— По-моему, достаточно, — тихо, но тоном, не терпящим возражений, сказал он. — Ты слишком долго мучила себя, — И добавил:
— Да и меня тоже.
Из груди Синтии вырвался странный стон, и она покачала головой:
— Ты не понимаешь…
Что ж, это было правдой. Он не понимал.
— Давай сядем.
Она не сопротивлялась. Он подвел ее к стоявшей у стены банкетке, и они сели. Она прислонилась к нему, будто признавая свое поражение.
— О, как это ужасно! — Казалось, она говорит сама с собой. Ее голос был почти не слышен. — Что мне делать?
— Думаю, тебе надо выйти за меня замуж.
Ему следовало бы хорошенько себя пнуть, прежде чем открывать рот. Но он не мог вести себя сдержанно. Его душа пела от радости. Он обнимал Синтию, и было совершенно не важно, почему и каким образом это случилось. Он был опьянен счастьем.
Однако его скоропалительное предложение не произвело впечатления на Синтию. Она не выразила негодования, но и не подставила лицо для еще одного поцелуя. Она просто сидела, и было похоже, что она вообще не слышала что он сказал. Потом она вздохнула.
— Нам пора возвращаться.
— Нет, не пора, — твердо заявил Дерек. — Ты не можешь вот так просто проигнорировать предложение выйти замуж.
Признаю, я его сделал не так, как полагается. Но слова были сказаны. На них нужно ответить.
На ее губах появилось бледное подобие улыбки.
— Я не была уверена, правильно ли я их поняла. У меня какой-то туман в голове.
— У меня вообще-то тоже. — Он выпрямился и, взяв ее за плечи, повернул к себе. Выражение ее лица было печальным, в глазах затаилась грусть. Сердце Дерека дрогнуло. С безудержной нежностью он обхватил ладонями ее лицо. — Но с каждой минутой мое сознание все больше проясняется, — прошептал он взволнованно. — Синтия, я люблю тебя.
Она вздрогнула. В глазах промелькнул страх.
— Нет!
— Да! — Он был в этом совершенно уверен. — Я не понимаю почему, но я люблю тебя.
— В таком случае ты должен забыть об этом. Должен перестать любить меня, — тусклым голосом повторила она. — Так же, как и я вынуждена прекратить думать о тебе. — Она посмотрела ему прямо в глаза и попыталась улыбнуться. — Думаю, это будет не так уж трудно. Мы ведь совсем не знаем друг друга. Наши пути никогда не пересекались. Мы можем каждый жить своей жизнью и никогда больше не вспоминать друг о друге.
По ее глазам он понял, что она говорила серьезно. Нахмурив брови, он попытался ее разубедить.
— Все, что ты говоришь, — вздор. Я знаю, у нас не было шанса как следует познакомиться. Но то, что внезапно произошло между нами, — реально. Мы не можем это отмести.
Не можем притвориться, что этого не было.
— В таком случае мы должны это забыть.
— Я пытался это сделать в течение трех лет, — с непривычным для себя пылом воскликнул он. — А ты — разве нет?
Она закрыла глаза, чтобы он не увидел, как ей больно.
— Да, — прошептала она, опять вздохнула и устало потерла лоб. — Во что я превратила свою жизнь…
В конце коридора открылась дверь, осветив их убежище. Леди Баллимер, вглядываясь в темноту, держала над головой лампу. Увидев сидящих в темноте бок о бок Синтию и Дерека, она всполошилась.
— Синтия, тебе плохо?
Дерек вежливо встал.
— Я нашел ее здесь минуту назад. Она стояла, прислонившись к стене. Я решил, что она должна сесть. Но сейчас, по-моему, ей уже лучше.
— Да, — чуть слышно произнесла Синтия. — Благодарю вас, мистер Уиттакер. — Она позволила ему помочь ей подняться.
— Боже милостивый. — Леди Баллимер с подозрением смотрела то на бледное лицо Синтии, то на Дерека. — Боже милостивый, — повторила она и взяла дочь за руку. — Моя бедняжка. — Она потрогала тыльной стороной ладони лоб Синтии, чтобы убедиться, что он не горячий. — Я уже днем заподозрила, что ты не совсем здорова.
— Просто немного болит голова, мама. Мне, наверное, лучше подняться к себе и лечь.
— Конечно, любовь моя. Так и сделай. — Леди Баллимер оттащила дочь от Дерека, а потом взглянула на него через плечо. Ему показалось, что температура в коридоре упала не менее чем на десять градусов. — Я бы попросила вас, мистер Уиттакер, извиниться за нас перед остальными.
Дерек склонил голову:
— Разумеется. Надеюсь, что утром леди Синтии будет лучше.
— Я уверена, что завтра я буду чувствовать себя как обычно, — без всякого выражения сказала Синтия.
Дерек понял намек. Чувствовать себя лучше и как обычно не обязательно означало одно и то же. В смятении он смотрел, как дамы направились к лестнице. В одной руке леди Баллимер высоко держала лампу, а другой крепко обнимала за талию Синтию, направляя ее шаги.
Как странно. Он признался в любви, и ему было сказано, что его любовь не осталась без ответа. Это должно было бы вселять радость и надежду. Однако он ощущал смутное беспокойство. Ему не понравилось, с какой покорностью Синтия позволила матери увести себя. В этом было что-то слишком пассивное и безличное. Что-то, не предвещавшее ничего хорошего. Он был в этом уверен.
Он смотрел, как Синтия поднимается по лестнице, как шаг за шагом все больше отдаляется от него. С нею исчез и свет, и Дерек оказался один в коридоре, показавшемся ему еще более темным и холодным.
Глава 7
— Выпей свой шоколад, любовь моя.
Леди Баллимер, шурша халатом, опустилась в кресло на длинных тонких ножках, стоявшее у окна в спальне Синтии. Утреннее солнце проникало из-за ее спины в комнату, освещая нестерпимо ярким светом кровать Синтии.
Синтия прикрыла глаза рукой:
— Какое сегодня ослепительное солнце! Мама, не могла бы я попросить тебя…
Леди Баллимер немного помедлила, постучав длинным ухоженным ногтем по подлокотнику.
— Ладно, — наконец сказала она, встала и с видимым неудовольствием задернула занавески. — Хотя мне кажется, что солнце тебе не повредит.
Синтия почувствовала, что одержала пусть маленькую, но победу. Она определенно оказалась бы в проигрыше, если бы ей пришлось, ослепленной ярким светом, смотреть в лицо матери, остававшееся в тени. Она откинулась на высоко взбитые подушки и стала послушно пить маленькими глотками шоколад из крошечной чашки.
— Спасибо, мама.
Леди Баллимер вернулась в кресло. Теперь, когда в глаза Синтии больше не бил яркий свет, она увидела, что ее мать была явно взвинчена, что с ней случалось крайне редко.
Когда она заговорила, ее голос был напряженным.
— Надеюсь, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать?
— Да, мама.
— Рада это слышать. — Ее ноготь снова ритмично застучал по подлокотнику. — Вчера ты меня огорчила.
— Мне очень жаль, мама. Но ничего страшного не произошло. Мне просто было немного не по себе.
— Вчера меня обеспокоила не только твоя головная боль.
Если ты действительно чувствуешь себя лучше, я считаю своим долгом с тобой поговорить, хотя и не решаюсь выразить свои опасения словами, Синтия. Надеюсь, что я ошибаюсь, Очень на это надеюсь.
Синтия почувствовала, как ее сердце учащенно забилось, Начинается. Она промолчала и упорно не сводила глаз с чашки с шоколадом, следя за тем, чтобы с ее лица не исчезло выражение покорности.
— Мне показалось, что мистер Уиттакер за то короткое время, что он здесь…Я просто не знаю, как лучше выразиться… Он не то чтобы позволил себе какие-либо вольности. Я по крайней мере на это надеюсь.
Леди Баллимер умолкла, но вопросительно подняла бровь.
Она практически ждала от Синтии, что та либо подтвердит, либо опровергнет подозрения матери. Поскольку Синтия не ответила, леди Баллимер помрачнела.
— Что ж. Как бы то ни было, мне кажется странным, что за какие-то несколько часов своего пребывания в Оулдсм-Парке ему удалось, во-первых, посадить тебя в седло впереди себя, а во-вторых, уединиться с тобой в темном коридоре. Очень странно, ты не находишь? — Так как Синтия все еще не проронила ни слова, тон леди Баллимер стал резким. — Я надеюсь, Синтия, что ты развеешь мои сомнения и убедишь меня в том, что эти два случая были простым совпадением.
— Они и были совпадением, мама.
— И они были совершенно безобидными?
— Да, мама.
— Он не позволил себе ничего неприличного?
Он и вправду ничего себе не позволил. Это она позволила, притом очень даже охотно.
— Ничего, мама.
Леди Баллимер была явно не удовлетворена ответом дочери.
— Разумеется, я должна поверить тебе на слово. — Леди Баллимер раздраженно поджала губы.
— Спасибо, мама.
Робость Синтии не произвела наледи Баллимер желаемого впечатления. Напротив, она казалась обеспокоенной еще больше.
— Синтия, мне бы хотелось, чтобы ты была со мной откровенна. — Леди Баллимер сжала перед собой ладони, как будто умоляя дочь. — Мы с тобой уже говорили на эту тему.
Мне казалось, что ты поняла, что мы не можем себе позволить вывозить тебя в свет в Лондоне сезон за сезоном без всякого результата. Совершенно необходимо, чтобы ты вышла замуж в этом году.
— Я это знаю, мама.
— Превосходно. Следовательно, ты знаешь, что мы должны заботиться о твоей репутации. Тебе необходимо избегать ситуаций, которые могли бы бросить тень на твое поведение.
Даже малейший слух может оказаться для нас роковым.
Синтия чуть было не поперхнулась шоколадом. Она осторожно поставила чашку на блюдечко и еле удержалась, чтобы не рассмеяться.
— Мама, тебе не кажется, что об этом уже поздно беспокоиться? Про меня уже столько лет ходят самые нелепые слухи. По-моему, с тех самых пор, как меня впервые вывезли в свет.
— Те слухи, о которых ты говоришь, рождаются от обыкновенной зависти, моя дорогая. — Леди Баллимер презрительно фыркнула. — На них не стоит обращать внимания.
Такая красавица, как ты, всегда оказывается в центре внимания. Я опасаюсь не этих слухов. В глазах мужчин они даже добавляют тебе интереса.
— Тем не менее эти слухи невыносимы, — тихо, но твердо отреагировала Синтия. — И, ты уж меня прости, мама, я не согласна с тем, что они были пустой болтовней. И тем более что их источником была зависть или ревность.
— Что ты имеешь в виду, детка?
— Сначала я это не поняла. Все эти перешептывания за моей спиной и то, как на меня смотрели. Я не знала, что я такого сделала, чтобы навлечь на свою голову всеобщее осуждение. Но теперь, когда я уже столько лет выезжаю в свет, я поняла, какими неуместными и неразумными были некоторые из наших действий, мама.
Леди Баллимер беспокойно заерзала в кресле.
— Ерунда. Не пытайся переменить тему, Синтия. Мы говорим о мистере Уиттакере. Я предупреждаю тебя — держись от него подальше.
Блюдце начало дрожать в руке Синтии. Она поставила его на столик возле кровати, прежде чем мать заметила ее волнение. У нее вдруг появилось желание — в порядке исключения — высказать матери все, что она думала. Но посмеет ли она? Мать попросила ее быть с ней более откровенной. Прекрасно. Она попытается хотя бы слегка приподнять завесу и посмотреть, понравится ли это леди Баллимер.
— Я вовсе не пытаюсь переменить тему. — Не надо вести себя вызывающе, предупредила она себя. Возражать матери — все равно что гладить против шерсти. — Мы говорили об опасности слухов. Ты предупредила меня, что я должна избегать, как ты выразилась, даже намека на неприличие. — Синтия сделала глубокий вдох. — А я хочу сказать, что, по моему мнению, мы не раз давали повод для таких намеков все эти три года. И особенно во время моего первого сезона.
Леди Баллимер в недоумении посмотрела на Синтию:
— Ради Бога, о чем ты говоришь?
Синтия изо всех сил старалась унять дрожь. Ее так давно беспокоило то, о чем она собралась сказать! Настало время высказаться! Она должна произнести это вслух. Как это по-детски и какая трусость так бояться вызвать недовольство матери!
— Мама, — нерешительно начала она, — я понимаю, что заставило тебя вывезти меня в свет, когда мне исполнилось семнадцать лет. Я прекрасно представляю себе наше финансовое положение. Однако, оглядываясь назад, я думаю, было ошибкой так часто наряжать меня в платья из кисеи и шелкового газа. Я должна тебе сказать, что многие платья, которые ты для меня заказывала, были нескромными. Почти неприличными.
Леди Баллимер на минуту лишилась дара речи.
— Тогда была такая мода, — наконец проговорила она.
— Но не для очень юных девушек.
Растерянность леди Баллимер, однако, очень быстро прошла. Она уже овладела собой и отмахнулась от замечания Синтии.
— Моде надо следовать всегда. А ты что, хотела, чтобы я одевала тебя как неряху? Вряд ли. Можешь мне поверить, любовь моя, твоя невинность была вне всякого сомнения.
И ты вела себя безупречно даже в тот первый сезон.
— О, я была просто образцом! Мое поведение было настолько продумано, что меня прозвали Снежной королевой, — полным сарказма тоном сказала Синтия. — Ты наверняка слышала это прозвище.
Леди Баллимер улыбнулась с довольным видом.
— Да, пару раз оно доходило до моих ушей, — призналась она.
— Я довольно быстро освоилась с этой маской, частично потому, что была еще ребенком и чувствовала себя неуверенно, но главным образом из-за того, что хотела защититься от того впечатления, которое производили мои наряды.
— Боже! — снова фыркнула леди Баллимер. — Сколько шума из ничего! Это прозвище не нанесло тебе никакого вреда. Любовь моя, сейчас я могу признаться, что выбор стиля твоих платьев был тщательно мной продуман. — Леди Баллимер выпрямилась в кресле и оживилась, поскольку разговор коснулся ее любимой темы. — Я считаю, что мой выбор был правильным. Сочетание нордического цвета твоих волос и кожи, твоей необыкновенной красоты, откровенных платьев и обескураживающе естественных манер — именно это принесло желаемый успех.
Синтия была поражена, увидев мечтательный взгляд матери.
— Ты очень привлекательна, — пояснила леди Баллимер, — но ты по природе очень сдержанна. Если бы мы одевали тебя так, как были одеты остальные молодые девушки, тебя могли бы и не заметить. А я не хотела рисковать и упускать этот шанс. — Она тихо рассмеялась. — Просто удивительно, насколько привлекательность женщины зависит от ее наряда. Многие женщины, считающиеся красавицами, на самом деле ими не являются. У них есть шарм, а ты, дорогая Синтия, обладаешь настоящей красотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36