— Раздвинь-ка ножки, Ангел.
Он тяжело дышал, чувствуя, нан твердеет у него в штанах. Власть действовала возбуждающе. Она была сильнее наркотика. Испытав однажды власть над другим, хотелось еще и еще.
Медленно, с опаской, Анджела раздвинула ноги. Она облегченно расслабилась, увидев, что, отложив в сторону оружие, он стал раздеваться. Однако Анджела снова испуганно вскрикнула, когда, опять взяв в руки шпагу, он двинулся к ней. Его член торчал как шпага, и она видела, что он затеял с ней патологически жуткую игру, заставляя в страхе гадать, чти он в нее воткнет.
Когда он направил в ее сторону острый конец шпаги, она закрыла глаза и прикусила губу, сдерживая рвавшийся из груди крик. С облегчением почувствовала, что внутрь входит твердый гладкий стержень, но, открыв глаза, увидела, что он перевернул шпагу другой стороной и в нее вошла рукоять.
С поразительной ясностью она поняла, что он хочет унизить ее страхом. Хотя она была актрисой, ей не нужно было преувеличивать ужас, который она испытывала перед этим молодым красавчиком-садистом. Анджела, униженно умоляя, дала ему возможность насладиться властью. Когда она унизилась до положения рабыни, Бернард спустил и, обмякнув, навалился на нее.
Когда в Лэмб-холле получили «Газетт», Тони и Роз встревожились. Они не хотели, чтобы Уотсон и Голдман считали ее погибшей, да и вообще чтобы об этом узнали в свете, иначе как она сможет занять в нем свое место.
Посоветовавшись с мистером Бэрке, они в конце концов состряпали втроем более или менее правдоподобную историю для безотлагательной отправки в «Газетт». Тони лично написала:
«Леди Антония Лэмб благополучно спаслась после того, как ее смыло за борт парусной лодки. Она проведет несколько недель в Бате, чтобы восстановить силы после перенесенных ею тяжелых испытаний. „Газетт“ приносит семье Лэмбов извинения за неудобства, причиненные вчерашним ошибочным сообщением»
Глава 11
За все долгое путешествие на «Красном драконе» Джон Булль и Киринда ни разу не страдали от морской болезни одновременно. Хотя это и не доставляло удовольствия, они безропотно и с достоинством во всем помогали друг другу. Джон Булль, правда, оказался более стойким моряком, нежели Киринда. Та проводила большую часть времени в своей каюте, сожалея, что хозяин в свое время спас ее от сожжения на погребальном костре.
Адам Сэвидж часто заглядывал к ней в каюту, заботился, чтобы она не отощала. Он знал, что лучшей сиделки, чем Джон Булль, ей не найти — сам имел счастье побывать в его руках. Однако когда подошли к Английскому каналу, морская зыбь доконала обоих, и Сэвидж сам оказался в положении сиделки.
Киринда со стоном отвернулась к стене. Она была до смерти расстроена тем, что хозяину приходилось выносить ведро с нечистотами и обмывать ее.
— Киринда, повернись ко мне, — строго приказал Адам.
— Оставьте меня, дайте умереть, — прошептала она.
— Умереть не так-то легко, малышка, — тихо заметил он.
— Я покрыта позором, — захныкала она.
— Нет, ты покрыта блевотиной, но я все смою, не останется и следа. Только подумай, глупышка, сколько раз ты мыла меня. Ты ходила за мной, когда у меня не было сил открыть глаза. А теперь сядь, и я скажу тебе кое-что, чему ты обрадуешься. Сегодня вечером мы будем на суше.
Она стала целовать ему руки. Адам плюхнул в тазик с водой вонючее карболовое мыло и поднялся на ноги. Его темноволосая голова почти касалась бимсов.
— Я хочу, чтобы ты погрызла эту галету и не торопясь отхлебнула этого вина. Клянусь Вишной, твой желудок это примет.
Киринда знала, что ей нельзя пить запретное вино, но она должна повиноваться его приказам. В душе она считала, что ее хозяин — более могущественное божество, чем любой индусский бог или богиня. Открывая дверь, он добавил:
— Скажу еще одну вещь, которая тебя порадует. Сегодня Джон Булль намного зеленее тебя.
Киринда не могла представить безупречного во всех отношениях Джона Булля в таком унизительном положении. И, воспрянув духом, начала прихорашиваться.
В каюте своего слуги он проделал ту же процедуру очищения и омовения, подбадривая Джона Булля разговорами:
— Вот ты и добрался туда, о чем мечтал всю жизнь. Мы в Английском канале. Ты, конечно, будешь стоять у перил, чтобы поскорее обнять землю обетованную, а, Джон Булль? Сдается, что Киринда одолела морскую болезнь. Она, парень, ждет не дождется ступить на английскую землю раньше тебя.
Джон Булль тихо простонал:
— Я в таком состоянии, что вы можете зарыть меня в английскую землю и избавиться от негодного мусора.
— Съешь эту галету и выпей это вино, — наставлял Сэвидж, увязывая в узел грязное белье. Прежде чем Джон Булль успел возразить против спиртного, он добавил: — У Киринды хватило смелости и здравого смысла выпить немного вина, и у нее желудок сразу пришел в норму.
Джону Буллю никак нельзя было потерять лицо, позволив Киринде предстать в лучшем виде, чем он. Пусть это будет стоить ему жизни, но он должен ступить на английскую землю без посторонней помощи.
Уже стемнело, когда «Красный дракон» благополучно пристал к Индийским причалам лондонского порта. На Сэвиджа, собиравшегося сойти на берег, нахлынули воспоминания о прошлом. Больше двенадцати лет прошло с тех пор, как он покинул эти причалы, а здесь все выглядело, как прежде. Правда, у причалов больше торговых судов, а пристань полна моряков всех национальностей из самых отдаленных уголков мира.
С высокой палубы ему были видны огоньки прильнувших н складам таверн, и он невольно отметил, как убого и неопрятно они выглядели. Кругом, как и раньше, валялись пьяные матросы, и, конечно же, как и в ту ночь, когда он отплывал, своим ремеслом занимались проститутки.
Как только спустили сходни, он первым ступил на причал. Нужно было нанять экипаж, чтобы вместе с прислугой добраться до гостиницы в Лондоне. Ему не терпелось пройти пешком по улицам старого милого сердцу города, но он не поддался соблазну. Когда-то он гулял налегке, без всяких пожитков, кроме одежды на плечах. Теперь другое дело. Богатство влекло за собой трезвый взгляд на вещи и определенные обязательства.
Сэвидж нанял меньше других потрепанный экипаж, приказав извозчику ждать у «Красного дракона», судна из Ост-Индии. Вернувшись на борт, отпер в своей каюте шкаф с пистолетами и раздал оружие капитану, первому и второму помощникам.
— Завтра я арендую складские площади. Мне нужно, чтобы у моих ящиков в трюме по правому борту была вооруженная охрана, пока я лично не приду за ними. Эти доки кишат крысами, в том числе четвероногими. Они все равно пролезут на корабль, вы их не удержите, но не подпускайте их к ящикам с чаем и специями. Приманите на борт кошек.
Сэвидж поднял свой дорожный сундук и пошел, громко стуча по пути в двери своих слуг.
— Джон Булль, экипаж давно подан.
Слуга-тамил медленно открыл дверь и величественно выплыл из каюты. Он был в безукоризненно белых одеждах, на голове красовался пунцовый тюрбан с огромным рубином. Киринда тоже выступала по трапу медленно, словно в трансе. Она старательно ставила маленькие ножки, боясь оступиться и упасть. В руках она несла Рупи в клетке из прутьев и ковровый саквояж с одеждой.
— Давай мне птицу, — предложил Джон Булль. С большой осторожностью Киринда поставила саквояж на пол, заложила руку за голову, растопырив пальцы наподобие дурацкого колпака, и закудахтала ему в лицо. Потом, к ужасу Сэвиджа, слуги залились глупым смехом. Не веря глазам своим, он ошеломленно глядел, на обоих. Наконец Джон Булль выговорил:
— Превосходительство… девчонка не умеет пить, — затем, если можно так выразиться, с достоинством кивнул.
«Боже милостивый, — подумал Сэвидж, — оба в стельку пьяны». В этот вечер в отель «Савой» явилась самая удивительная троица, какую там когда-либо видели, и, хотя прислугу отличали безупречные сдержанные манеры, на этот раз все разинули рты от удивления.
Скоро до них дошло, что это набоб с двумя слугами. Хотя мужчина могучего телосложения с вьющимися по плечам черными волосами и ножей цвета тикового дерева записался как Сэвидж, они втайне сомневались, что это белый человек, и окрестили его Индийским Дикарем. Когда он заказал три смежных люкса, ни у кого не осталось сомнений относительно его богатства. Когда его спросили, на какой срок он их снимает, он бросил на вопрошавшего ледяной взгляд своих голубых глаз и ответил: «На сколько надо», сказав этим все и ничего.
Мужчина в тюрбане закрыл глаза в молчаливой молитве, а экзотическая птица в его руках, выбрав из своего словаря доброе старое английское слово, во весь голос заверещала: «Педераст!»
Женщина в изящном сари и добротных английских уличных туфлях, будто прямо из языческого храма. Ее смех нежными колокольчиками отдавался в вестибюле «Савоя».
Джон Булль отпер все двери, соединяющие между собой номера, потому что после просторного бунгало с его защищенными от солнца верандами уставленные тяжелой английской мебелью комнаты казались маленькими и тесными. Адам Сэвидж сел за конторку составить список поручений для консьержа. Джон Булль распаковал одежду хозяина и повесил в шкаф, качая головой по поводу того, что привез только один сундук из дюжины находившихся на борту «Красного дракона».
Все шло хорошо, пока не появилась горничная. Джон Булль взял на себя обязанность иметь дело с английской прислугой. На сгибе одной руки у нее висел набор больших полотенец, в другой она держала три глиняных ночных горшка. Когда она хотела передать их Джону Буллю, он поглядел на нее как на ненормальную.
— Они невыносимы, — твердо заявил он. Она оглядела его с ног до головы, чувствуя, что быть беде, и с вызовом спросила:
— Что вы хотите сказать, «невыносимы»?
— Они слишком велики. Если их налить доверху, то не поднять… потому и невыносимы.
— Если вмещается больше, можно вместить и меньше — ответила горничная, смущенно бегая глазами.
— Мы отказываемся пить из таких больших чашек. Принеси поменьше.
— Чашек? — вскрикнула женщина. — Ну и невежа! Это же ночной горшок!
— Ночной горшок? — тупо повторил Джон Булль.
— Ну, знаешь… куда писают!
Скворец с восторгом ухватился за новые слова.
— Ночной горшок! Ночной горшок! — раздавалось по комнате.
Джон Булль был смертельно оскорблен. Не тем, что обсуждал такие вещи с прислугой, а тем, что его хозяина унижают до такой дикости.
— Здесь нет купальной комнаты? Нет биде? Какая дикость!
— Эй, ты что, считаешь меня тронутой? Паршивый язычник смеет говорить мне, что я дикарка!
Сэвидж услыхал возбужденные голоса. Пришел узнать, в чем дело. Горничная в накрахмаленном сером форменном платье и чепчике была готова грудью встать на защиту родины от этого темнокожего дьявола.
— В чем дело? — с властным спокойствием спросил Сэвидж.
Молоденькая горничная испуганно отпрянула, увидев рослого мужчину с темным грозным лицом. Он привык к тому отвращению, которое иногда вызывало его изуродованное шрамом лицо, и выработал привычку не выказывать своих чувств. Он ругал себя за то, что после стольких лет все еще принимает такую реакцию близко к сердцу.
— Эта женщина обвиняет меня в том, что я ее трогаю, — ответил Джон Булль.
— Сроду такого не говорила! — решительно возразила горничная.
— Да, Превосходительство, я поставил ее в известность, что эти чашки невыносимы. Тогда она научила Рупи говорить «ночной горшок», потом обвинила меня в том, что я ее трогаю.
— Небольшое недоразумение. Спокойной ночи, — с этими словами Адам Сэвидж взял у горничной предметы, из-за которых разгорелся спор.
Когда Сэвидж закрыл дверь, Джон Булль спросил:
— Зачем вы ее отпустили? Разве не ее дело дергать опахало?
— Нет, Джон Булль, здесь нет опахал. В Англии не нужно охлаждаться, здесь нужно согреваться. Я жду консьержа. Проведи его сюда, потом отнеси Рупи в другую комнату и помоги Киринде разобраться на ночь. Потерпи немного, и я закажу ужин.
— Ох, Превосходительство, теперь, когда мы в Англии, я вижу, что для обращения с низшими сословиями мне потребуется много терпения.
— Безусловно, Джон Булль. Им тоже.
Антония в одежде Антони с раскрытой книгой на коленях сидела в комнате Антони. Содержание книги ее не захватило, в голове роились печальные мысли; лишь бы чем-то занять голову и забыть о горе, она снова принималась читать. Несмотря на все молитвы, просьбы и переговоры с Богом, Антони так и не появился.
Его присутствия, присутствия мужчины, так не хватало в Лэмб-холле. Она была равнодушна ко всему, чувствуя себя очень одинокой. Но она была полна решимости оставаться на месте брата. Лучше умереть, чем стать свидетельницей того, как Бернард Лэмб отнимает у нее и Роз их очаровательное поместье.
Стоял прекрасный день, ей хотелось на воздух, но она, вздохнув, снова попыталась сосредоточиться на книге. Потом вдруг швырнула ее через всю комнату. К черту. Когда-то все равно придется появляться на людях. Она избегала всех и каждого из боязни, что откроется обман. И вот наконец теперь она решила, что если хочешь делать дело, то надо вести себя с шиком, ничего не боясь. Самое главное, конечно, это «поза». Приняв нужную позу, можно добиться в жизни чего угодно. Она ни капли не сомневалась в этом.
Раз она оделась для верховой езды, именно этим и надо заняться. Она съездит на фермы арендаторов, посмотрит, в чем они нуждаются. Тони надела перевязанный лентой парик и свеженакрахмаленный шейный платок. Сунув в карманы жилета несколько серебряных монет, захватила плетку брата. В конюшне она чуть не подошла к Венере, но, вовремя вспомнив, приказала Брэдшоу седлать Нептуна.
— Ему надо поразмяться, милорд, — одобрительно заметил Брэдшоу. — А вы проверите новую сбрую, что купили в Рочестере.
Помахивая хвостом, подошел живший при конюшне старый пес. Она хотела уже приласкать его, называя нежными именами, но вспомнила, кто она теперь.
— Привет, старая уродина. Все еще задираешь ногу у каждого столба?
Псу такие грубости явно нравились куда больше, чем сюсюканье, так что она сделала себе зарубку на память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67