотите лимонаду? – бодрым тоном спросила Рут.
Элмер вдруг бросился ей помогать, поднося каждому бокалы.
– А где твой отец? – продолжила допрос Синтия.
– Я потерял отца, еще когда был в утробе матери, – сдавленным голосом сказал Феррама, элегантно отпивая из бокала.
Она последовала его примеру. Рут была такой же безнадежной поварихой, как и парикмахершей. Лимонад был кислым на вкус. Но Синтия допила его, не сводя глаз с Феррама. Итак, его отца не стало еще до рождения принца. Какая печальная история! Значит, монархия продолжалась по материнской линии? Но почему он не правил? В этой истории оставалось очень много темных пятен.
– Значит, корона перешла к тебе?
– Корона? Какая корона? – Феррама с недовольным лицом допил лимонад (наверное, ему он тоже пришелся не совсем по вкусу), и Элмер что-то прошептал ему на ухо. – А, корона… Да, можно сказать и так. Только мой дядя… Фред… получил ее, так как был прямым престолонаследником.
– Фред? – спросили Синтия, Элмер и Рут в один голос.
– Фредерико де ля Феррама, – уточнил он, – дядюшка Фред. Брат моей матери. Когда отец отдал концы, дядя Фред стал королем. Это и к лучшему, потому что из него вышел монарх что надо. Не то что из меня.
Он промокнул лоб полотенцем, и Синтия не смогла понять, говорит он правду или лжет.
«Отдал концы?» Довольно странно говорить в таких выражениях о смерти собственного отца. Наверное, он намеренно был груб, чтобы скрыть волнение. Мужчины бывают такими неуклюжими.
По крайней мере, она получила объяснение тому, почему Феррама был принцем, а не королем.
– Ты, наверное, числишься в наследниках?
– Может, сменим тему? Я так устал обсуждать это.
– Свадьба состоится в понедельник, после того как я вернусь из Паукипси, – сообщил Элмер, готовя гитару.
– Нет! – в один голос закричали Синтия и Феррама. Элмер пожал плечами.
– Это выше моих сил. Я слушаю приказы с небес.
– С тобой говорит сам Господь? – благоговейно спросила Рут.
– Да, со мной всегда это происходит, дорогуша. И он очень неодобрительно относится к тому, что кто-то ведет себя несерьезно, готовясь к обмену священными клятвами.
Элмер бросил в сторону Синтии и Феррама выразительный взгляд, в котором было написано осуждение. Откуда он все знает? Он подглядывал? Нет, он и Наоми целый день отсутствовали. Скрытые камеры? Нет. Она лично изучила каждый сантиметр комнаты. Но Элмер откуда-то обо всем знал.
И она, и Феррама вспыхнули.
– Послушай, парень, я не хочу жениться, – выпалил Феррама.
«Бог ты мой, теперь он решил сменить пластинку. Немного позабавились накануне, и что же? Он уже берет свои слова обратно?»
– Я тоже не хочу, – отозвалась Синтия.
Она готова была признать, что хоть в чем-то они с принцем достигли согласия. И если намерены отстоять свою свободу, то должны держаться вместе.
– Но вы захотите, – загадочно произнес Элмер, бросив пристальный взгляд на пустые бокалы. – Вы обязательно захотите.
Глава десятая
– Ты ничего не чувствуешь?
– Черт побери, нет. Только эти колючие простыни меня здорово донимают, – отозвался П. Т. с противоположного края их огромной кровати. Он уже успел изучить все складки на постельном белье, потому что проворочался не менее двух часов, тщетно пытаясь уснуть. У него, наверное, скоро зуд начнется в пояснице.
– Привык к сатиновым простынкам, да?
Он про себя перекривил ее. Замечания этой женщины начали донимать его уже давно, и, похоже, она не собиралась униматься. Но он знал, что ее беспокоит то же, что и его самого, а именно намек Элмера при прощании. Их словесная дуэль не прекращалась ни на минуту.
– Только избалованные буржуа привыкли спать на сатиновых простынях. Я предпочитаю обычный хлопчатобумажный комплект, по двести пятьдесят долларов за штуку.
П. Т. не уставал напоминать ей о своих аристократических привычках. Понимая, что не сможет выдержать строгий экзамен по этому предмету, он решил вспомнить то, чему его учил Дик.
– Нам придется довольствоваться тем, что у нас вообще есть хоть какое-то постельное белье.
– Синтия, не нам, а тебе.
В обмен на простыни он согласился прекратить осыпать Наоми проклятиями, что делал, не щадя своих легких, больше часа. Это было после возмутительного разговора с Элмером. К тому времени, когда его сводная сестра все же снизошла до его просьбы, он уже почти охрип, перекрикивая собак, лаявших с ним в унисон. Да и вообще, запас его ненормативной лексики оказался не бесконечен.
Наоми принесла простыни ближе к полуночи. Он вынужден был признать, что она могла бы выглядеть и хуже, ведь своим криком он поднял ее с постели. Всклокоченные волосы, футболка с надписью «Я женщина, так что слушай меня, хорек», пистолет и пиратская ухмылка довершали портрет.
Она принесла совершенно неутешительную новость.
– Можешь поберечь силы. Твой крик все равно никто не услышит. Разве что собаки…
Театральным жестом она водрузила себе на голову огромные наушники.
– О, тогда я начну крушить здесь все подряд. И начну с записей Элвиса. Так что можешь передать Элмеру, что если он не примчится сюда в своих замшевых ботинках, то рискует найти лишь обломки на твоем драгоценном паркете.
Почему он не подумал о таком простом способе добиться своего раньше? Наверняка он уже был бы на Маихэттене.
Наоми только хмыкнула в ответ и направилась прочь. В коридоре она обернулась и небрежно бросила через плечо.
– Напрасно стараешься. Элмер и Рут отправились в Буффало или в Паукипси. Они вернутся только в воскресенье вечером. Он просил передать тебе, что церемония состоится в понедельник в пять, если Бог, святые угодники и пара упрямых глупцов выразят обоюдное согласие. Под упрямыми глупцами он, очевидно, имел в виду тебя и мадам Акулу.
Он услышал, как она снова хмыкнула и, исчезая в темноте, добавила:
– О, и еще! Он просил передать тебе, чтобы ты прислушивался к волшебному голосу. Да, Элмер именно так и сказал.
–. Если он похож на твой, то большей тоски я в жизни не испытывал.
– Спасибо, – отозвалась Синтия с другого конца кровати, возвращая его в настоящее.
Она говорила, словно извиняясь, и он вспомнил, что сам советовал ей быть благодарной за то, что им вообще принесли постельное белье. Но затем она добавила комментарии, которые он посчитал в высшей степени неуместными:
– Хотя это очень здорово, что ты снабдил нас простынями, но все же, полагаю, ты должен спать на полу.
Она повторила свое абсурдное предложение раз десять. Он знал причину ее настойчивости.
– Ты боишься спать со мной в одной кровати, принцесса? Боишься, что поддашься соблазну летней ночи?
– Помечтай! Ничего такого я не чувствую. Элмер, наверное, пошутил. Ха, ха, ха!
Heт, она боялась. И он боялся. А еще он сгорал от любопытства.
– И я ничего не чувствую, если хочешь знать, – солгал он.
П. Т. не знал, хватит ли у него сил провести ночь с такой красоткой, как Синтия, и не коснуться ее. А если впереди у них семнадцать таких ночей? Черт побери!
Он ведь земной мужчина, в конце концов. Пусть он принц… но даже принц не всесилен.
А как же его гениальный план? Отстраниться. Продемонстрировать свою холодность. Полное равнодушие.
– Почему бы тебе не лечь на полу? Все знают, в каких условиях приходится работать трейдерам на Уолл-стрит. Это настоящие бойцы. Я думаю, что тебе это покажется легким неудобством. Я же привык спать так, чтобы лакей всегда был неподалеку. Нет, только кровать. Ни о чем другом не может быть и речи.
– Лакей? Я заметила, что у тебя бровь дергается.
– Ну и что?
– Когда у тебя дергается правая бровь, это верный признак, что ты врешь!
– Неправда! – воскликнул он, потянувшись к лицу рукой.
На всякий случай. Чтобы проверить.
Она рассмеялась, повернувшись к нему. На небе светила полная луна, освещая лицо Синтии. Он заметил десять розовых ногтей-светлячков, но приказал себе не думать об этом, иначе мог бы сойти с ума.
– Хочешь проверим? Какой ты глупый! Скажи мне неправду, и сам убедишься.
– Не знаю, смогу ли я тебе соврать.
«Она считает меня глупым. Ничего себе. Я же говорил Дику, что потерял квалификацию. Если женщина называет тебя глупым, нечего и думать о том, чтобы уговорить ее подписать нужные бумаги».
– Скажи, что считаешь меня самой красивой женщиной на свете, – предложила она.
– Синтия, ты самая красивая женщина из всех, кого мне доводилось встречать, – медленно и с расстановкой произнес он, не отрывая руки от брови. – Видишь, никакого дерганья.
– Может, ты умеешь контролировать этот процесс? – предположила она. – Уверяю тебя, я постоянно замечала, как у тебя в критический момент дергается бровь.
– Я еще и не такое умею, – похвалился он. – Могу показать.
Питер тут же заинтересовался этим предложением, но поник, когда понял, что его инициативу никто не собирается поощрять.
– Я тоже, – зевая, сказала Синтия. Питер снова воспрянул духом.
– Что ты имела в виду?
Наверное, она его не поняла, хотя он бы все равно с удовольствием посмотрел.
– Я имела в виду, что тебе шах и мат, Феррама. Пора спать.
Спустя час Синтия пробудилась ото сна и резко села в кровати. Справа от нее Феррама сделал то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36