Она, ожидая, пока он займет место хозяина за столом, налила ему вина.
Поверх серебристо-серой длинной рубахи Эльвина надела легкую шерстяную тунику. В этом наряде недоставало украшенного драгоценностями пояса. Филиппу показалось, что он узнал это платье, но он не имел к его приобретению никакого отношения.
Эльвина подняла на него взгляд.
— Милорд, почему вы не садитесь? Я чем-нибудь не угодила вам?
Филипп не понимал, что с ним происходит: что за странная смесь вожделения, вины и надежды точит его. Скорее всего это от желания обладать ею целиком — цель, которой он пока не достиг.
— Я послал тебя сюда как пленницу, а не как прислугу. Поразительно, что тебе удалось так изменить все здесь за столь короткое время.
Эльвина вздохнула с облегчением.
— Это все колдовство, милорд. Ведьмина метла, говорят, чисто метет, а я, знаете ли, не привыкла жить в грязи.
Эльвина повернулась, собираясь уйти на кухню, но Филипп остановил ее:
— Зачем ты идешь туда? У меня есть слуги, чтобы подать еду. Садись сюда, рядом со мной, где тебе и надлежит сидеть.
— Милорд, Герта слишком стара, чтобы приносить и уносить еду, а Элис одной не справиться. Мое место рядом с ними.
— Сядь! — рявкнул Филипп, и Эльвина подчинилась.
Мужчины за столом смотрели на них с любопытством и сейчас, когда Эльвина заняла место рядом с Филиппом, стали усмехаться. Вспыхнув от смущения, она бросила на Филиппа сердитый взгляд, но он лишь ухмыльнулся. Сэр Алек поднял кубок.
— Вам почти удалось приручить эту нимфу, милорд, а это больше того, что в силах сделать смертный.
— Эльвина носит моего отпрыска, а значит, она такая же смертная, как и все мы, — спокойно и с гордым достоинством ответил Филипп.
Он обнимал Эльвину за плечи, принимая поздравления, и тихо говорил ей:
— Я хочу положить конец всем недоразумениям, малютка викинг. Может, ты и не моя законная жена, но ты хозяйка этого дома и мать моего ребенка. Твое положение достойно уважения, и я расставлю все по местам.
— Я ценю вашу доброту, милорд, но я ваша служанка, и не более того. Положение любовницы двусмысленно, а я люблю ясность. Любовница короля может вызывать уважение за власть, которой она добилась, но и ее презирают, ибо рожает она бастардов, а не наследников.
Филипп поморщился.
— Как моя любовница ты завоюешь больше уважения и получишь больше власти, чем моя жена. Мои люди понимают, что такое верность и забота, и не особо считаются с общественной моралью. Ты — моя леди, и обращаться с тобой будут соответственно.
Эльвина понимала, что спорить бесполезно. Стать хозяйкой в доме этого могучего рыцаря, называться его леди — об этом она когда-то и мечтать не смела. Впрочем, Эльвина понимала, что ее положение настолько же ненадежно, как и все то, что она имела до сих пор. Однако Эльвину успокаивало уже то, что Филипп пригнал ребенка своим и не отослал ее прочь.
— Тогда, милорд, вы должны нанять кухарку и служанку, которая обслуживала бы вас за столом.
Филипп подозвал Герту, стоявшую у дальнего конца стола. Домоправительница с улыбкой подошла к своему господину и сделала реверанс.
— Где те вассалы, что поклялись мне заботиться об этом доме? Неужели в деревне нет женщин, готовых заработать себе на жизнь, прислуживая в доме?
— Милорд, найдется немало таких, кто готов пойти в служение, но без вашего распоряжения никто не осмелится прийти сюда и предложить свои услуги.
— Приведи сюда тех, кому ты доверяешь. Мне скоро придется уехать, но я хочу, чтобы моя леди жила в комфорте. После возвращении займемся этим домом всерьез. — Филипп окинул взглядом наряд Эльвины. — Неужели от платьев моей матери не осталось ничего, кроме этих тряпок? Едва ли она забрала с собой все свои драгоценности и ткани. Ничего подходящего в кладовых не найдется?
— Милорд, прошу вас… — Эльвина смутилась, все еще не привыкнув к мысли, что отныне Филипп должен заботиться и о крове для нее, и о хлебе насущном, и о нарядах достойных. — У меня есть одежда. Пусть не очень новая, но меня она вполне устраивает. Я не хочу, чтобы вы тратили меня слишком много.
Филипп лишь отмахнулся от нее и вопросительно посмотрел на Герту.
— Когда ваш отец умер, мы спрятали золото, чтобы достать его из тайника в тот день, когда оно вам понадобится. В подземелье башни есть несколько сундуков с самыми лучшими отрезами. Так что нам есть из чего сшить платья для леди. После вашей матушки много всего осталось.
— Зная ее привычку бросать деньги на ветер, я в этом не сомневаюсь, — усмехнулся Филипп. — Все то, что пришлось ей не по вкусу, найдется в сундуках. Но и из тех отрезов можно выбрать кое-что для нарядов, которые радовали бы мой глаз.
Эльвина всю жизнь донашивала наряды матери, и это не смущало ее.
— Твоя мать все еще живет в Нормандии? — спросила она.
— Нет. Мать не намного пережила отца, хотя о том, что отец умер, так и не узнала. Как и у нашего короля Генриха, у меня теперь есть земли и в Нормандии, и в Англии, хотя мои владения куда скромнее.
— Выходит, у тебя нет ни сестер, ни братьев? Разве тебе не следует иногда наведываться в Нормандию и присматривать за своими землями?
— У меня есть младший брат в Нормандии. У него нет прав на принадлежавшие матери земли, поскольку их получил мой отец в качестве приданого за нее, а он передал их мне, своему единственному наследнику. Мой брат — бастард, появившийся на свет после того, как моя мать уехала в Нормандию.
— Ты чувствуешь, что эти земли по совести скорее принадлежат ему, чем тебе? Должно быть, ты очень любишь брата.
— Трудно не любить того, с кем рос бок о бок. Теперь он — вся моя семья. Я знаю, что брат будет заботиться о моих землях на совесть, но при этом всегда будет знать, что они по закону мои. Нет, едва ли в ближайшее время я отправлюсь в Нормандию.
Итак, все было определено: Сент-Обен будет домом Филиппа на ближайшее будущее, а Эльвина станет его хозяйкой. Чего же еще желать?
Филипп, как обычно, пил немного. Откинувшись на стуле, он смотрел на ту, от чьего нежного взгляда кровь быстрее текла по жилам. Филипп взял руку Эльвины в свою. — Может, оставим гостей?
— Милорд, есть ли у меня право отказаться? Если я скажу нет, возьмете ли вы меня так, как брали в прошлом, или так, как случилось сегодня? Я все еще связана клятвой?
Филипп посмотрел ей в глаза.
— Я не умею говорить красиво, Эльвина. Хотел бы я, чтобы ты не задавала этот вопрос, но, думаю, я дал тебе достаточно оснований спросить об этом. Когда-то я считал тебя легкомысленной и доступной и соответственно обращался с тобой. Потом я понял, что ошибался, но в гневе или от недоверия продолжал прежнюю линию поведения. Но теперь, испытав не только твою верность, но и узнав о твоем происхождении, я исполню то, чего всегда требовала от меня совесть. Больше я не стану брать тебя против твоей воли, Эльвина. Клянусь. — Филипп помог ей встать. — Только ты нужна мне в постели, но если ты откажешься, я не сниму с себя те немногие обязательства, что пообещал тебе выполнять. Ты носишь моего ребенка. Это его дом и твой дом, что бы ты ни решила. Так ты идешь со мной?
Эльвина поднялась из-за стола и встала рядом с ним. Синие глаза ее горели ярко, как звезды. Она положила руку ему на плечо.
— Как видите, меня не надо долго уговаривать, милорд.
Филипп широко улыбнулся и, схватив Эльвину в объятия, подкинул в воздух. Он легко закинул на плечо смеющуюся Эльвину. Она молотила кулачками по его широкой спине, когда Филипп понес ее по лестнице в их, теперь уже общую, спальню.
Эльвина проснулась от холода и сонно пошарила рукой возле себя в поисках того, кто согревал ее ночью. Филиппа в постели не было. Встревоженная, она села в кровати, но, увидев нагого Филиппа у очага, облегченно вздохнула. Он ворошил угли.
Эльвина любовалась его мускулистым телом, сильным и гибким. Она крепко прижалась к нему, когда Филипп нырнул под одеяло.
— Я не хотел будить тебя, малышка, — пробормотал Филипп, согревая ее в своих объятиях.
Эльвина закинула руки ему за шею и поцеловала в губы.
— Я не хочу спать, когда вы со мной, милорд. Последние несколько месяцев научили меня тому, как следует ценить то время, когда мы вместе. Сколько еще ты намерен пробыть здесь?
— Моя малютка викинг становится романтичной. Это материнство так на тебя влияет?
— Если вы помните, первые роды не сделали меня сентиментальной. Только вы научили меня получать удовольствие от вашего общества. Так в вашем сердце нет мне места, и только ваши чресла требуют моего присутствия?
— Я желаю тебя, как никого прежде, и сделал тебя хозяйкой этого замка, предпочтя всем другим. Неужели это ни о чем тебе не говорит? Если ты хочешь услышать нежные слова, обратись к сэру Джеффри, а я в слова не верю.
Эльвина перебирала пряди его темных волос.
— Если ты не связан со мной клятвой, данной у алтаря, или просто словами любви я должна принимать твою похоть как знак внимания. Но похоть — не самая крепкая нить. Что будет со мной, когда живот мой вырастет, станет безобразным и мне не удастся удовлетворять тебя? Должна ли я смириться с тем, что другие будут делить с тобой постель? А может, ты решишь, что твоя законная жена будет рожать тебе наследников?
Эльвина поняла, что слова достигли цели, когда он перестал ласкать грудь и раздвинул ее ноги.
— Обещаю: я стану брать столько и так, чтобы у тебя не возникло сомнений в моей верности, а когда твой живот вырастет и не позволит мне добраться туда, куда хочу, я научу тебя удовлетворять мои потребности по-другому. А теперь оставь меня в покое, не то я пожалею о своем выборе.
Эльвина с криком радости устремилась навстречу ему. Очень скоро Филипп унес ее в другой мир, где ничто не имело значения, кроме их страсти. Имя его слетело у нее с уст. Филипп наградил ее нежным поцелуем.
— Мне нравится, когда ты называешь меня по имени, дорогая. Я хотел бы слышать свое имя почаще.
— Слишком долго я была твоей рабыней, чтобы так быстро измениться. Я не могу думать о себе, как о твоей ровне.
— Если то, что ты сказала мне, правда, то ты куда выше по положению, чем я, волшебница. Ты дочь графа, а я — всего лишь барон.
Сказав это, он встал и начал искать одежду. Натянув рубаху и штаны, Филипп присел рядом с Эльвиной на кровать и погладил ее по голове.
— Вставай, лежебока, и покажи мне, что следует сделать с этим ветхим строением, чтобы оно было достойно моей графини.
— Все титулы умерли вместе с отцом. Я обыкновенная шлюха, а не графиня.
— Ты упрямая девчонка, постоянно испытывающая мое терпение.
Филипп встал, подхватил Эльвину и поставил на пол.
Они провели день на удивление мирно, и все, кто привык к бесконечным, особенно участившимся в последние месяцы приступам гнева Филиппа, с удивлением взирали на эту идиллию. Казалось, эта колдунья, вонзив кинжал ему в спину, наделила его сердечной тоской, от которой лишь она одна знала лекарство. Когда Филипп кивал в ответ на то, что говорила ему Эльвина, когда они осматривали замок и все постройки за стеной, люди Филиппа лишь изумленно переглядывались. Если эта женщина сумела отвлечь Филиппа от войны, с ней и в самом деле приходилось считаться.
К концу дня Филипп был окончательно покорен. Он провожал Эльвину восхищенным взглядом, отдавая дань не только ее привлекательности, но и уму. Она собиралась преобразовать его обширные владения, превратив их в нечто похожее на мечту. Теперь, когда Филипп добрался до драгоценностей, хранящихся в донжоне, бедра Эльвины обвивал роскошный пояс, а пышную копну светлых волос украшал золотой венок тонкой работы. Она была леди до мозга костей, и Филипп гордился ею.
Герта сдержала слово, и в замке появились новые лица. За столом теперь прислуживали несколько человек. Вино по-прежнему поставлялось в избытке, но сегодня Филипп запретил пить без меры: наутро ему и его людям предстояло отправиться в путь.
Эльвина услышала его распоряжения и вопросительно посмотрела на Филиппа. Он печально улыбнулся.
— Мы и так слишком задержались, на рассвете надо отправляться в Лондон, чтобы устроить мои дела и благополучно доставить сюда твоего сына.
— Разве я не могу поехать с тобой, Филипп? Каждый день, проведенный без ребенка, надрывает мне сердце. Я была бы счастлива находиться с тобой, когда его вернут.
Филипп нахмурился.
— Хватит рисковать. Нельзя допустить, чтобы жизнь любого из нас подвергалась опасности, а когда мы не вместе, угроза возрастает. Я знаю, что в первой попытке убить меня виновен Раймонд, но в ядах он едва ли сведущ. Я еще не во всем разобрался, и все же мне будет спокойнее, если ты останешься здесь, в этих стенах.
— Филипп, если тебе или ребенку что-либо угрожает во время этой поездки, я отправлюсь с тобой. Ты не знаешь, каково сидеть и ждать, пока другие сделают то, что не терпится сделать тебе самой. Я довольно ждала, Филипп. Если ты не возьмешь меня с собой, я отправлюсь в Данстон сама.
— Эльвина, ты должна думать о ребенке, которого носишь сейчас, и о тех, кого еще будешь носить. Отправившись в Данстон, ты всех их принесешь в жертву.
Эльвина подняла глаза, и Филипп увидел, что она плачет. Ее слезы тронули его до глубины души.
— Я могу рожать вам лишь бастардов, милорд, да и их не рожу, если вас у меня отберут. Бастардам не дано владеть землями Данстона или Сент-Обена. Только у нашего первенца есть надежда на будущее. Я выполнила все, о чем вы просили меня, ради него. Я согласилась даже называться вашей шлюхой. Но больше я не в силах покорно исполнять вашу волю. Ребенок в опасности, а оставаясь здесь, я ничем не способна ему помочь.
В одном Эльвина была права. Дело намного быстрее продвинулось бы вперед, если бы он представил ее королю. Тогда Генрих пожелал бы выслушать ее историю, после чего, да поможет им Бог, они вернулись бы и атаковали Данстон до того, как леди Равенна разузнает о том, где Филипп. Если Генрих все же не даст ему разрешения развестись, он все равно заберет у Равенны ребенка. Но до тех пор, пока леди Равенне ничего не известно о его планах, ребенок в Данстоне находится в большей безопасности, чем если бы Филипп перевез его сюда, в Сент-Обен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40