Она недоверчиво смотрела на мраморную лестницу, ведущую в комнаты для собраний.Ей страшно хотелось подняться наверх, но она чувствовала себя человеком, вторгшимся в чужие владения. Ей казалось, что она слышит, как дамы-патронессы шипят, выражая свое неодобрение. Она с расстроенным видом повернулась к нему.— Мне здесь не место.Он ничего не сказал, а лишь весело улыбнулся и предложил ей руку. Черпая храбрость в его спокойной, непоколебимой силе, Бел медленно положила руку на его локоть, и он повел ее по прославленной лестнице наверх, куда в течение двенадцати вечеров по средам во время сезона допускались только люди, известные самой незапятнанной репутацией и самыми изысканными манерами.Восхищаясь каждой мелочью, она в то же время чувствовала, что он с любовью наблюдает за ней, хотя утонченная элегантность «Олмэкса» совсем не походила на богатое великолепие Найт-Хауса. Лестница вела наверх, к большому холлу; по обеим сторонам от него располагались комнаты для карточной игры, которые, по словам Роберта, также использовались для ужинов и банкетов, а прямо перед ними находилась святая святых — танцевальный зал.Едва дыша, Бел вошла туда и изумленно огляделась. Танцевальный зал имел в длину около сотни футов, в ширину был вдвое меньше; белый потолок возвышался на тридцать футов. Фриз кремового цвета с обильной позолотой шел вокруг всего зала; стены были бледного серовато-зеленого цвета, и окна огромные, полукруглые, расположенные на равном расстоянии друг от друга. Резные и лепные украшения — медальоны и фестоны — были белыми. У каждой стены стояли скамьи, а в одном конце зала находилось возвышение для оркестра с позолоченной решеткой. Глаза Бел широко раскрылись, когда она увидела музыкантов, вежливо вставших при ее появлении. Бел нерешительно кивнула им:— Добрый вечер.— Добрый вечер, мисс. — Дирижер улыбнулся и весело поклонился Белинде. — Не желает ли молодая леди послушать какую-то определенную вещь?— Благодарю вас, играйте то, что всегда играете.И она повернулась к Роберту с изумленным видом, а оркестранты сели и взялись за свои инструменты, и звуки очаровательного дивертисмента наполнили огромный зал. Бел громко рассмеялась. Она поворачивалась во все стороны, испытывая необыкновенную радость. В зале были огромные зеркала, сверкающие люстры и две статуи в рост человека, которые держали канделябры.— Мне просто не верится, что вы сделали это для меня, Роберт. Это самый замечательный подарок на свете!— Я помню, с какой грустью вы говорили об этом старинном заведении, когда мы с вами впервые гуляли в Гайд-парке. И потом, мне хочется, чтобы эта ночь стала для вас незабываемой, — сказал он низким голосом. Он поднес к губам ее руку и поцеловал. — Мисс Гамильтон, не окажете ли вы мне честь танцевать со мной?Глаза ее засияли как звезды.— Ах, любезный сэр, я должна спросить разрешения у сопровождающей меня дамы! — пропела она, изображая барышню, впервые оказавшуюся на балу.Он рассмеялся и вывел ее на середину огромного танцевального зала с великолепной акустикой. Оркестр заиграл вальс.Они встали лицом друг к другу. Он поклонился, она присела в низком старательном реверансе. Оба с трудом скрывали улыбки..
Они танцевали до тех пор, пока весь мир не начал кружиться вместе с ними. Они выпили бутылку прекрасного шампанского и снова танцевали, они кружились по сверкающему паркету и не могли остановиться. И вот наконец, прервав танец, Роберт привлек Бел к себе, взял ее за подбородок и медленно приблизил к ней губы.Бел закрыла глаза, обвила руками его шею и втянула в себя его язык, жарко, ласково, призывно. Ее пальцы в перчатках пробежали по его волосам.Голова у нее была легкой, кровь горячей, и казалось, что прошло лишь несколько минут, а они уже снова оказались в Найт-Хаусе. Они шли по коридору к ее комнате, то и дело целуясь и останавливаясь, чтобы насладиться прикосновениями друг к другу. Перчатки она давно сняла. Галстук его развязался.Не прерывая поцелуя, он ощупью нашел дверную ручку и открыл дверь, увлекая за собой Бел. Она впорхнула вслед за ним в спальню, все время страстно целуя его.Лунная дорожка вела прямо к ее кровати с бархатным пологом, но они помедлили у двери. Бел прижала к ней Роберта, и он пошире расставил ноги, а она стала между ними, потому что от его поцелуев ее охватило дерзкое нетерпение.— На вкус вы как шампанское, — сказала она, а потом опять страстно поцеловала, проводя языком по его сладостному языку. Она сняла с него галстук и принялась расстегивать пуговицы на жилете.Он сунул палец за вырез ее платья и стянул его вниз, коснувшись сосков.— Ах! — выдохнула она, чувствуя, как мгновенно затвердели соски.Он нежно погладил ее по шее, подбородку, коснулся губ. Она закрыла глаза и схватила губами кончики его пальцев, целуя и посасывая их расточительно-ласково. Он смотрел на нее, и дыхание его в темноте становилось все преры-вистее.Свободной рукой он обхватил ее бедра и привлек к своему крупному дрожащему телу. Она ощутила его твердую пульсирующую плоть и поняла, что он сдерживается из последних сил. Ей было приятно, что он так покорен, что разрешает ей поступать так, как она хочет. Совсем осмелев, она схватила его рукой. Он со стоном откинул голову.Ее рука скользнула вверх, по плоскому животу, по груди, по шее… Она посмотрела на него и увидела в его глазах восторг.— Пойдемте, вы научите меня наслаждению, как обещали, — прошептала она, — потому что я жажду научиться.Его улыбка была так соблазнительна, что все тело ее охватила дрожь.Он направился к кровати, ведя ее за руку. Она присела на краешек и стала ждать. Хоук наклонился, поцеловал ее так, что у нее захватило дух, и отодвинулся с учтивым поклоном, чтобы зажечь свечи.Это вызвало у нее улыбку — она почувствовала заботу о себе. А он зажигал все свечи, какие только были в комнате. Спальню озарил теплый оранжевый свет от канделябра, стоявшего на камине, тонкой свечи на туалетном столике и еще одной — на маленьком столике у кровати. И тогда Роберт снова подошел к ней, ласково улыбаясь в низком интимном свете пламени, который таинственными тенями обрисовывал любимое ею лицо. Став перед ней, он медленно стянул с себя фрак и бросил его на пол. Восхищенный взгляд Бел пробегал по его широким плечам, мощной груди, узкой талии.Он сбросил с себя жилет и рубашку и остался в одних панталонах. Бел гладила и целовала бархатистую кожу на его груди и животе. А он наслаждался ее ласками.— Вы… замечательный образец настоящего мужчины, Хоуксклиф.Он тихо засмеялся, схватил ее за руки. Пальцы их переплелись, он наклонился и поцеловал ее. Долго они стояли так, держась за руки и целуясь.— Я хочу видеть вас, — прошептал он наконец.Она зарделась, но покорно повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул ей платье и расшнуровал корсет.Он осторожно спустил платье с ее плеч и провел руками по обнаженной коже. Она содрогнулась от желания, когда он начал гладить ее бедра и целовать живот, оттянув вниз резинку панталон.Он поднял ее на руки и отнес на кровать. Но только он собрался лечь рядом с ней, как она вывернулась из его объятий и опустила ноги на пол.— Одну минуту, — шепнула она. — Мы ведь не хотим, чтобы вы случайно стали отцом.И она направилась к китайской ширме, чтобы приладить маленькую круглую губку с ниткой, как ее учила Харриет, но Роберт остановил ее, легонько коснувшись запястья.— Разве это так уж плохо? — спросил он, глядя ей в глаза. У нее перехватило дыхание.— Н-нет.Взволнованная, она снова легла в кровать.— Я люблю вас, Белинда, — прошептал Роберт, целуя ее в шею.Охваченная удивительной радостью, она ответила, что тоже любит его, и прижалась к нему разгоряченным телом. Он начал целовать ее нежно и страстно и, осторожно раздвинув ей ноги, заполнил ее собой.Он поцеловал ее в губы и ласкал до тех пор, пока они не достигли апогея. Только тогда он остановился, задыхаясь.— Господи, я люблю вас, — изумленно проговорил он, как будто только сейчас это понял.— Я тоже люблю вас, Роберт, — прошептала она, целуя его в лоб. — Я тоже люблю вас. Глава 18 Два дня они ехали по Большому северному тракту через графства, где славно зеленели фермерские поля, где огромные баржи везли грузы по каналам, где белые дымы вырывались из горловин печей для обжига керамических изделий. Близилось время сбора урожая, и на полях, похожих на лоскутные одеяла, дозревали ячмень и пшеница.Погода держалась хорошая, дул приятный ветерок, над головой раскинулось ярко-синее небо; кони милю за милей одолевали превосходные, мощенные щебнем дороги, и поэтому бесконечная езда в дорожной карете Роберта доставляла Бел даже удовольствие.Когда они въехали в старинный город Йорк, где должны были провести вторую ночь своего путешествия, свет позднего лета еще играл золотыми блестками на речке Уз. Они взяли с собой Джасинду и Лиззи и пошли по улице поразмять затекшие ноги. Увидев огромный средневековый собор, они остановились им полюбоваться.Но к сожалению, девушки раскапризничались, и им пришлось отправиться в придорожный трактир на площади Хай-Питергейт.Чудесный ужин, который Роберт велел подать им в их комнаты, состоял из горячих деревенских пирогов и йоркширского пудинга. Бел с удовольствием смотрела, как Роберт ест, запивая еду добрым темным элем. Казалось, чем дальше они отъезжают от Лондона, тем он становится оживленнее и веселее.После сытной деревенской трапезы Джасинда обняла на прощание Бел и Роберта, а Лиззи скромно присела в реверансе. Девушки ушли в свою комнату, а Роберт, поставив на стол горящую свечу, увлек Белинду в постель. Она легла, крепко прижавшись к нему, улыбаясь при мысли о том, как быстро сумела преодолеть свои страхи.Утром они встали отдохнувшие и продолжили свое путешествие на запад по йоркширским долинам и задумчивым вересковым пустошам. К концу дня усталые лошади доставили их в графство Уэстморленд.— Мы, кажется, попали в Шотландию, — заявила Бел и этим весьма оскорбила его светлость и Джасинду. Она засмеялась при виде их негодования, а они заверили ее, что она еше не видела самого красивого пейзажа в мире.
— Даже известный художник, мистер Констебл, так говорил, — похвасталась Джасинда.Весь третий день они ехали среди холмов, долин и сверкающих под солнцем озер. Бел казалось, что воздух пропитан волшебством, а зелень на холмах слишком яркая, и у нее от недоброго предчувствия заныло сердце.Бел наслаждалась тишиной и сказочной красотой этих мест и вдруг поняла, что именно здесь настоящий мир Роберта, что его стихия — не напыщенный парламент и роскошный Найт-Хаус, не людные улицы Лондона, где невозможно скрыться от зорких взглядов толпы, а эти вольготно раскинувшиеся холмы, голубые небеса и неприхотливые деревенские жилища.И когда на закате они подъехали к Хоуксклиф-Холлу, ярко освещенному огнями, Роберт показался ей воплощением хозяина замка. Они долго любовались открывшимся перед ними видом.Казалось, Хоуксклиф-Холл существует вне времени и пространства, и Бел снова вспомнила, как наутро после дуэли Роберт прошептал ей: «Оставайтесь навсегда». Впервые с тех пор, как он произнес эти слова, у нее появилось время обдумать, что он имел в виду. «Навсегда» не могло быть праздной фантазией для того, кто обитает в замке, простоявшем не одно столетие, думала она. На мгновение ее уверенность пошатнулась: несмотря на свою романтичность, соглашение между ними временное. Разве не так?— Вы не говорили мне, что живете в настоящем… замке, — восхитилась Бел, окидывая удивленным взглядом серо-коричневые каменные стены, окружающие величественное сооружение.Роберт посмотрел на нее с улыбкой. В небе раздался торжествующий крик ястреба. Бел взглянула на величественную птицу, загородив рукой глаза от солнца.— Какой он красивый!— Им здесь хорошо. Если вы любите ястребов, я покажу вам клетки, где они содержатся. Пойдемте. Я не был дома целую вечность.Бел была заинтригована. В Лондоне он казался ей типичным светским человеком, всемогущим, богатым, влиятельным, обладающим неограниченной властью, — человеком, чей врожденный аристократизм и дипломатичность помогали ему претворять в жизнь его благородные идеи. Но здесь, в доме его предков, она увидела в нем сильного, грубого воина, вождя клана в расцвете своей мужественности. Не бывает замка без дракона. К такому выводу пришла Бел, когда неожиданно столкнулась в коридоре со сварливой экономкой — миссис Лаверти, но на сей раз она преисполнилась решимости не дать этой особе себя запугать.Внутри Хоуксклиф-Холл представлял лабиринт гулких коридоров, закоулков и ниш. Нетрудно было вообразить, как Роберт с братьями играли здесь в прятки, когда были детьми. Джасинда взволнованно рассказывала ей о привидениях, обитающих в замке, а Роберт повел ее на экскурсию по своему причудливому, странному, волшебному дому.Склонность их матери к раззолоченному легкомысленному стилю рококо преобладала над более старым, темным и скромным стилем короля Якова, и все это было заключено в средневековую оболочку.Джасинда едва сдерживала восторг, бросаясь то туда, то сюда, прикасаясь к любимым вещам и заново знакомясь с ними. Там был Венецианский салон, Китайская гостиная, танцевальный зал и бильярдная, и на всем лежала печать декора, навеянного Версалем и любимого герцогиней Джор-джианой.Из современной новой части замка, светлой и со вкусом обставленной, можно было попасть в старую сумрачную галерею-столовую с огромным обеденным столом. Самыми древними помещениями в замке были просторный зал и комнаты с гобеленами.Осмотрев замок, они вышли на усыпанный гравием двор, и Роберт показал Бел часовню, помещения для слуг, контору управляющего и каретный сарай, а также огромные конюшни и клетки с соколами, расположенные в некотором отдалении.Джасинда и Лиззи побежали к конюшням взглянуть на своих любимцев, а Бел и Роберт пошли к дому.— Ваш замок, Роберт, просто чудо, право же, чудо! Это иллюстрация к романам Вальтера Скотта, — говорила она, покачивая от изумления головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38