Верные вассалы Филиппа до поры сдерживали наемников короля, но никто не знал, когда они больше не смогут или не захотят защищать своего командира и ее, Эльвину. Если бы кто-то хотел убить Филиппа, проще всего было сделать это, используя ее присутствие в лагере как предлог. Такое часто случалось: драка из-за женщин — привычное дело.
Эльвина не особенно задумывалась о том, отчего кто-то желает Филиппу смерти. Он никогда не рассказывал о своей жизни, так что достоверных предположений не возникало. Вместо того чтобы размышлять об этом, Эльвина взялась за решение проблемы, о которой ей поведал сэр Алек.
— Если бы послание королю было написано, это помогло бы? То есть если бы люди решили, что оно написано рукой Филиппа, стали бы они осторожнее в своих действиях и высказываниях? — спросила у него Эльвина.
Сэр Алек с каждым днем смотрел на нее все более настороженно, и то, что она ко всему прочему владела еще и искусством письма, поразило его.
— Помогло бы, да только что толку — сэр Филипп не в том состоянии, чтобы письма писать.
Эльвина вздохнула с облегчением.
— Я немного знаю грамоту. Если вы скажете мне, что надо написать, я попробую. К тому же я почти уверена, что среди оставшихся в лагере едва ли найдется хоть один человек, умеющий читать.
Сэр Алек удивился:
— И где это ты научилась грамоте?
Эльвина мысленно перекрестилась, попросив у Бога прощения за то, что придется солгать.
— В монастыре, сэр. Я училась переписывать отрывки из Библии.
Сэр Алек был ошеломлен.
— Так как же такая хорошая девушка могла… — Он махнул рукой, постеснявшись закончить фразу.
— Теперь-то это уже не важно, правда? — тихо заметила Эльвина. — Не принесете ли мне пергамент, перо и чернила?
Сэр Алек согласился достать все необходимое.
Письмо было написано тем же вечером.
Эльвина решила, раз уж она и так нарушила не один запрет Филиппа, испытать на нем то, чему научилась из книг Марты. Приготовив сонное снадобье из остатков трав, она разжала ножом Филиппу зубы и влила ему жидкость в рот. Надо, чтобы он спал как убитый: никто встревоженный его криком не должен зайти в шатер и обнаружить ее отсутствие.
Убедившись, что Филипп крепко спит, Эльвина отыскала Гандальфа. Объяснив ему свои намерения, она попросила его проследить за тем, чтобы никто не беспокоил раненого, пока она будет собирать травы в лесу.
— В лесу сейчас опаснее, чем раньше. Там полно разбойников. Отправь меня.
— Ты не знаешь, что надо найти. — Заметив, что Гандальф колеблется, Эльвина улыбнулась. — Не стоит тебе туда идти: у тебя семья, ты должен думать о ней, а Филипп — отец моего ребенка, и если он умрет, моя жизнь потеряет смысл. Сделай то, что я прошу. Так будет лучше для всех.
Глаза Гандальфа подернулись печалью, и он молча кивнул. Подвязывая к поясу сумку для трав и пряча кинжал, Эльвина слышала, как он говорил с сэром Алеком.
Блуждая в прохладном полумраке леса, Эльвина думала о Филиппе. И чем больше она думала, тем тяжелее становилось у нее на душе. Почему она осталась с ним?
Он дал ей возможность уйти. Каждый день, проведенный с ним, усугублял бремя греха, тянувшее в ад ее душу. Если бы Эльвина ушла, как он велел, то уже сейчас могла бы помочь Шовену в поисках ребенка и вымолить у Господа прощение.
Но инстинкт, более сильный, чем соображения морали и рассудка, увлекал ее все дальше в лес. Постепенно мешочек у пояса наполнялся. Кинжалом Эльвина откапывала корни и отрезала отростки. При этом она сознавала, что тот, кого она так стремилась спасти, никогда не станет для нее никем, кроме как господином. Этого ли она хотела от жизни?
Стоило ей представить леди Равенну рядом с Филиппом и ребятишек, играющих у их ног, как ее начинало мутить. Но знала Эльвина и то, что не сможет носить в себе ребенка от другого мужчины, не сможет спать даже с таким верным и добрым, как Гандальф.
Такова была ее природа, и Эльвина стала заложницей собственной судьбы. Она не помышляла о том, чтобы бросить Филиппа первой, но остаться с ним значило обречь себя на пытку. Эльвина понимала, что совершает преступную глупость, но ноги сами несли ее в лагерь.
Войдя в шатер, она сразу почувствовала: что-то не так. Филипп не спал, и глаза его сверкали гневом.
— Так вот как ты это сделала? Значит, никакого волшебства не было. Где ты нашла кинжал? Твой любовник принес его тебе, да? Почему он позволил тебе остаться? Ради золота, которое ты принесешь ему, когда я отпущу тебя?
Эльвина замерла. Она не ожидала ничего подобного. Сонное зелье, должно быть, оказало странное влияние на мозг Филиппа, вернув его к жизни столь внезапно.
Услышав голос хозяина, Гандальф поспешил в шатер. Он обрадовался, увидев Эльвину, но радость его была недолгой: Филипп бушевал.
— Убирайся отсюда, ты, паршивый торговец шлюхами! Я убью тебя прежде, чем позволю взять ее!
Гандальф во все глаза смотрел на Филиппа, пытавшегося встать с постели.
— Да он обезумел!
Эльвина, забыв о страхе, подошла поближе.
— Если это безумие, то оно гложет его куда больше, чем жар. Филипп не доверяет мне. Лучше тебе уйти.
Филипп, шатаясь, поднялся на ноги. Не позволив Филиппу напасть на Гандальфа, Эльвина бросилась к нему и обняла за шею.
Он изрыгал ругательства. Привлеченные криками, к ним уже спешили сэр Алек и Джон. Кое-как все вместе уложили больного на постель, но Филипп продолжал неистовствовать. Впервые с момента его ранения Эльвину затрясло от страха.
— Это жар, миледи. Нам придется привязать Филиппа к кровати для его же пользы.
— Нет! — решительно возразила Эльвина. — Он так ослаб, что сейчас даже ребенок и старик могут удержать его. Позволили бы вы сделать это с ним, когда он был здоров?
Эльвина понимала, что командовать здесь должна она. То, что сэр Алек называл ее «миледи», ничего не меняло. Позволь Эльвина им овладеть ситуацией, и дальше ей уже не справиться с ними.
Она дотронулась до раны, которая снова открылась и Филипп вздрогнул. Он жадно искал ее невидящими глазами, но, найдя, успокоился и закрыл их.
— Это я виноват, — скорбно пробормотал Джон. — Я должен был принять тот удар на себя. Что я могу для него сделать? — обратился он к Эльвине.
Она окинула юношу пристальным взглядом. Он был на несколько лет старше ее, одних лет с Гандальфом, худенький и верткий, но широкоплечий. Глаза его внушали доверие, и все же…
— Почему тебя не было рядом с ним? — задала Эльвина вопрос, давно мучивший ее.
— Парня не в чем винить, кроме как в беспечности, — вмешался сэр Алек. — Я уже допрашивал его. Он и так довольно настрадался.
Эльвина взглянула на старого воина, как волчица, охраняющая волчонка.
— Парень был там, где ему и следовало быть. Он знал, что позади — только свои, вот и увлекся погоней за неприятелем. Копье угодило ему в бок, и он чуть было не свалился. И в тот момент был атакован Филипп.
— Так как же враг оказался среди наших? Я сама видела, они убегали.
Другого объяснения быть не могло. Джона мог ранить тоже только свой. Чтобы убить Филиппа.
— Мы делаем все возможное, миледи, но предателя пусть ищет сам Филипп.
Эльвина знала, что эти трое готовы были отдать за Филиппа жизнь. Она не смела больше задавать им вопросов.
— Филиппу повезло, что у него такие преданные вассалы, как вы, сэр Алек. Однако это не значит, что вы должны с тем же почтением относиться ко мне. Почему бы вам не называть меня по имени?
Седовласый рыцарь смущенно опустил голову.
— Что-то тут не сходится. Вы не такая, как они, и пришли из монастыря, и неправильно это все, — упрямо повторил он.
Гандальф вскинул глаза на Эльвину, но при упоминании о монастыре промолчал. Он не мог представить себе Эльвину с ее вспыльчивым характером и острым языком в монастыре. Должно быть, монахини до сих пор вздрагивают при воспоминании о такой воспитаннице.
Эльвина ощутила укол совести, но сочла слух о том, что она воспитывалась в монастыре, вполне подходящим, чтобы укрепить свое положение. Этим она не могла пренебречь.
— Спасибо, сэр. Я сделаю все, что в моих силах, и постараюсь оправдать ваше доверие.
Мужчины, почтительно поклонившись, направились к выходу. Джон на минуту задержался.
— И все же, миледи, могу ли я что-нибудь сделать?
Эльвину тронули его тон и взгляд. Внезапно ее кольнула мысль о том, что леди Равенну никто не известил о ранении мужа. Почему же тогда Эльвине казалось, что та обо всем знает и ничуть не страдает по этому поводу? Чепуха, Эльвина не верила в предчувствия.
— Благодарю. Я лечу раны моего господина, но не могу охранять его жизнь. Это ваша работа.
Джон грустно кивнул и вышел, оставив ее одну. Если травы, которые она собрала, помогут не лучше, чем сонное зелье, то ей предстоит одиночество еще более страшное. Эта мысль встряхнула ее, и Эльвина принялась за дело.
Глава 13
Эльвина потеряла счет дням. Без конца она растирала травы, готовила снадобья и втирала мази в воспаленное плечо Филиппа. Эльвина утратила контакт с внешним миром. Она осталась равнодушна и к тому, что прибыл гонец от короля и испортил все сделанное Филиппом, проведя неудачные переговоры с бароном. С наемными воинами он тоже не справлялся. Для Эльвины весь мир свелся к красным зловещим полоскам вокруг раны. Она пробовала то одно, то другое, не давая воли отчаянию, и — о, чудо — воспаленная плоть постепенно начала принимать прежний вид, краснота уменьшалась. Филипп выздоравливал.
По-прежнему его мучил жар, но теперь временами он приходил в сознание, и тогда взгляд Филиппа подолгу задерживался на Эльвине. К счастью, приступы гнева больше не повторялись. Она чувствовала, что он не доверяет ей и это терзает его, но, не понимая причину такого недоверия, не могла избавить Филиппа от этой напасти. Эльвина радовалась уже тому, что он не противился ее лечению.
Ночью она спала рядом с ним, свернувшись клубочком, чтобы Филипп мог в любой момент дотянуться до нее. Несколько ночей подряд Эльвина провела вовсе без сна, молясь о том, чтобы он коснулся ее волос или груди. Но ночь проходила за ночью, и она ждала напрасно.
Однако пришел день, когда, проснувшись утром, Эльвина увидела, что Филипп смотрит на нее осмысленным ясным взглядом, и сердце ее затрепетало от счастья.
Эльвина узнала огонек в его глазах и потянулась, словно желая поддразнить Филиппа. Пусть любуется. Тело ее соскучилось по ласке и живо откликнулось даже на его взгляд.
Заметив, как напряглись ее соски от одного его взгляда, Филипп усмехнулся.
— Я проголодался, девчонка. Почему не несешь мне поесть? Весь день собралась пробездельничать?
Эльвина села, и Филипп, обняв ее здоровой рукой, притянул к себе. Она почувствовала, как напряглись его мышцы.
— По-моему, ты проголодалась не меньше, чем я. Или я ошибся?
Заметив, как твердеет его плоть, Эльвина забыла обо всем. Она приподнялась на локтях, заглянула ему в глаза и провела рукой по жестким волосам на груди.
— Вы недалеки от истины, милорд, но воздержание принесет нам меньше вреда, чем пир. Ваша рана еще не вполне затянулась.
— Плечо — не та часть моего тела, которая проголодалась, колдунья. Если хочешь мне добра, позаботься о том, чтобы я утолил настоящий голод.
— Ты будешь спокойно лежать? — с сомнением спросила она. При всем своем желании исполнить его прихоть Эльвина опасалась рисковать результатами многих недель лечения.
Филипп усмехнулся.
— Это уж как ты потрудишься — угодишь мне, и будет по-твоему, не угодишь — придется тебя как следует взгреть.
Она осторожно приподнялась и, как учил ее Филипп, начала бережно ласкать его разгоряченную плоть. Эта игра не могла продолжаться долго с таким изголодавшимся мужчиной, как Филипп. Он нетерпеливо обхватил ее да талию и опрокинул на себя.
Почувствовав его в себе, Эльвина вскрикнула от радости. Она уже боялась, что такого рода удовольствие для нее навек потеряно.
Вначале она двигалась медленно, боясь причинить ему вред, но по его нетерпеливым движениям поняла, что надо ускорить темп. Она обрадовалась, когда Филипп поймал ее ритм. Оба достигли вершины одновременно, и Эльвина тихо застонала. Если бы это могло продлиться вечно…
— Такая маленькая девчонка, а приносишь столько удовольствия… Тебе не больно, когда я это делаю?
Эльвина рассмеялась и поцеловала его в заросшую щеку.
— Мне больно, когда ты этого не делаешь. Так долго пришлось ждать.
— Как так? Тут целое войско мужчин, жаждущих тебя! Зачем страдать, когда в том нет нужды?
— Стыдно, милорд, даже предполагать подобное. Эльвина попыталась высвободиться, но он крепко удерживал ее ногами. Сил у него хватало.
— Тогда скажи мне, почему это так. Скажи, почему ты все еще со мной, когда могла бы веселиться при дворе с де Аркуром или валяться в сене со своим крестьянином. Скажи мне. Я хочу услышать твои слова, дитя эльфов.
Эльвину испугал его тон — нежный, серьезный и странно требовательный. Она даже самой себе боялась признаться в том, о чем Филипп просил сказать ему. На счастье, снаружи раздался голос:
— Миледи, вы не звали меня? Джона встревожило долгое молчание.
Эльвина улыбнулась. Должно быть, Джон стоял на карауле у шатра. Можно себе представить, как его удивили звуки, доносившиеся оттуда.
Филипп пристальнее посмотрел на нее.
— «Миледи», значит. Выходит, ты и моего оруженосца заманила в сети?
— Да, и всех королевских наемников. — Стряхнув с себя ноги Филиппа, Эльвина встала и удалилась за ширму.
— Принеси мне поесть, Джон, и не забудь прихватить плетку для леди! — крикнул он.
Весть о том, что Филипп выздоровел, разнеслась по лагерю в один миг. Кто только не пытался прорваться к нему, однако Эльвина охраняла Филиппа от посягательств. Очнувшись, он с изумлением обнаружил, что хрупкая Эльвина умудряется держать в повиновении могучих рыцарей. Здесь, в его войске, она пользовалась непререкаемым авторитетом.
Так случилось, что днем теперь были заняты оба, зато по ночам Филипп учил ее искусству любви. Теперь настал его черед отплатить Эльвине лаской и нежностью за все то, что она сделала для него, и Филипп возвращал долг с лихвой.
Она всегда чувствовала, что в могучем теле этого воина живет нежная душа, но никогда бы не догадалась, что он может быть таким ласковым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40