– Пока нам известно только твое имя и то, что у тебя ноги балетного танцора.Сойер разглядывал ножки девушки. Это были красивые ножки, изящные, с маленькими ступнями, тонкими щиколотками и крепкими икрами.– Мои ноги нравятся тебе так же, как моя грудь? – Сойера удивляла такая откровенность.– Да.Его ответ польстил девушке.– А сколько ты видел других ног и грудей? Он усмехнулся:– Послушай, мы с тобой говорим о таких интимных вещах, а я даже не знаю, как тебя зовут.– Сафиро Мария Кинтана.– Сафиро? А как пишется? Девушка написала.– Хорошее имя. Мне нравится.– По-испански оно означает «сапфир».– Тебя назвали в честь этого камня, что висит у тебя на шее? Я еще никогда не видел такого большого сапфира. Он почти с твой кулак.– Меня назвали за цвет моих глаз. Сойер смотрел на камень.– Знаешь, если ты продашь свой сапфир, у тебя будет много денег. На них ты сможешь долго жить. Может быть, монахини обидятся, но у местных торговцев ты наверняка купишь все необходимое.Сафиро сжала камень.– Я не могу его продать.– Почему?– Этот камень подарил мне мой дед, когда я гуляла под столом, и с тех пор я ношу его не снимая.– Когда ты пешком под стол ходила.– Я так и сказала. Мой сапфир когда-то служил набалдашником трости одного богача из Пуэбла. Однажды дедушка увидел, как этот человек бьет этой тростью собаку, и украл у него трость. Мой дед был замечательным вором.– Значит, ты хранишь этот сапфир только потому, что это подарок дедушки?Сафиро разозлилась. Если бы можно было продать сапфир, она бы уже давно это сделала. Но она боялась. Такую большую и редкую драгоценность наверняка заметят воры. Слухи в конце концов дойдут до Луиса, а он точно знает, – чей это сапфир.И тогда он ее выследит.Нет, этот камень нельзя продавать, ни за какие деньги!– Сафиро?– Да?– Наверное, ты очень любила своего дедушку.– Что? А, да, конечно. Мне казалось, он будет со мной всегда. Но время властно над всеми, и мой дедушка состарился. Как и остальные наши бандиты. Это очень грустно. Макловио был самым лучшим наездником в мире, Сойер. С лошадьми он творил чудеса. Он даже научил дедушкиного жеребца подходить на свист. Педро был метким стрелком. Он всегда попадал в цель и ни разу не промахнулся. А Лоренсо мог открыть любой, самый сложный замок. Но теперь... эти люди состарились... Педро возомнил себя апостолом Петром, Макловио стал много пить, а Лоренсо оглох. Тья все время ищет своего маленького сына Франсиско, который умер еще до того, как дедушка ее встретил. А Асукар...– Это та старуха, которая каждую ночь пытается меня изнасиловать?– Да, – с улыбкой сказала Сафиро, – время изменило ее тело, но не мысли. Она считает себя все той же молодой соблазнительницей, которой была раньше. Когда эти люди начали стареть, дед перевез нас всех сюда, в горы, и построил Ла-Эскондиду. Мы здесь очень одиноки. Поблизости нет ничего, кроме монастыря и нескольких маленьких деревушек. Ближайший город находится очень далеко от Ла-Эскондиды.– Здесь у вас тайное убежище? Я помню, как ты скользнула в скрытый...– Ла-Эскондида означает «скрытое». Мой дед сделал тайный ход, чтобы нас никто не нашел. Остальные ему помогали, но дед был самым умным. Семи аршин в голове.– Семи пядей во лбу.– Как можно быть семи пядей во лбу?Сойер пожал плечами.– Такая поговорка.– Странные какие-то поговорки.– Может быть, но у тебя они звучат еще более странно – с улыбкой ответил Сойер.Сафиро решила не обращать внимания на его придирки.– Послушай, Сойер, ты по-прежнему уверен, что никогда не слышал о нашей банде Кинтана?Он провел рукой по волосам.– Макловио сказал, что это знаменитая банда. Наверное, я должен был о ней слышать.– Но ты не помнишь. Что ж, мои люди уже десять лет не выходили ни на одно дело.– И ты десять лет прячешься здесь вместе с ними? Целых десять лет эта девушка не видела ни одного мужчины, кроме своих стариков!Сафиро – его счастливая находка, редкий алмаз, сверкающий в расщелине горного рудника. Неудивительно, что она была так смела на язык, так откровенна в вопросах интимной жизни. Вряд ли кто-то учил ее, как надо вести себя с мужчинами.– Скажи мне, что у тебя на мозгах, Сойер.– Что у тебя на уме, – перевел он. – Так, значит, Ла-Эскондида – настоящий воровской притон?– Это тебя тревожит?– Если я скажу «да», ты не станешь меня убивать? – Сафиро засмеялась. Сойер давно не слышал такого чистого, чудесного смеха.– Мне все равно, чем занимались твои люди десять лет назад. Даже если я полицейский, в чем я сильно сомневаюсь, я не стану выдавать их властям. Зачем сажать за решетку троих безобидных стариков?Сафиро видела, что он говорит искренне. Девушка больше не боялась молодого человека. В благодарность за то, что страх отпустил ее, она поднесла к губам руку Сойера и поцеловала.– Кто бы ты ни был, Сойер Донован, ты очень хороший человек. Может быть, ты священник? – осенила ее новая догадка.Он провел большим пальцем по ее подбородку. Сапфировые глаза девушки потемнели. Так же как она сама десять лет таилась от мира, в глубине ее существа таилась страсть.Как жаль, что он скоро уедет! Ему хотелось бы стать тем мужчиной, который разожжет эту страсть.Эта мысль убедила Сойера в том, что он не священник.– Сойер?– Хм-м?– Знаешь, ты мог быть не только танцором балета, но и фермером. Монахини говорили, ты неплохо управлялся в саду и огороде. Есть и другие профессии, где нужна физическая сила, – лесоруб, коневод или...– Плотник, – перебил он, – капитан корабля, шахтер, скотовод, солдат. А может, – он округлил глаза в притворном волнении, – может, я Санта-Клаус?В комнату вошли старики, и Сафиро не успела ответить на забавное предположение Сойера.– Может, он странствующий торговец, – заявил Макловио, – или школьный учитель. Или оружейный мастер. Но мне бы хотелось, чтобы он был борцом. Тогда я с радостью набил бы ему морду...– Кто бы он ни был, он похож на Авраама, – заметил Педро, – сильный и крепкий. Не мужчина, а кремень.– Олень? – спросил Лоренсо. – Марипоса принесла нам оленя? Тья испечет сегодня вечером пирожки с мясом?Сафиро не слушала Лоренсо. Она размышляла над словами Макловио. Старик предположил, что Сойер – оружейный мастер.Оружейный мастер... Оружие... Мысли вихрем закружились в голове у девушки. Как же она раньше не догадалась? Сойер, наверное, умеет стрелять и разбирается в оружии. А почему бы и нет? Почти все мужчины знают такие вещи. Даже у фермера Рудольфе был револьвер.Охваченная радостным волнением, Сафиро улыбнулась.Сойер не опасен, наоборот – этого человека послал ей сам Господь, ведь она так долго молилась о чуде!Его раны заживут не скоро, но когда это случится, Сойер Донован сделает из ее стариков прежних грозных разбойников. Глава 4 – Я хорошо себя чувствую и хочу встать.– Нет, ты еще не выздоровел, Франсиско, – заквохтала Тья, – просто тебе очень этого хочется. Раны на груди и плече почти зажили, но нога еще плохая. Вряд ли ты сможешь даже наступить на нее.Нога у Сойера и в самом деле болела, но он ни за что не признался бы в этом.– Я торчу в этой комнате уже несколько месяцев...– После того как на тебя напала Марипоса, не прошло и трех недель. Лежи и не вздумай никуда выходить.«Если бы я мог выйти!» – мысленно вздохнул Сойер. Дверь спальни всегда была заперта. Пришлось бы вышибать ее. Но как это сделать? Больной ногой не ударишь, на нее не обопрешься, чтобы ударить здоровой.Кроме того, каждый раз, когда он поворачивался в постели, Джинджибер начинала громко кудахтать, и на куриный сигнал тревоги прибегала Тья – посмотреть, в чем дело.Сойер потратил немало времени, придумывая возмездие для проклятой наседки. В сладких грезах ему представлялись: курица жареная, курица запеченная, курица отварная с клецками, суп из курицы...– Я разрешу тебе встать с постели через недельку, мой маленький Франсиско, – пообещала Тья.Сойер стукнул кулаком по подушке.– Я уже почти три недели валяюсь в этой постели. Даже пробитая голова излечивается быстрей! И я вовсе не твой маленький Франсиско, черт возьми!Тья подскочила к Сойеру и звонко шлепнула его по заду.– Кто научил тебя так разговаривать, ninol. Чтобы я больше не слышала от тебя таких нехороших слов, понятно?Молодой человек стиснул кулаки. Женщина лупила его уже не в первый раз. Позавчера, когда он отказался выпить ложку касторки, она тоже его отшлепала.– Хватит меня бить!– Если будешь плохо себя вести, получишь еще. И не кричи на меня, Франсиско. Я твоя мать, и мой долг – научить тебя отличать плохое от хорошего. А сейчас открой ротик, выпьем лекарство.Тья налила в ложку густую жидкость.– Нет! Терпеть не могу эту гадость!– Надо выпить. Касторовое масло придаст тебе сил. Женщина зажала ему нос и сунула ложку в рот. Сойера замутило.– Вот умница, хороший мальчик, – похвалила женщина и поцеловала его в щеку. – А теперь спи. И не вставай с постели!Сойер не вставал. Он лежал в проклятой постели, гадая, что хуже: потеря памяти, раздражающая слабость, всепоглощающая скука или компания престарелых людей и докучливой курицы. Похоже, в этом доме решили свести его с ума.День за днем Сойер убеждал Тья, что он не ее маленький мальчик, отражал сексуальные домогательства Асукар, надрывал глотку, разговаривая с глухим Лоренсо, разбирался в путаных библейских историях Педро, слушал пьяные угрозы Макловио, который все рвался набить ему морду, и выуживал из складок простыни куриные яйца. Однажды, пока он спал, Джинджибер снесла яйцо прямо ему в пупок!Сафиро заходила редко. Как понял Сойер, девушка дни напролет крутилась по хозяйству. Несколько раз поздно вечером он слышал шум во дворе, подходил к окну и видел, как она складывает щепу для растопки в дровяной сарай, кидает сено в лошадиный загон и носит воду в хлев. Она развешивала при луне постиранное белье, гоняла из огорода кроликов и пыталась поправить то, что порушил днем пьяный Макловио.Время от времени девушка вдруг прерывала свои дела и подолгу всматривалась вдаль. Казалось, она кого-то ждет.Иногда, закончив работу, Сафиро заглядывала к Сойеру. Но, немного рассказав о том, что она сделала за день, девушка засыпала прямо на стуле. Потом приходила Тья и уводила ее.Сафиро кого-то напоминала Сойеру, но он никак не мог вспомнить кого. Работа по хозяйству, забота о стариках – все это каким-то образом перекликалось с прошлым Сойера. Но почему? Молодой человек искал и не находил ответа. Неясные картины прошлого возникали перед его глазами. В эти минуты Сойеру хотелось выть от отчаяния. Однако объяснить свои чувства он не мог, как ни пытался.
– Теперь ты вполне окреп и можешь вставать с постели, мой милый Франсиско, – объявила Тья. – Сафиро принесла из монастыря твой мешок с одеждой и перестирала все твои вещи. Она привела сюда твоего мула и притащила сундук. Но сундук заперт, и монахини просили не открывать его. Они сказали, что ты сам откроешь свой сундук, когда посчитаешь нужным. И я с ними согласна. Там наверняка лежат твои сокровища – разные мелочи, которые ты так любишь собирать: шишки, камешки и разные другие штучки.Сойер тщетно пытался отогнать мысль о сундуке. Этот сундук... Что в нем? О Боже! Он едва сдержал стон.Нет, он не будет открывать сундук. Он не может этого сделать.И все же сундук надо оставить. Когда-нибудь он найдет в себе силы открыть его и посмотреть, что там, внутри. Когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас при одном упоминании о сундуке его охватывал ужас.– Франсиско, поешь хлеба, выпей молока, и можешь выйти во двор посидеть на солнышке.Еще никогда Сойер не ел так быстро. Он даже безропотно проглотил ненавистную касторку. Ему пришло в голову что он ведет себя совсем как маленький мальчик, которым считала его Тья. Озорные дети иногда делаются послушными, чтобы получить желанное лакомство.Пусть он похож на мальчика – Сойеру было все равно. Главное, что наконец-то он выйдет из этой проклятой спальни! Больше четырех недель он провалялся в этой ненавистной постели. Скоро у него заживет нога, он сядет на своего мула и уедет из Ла-Эскондиды. И тогда...А что тогда? Опять странствовать? Скитаться по свету без всякой цели?– Только будь осторожен, сынок, – предупредила Тья, подавая ему одежду. – Твои раны еще не совсем зажили. К тому же ты слишком долго лежал в постели и ослаб.– Я не ослаб! – огрызнулся Сойер.«И я не твой сынок!» – добавил он мысленно, выхватил брюки из рук женщины, сунул ногу в штанину.Но голова вдруг предательски закружилась. Да, Тья была права: он сильно ослаб за время болезни. Женщина помогла ему одеться, а Сойер дал себе слово, что с завтрашнего дня начнет тренировать ослабшие мышцы.Во дворе Тья посадила его на камень Педро.– Сиди здесь, Франсиско. Я сейчас принесу тебе яблоко, а потом сварю лапшу. Я насушила много-много лапши. Теперь, как только ты захочешь, я ее тут же приготовлю.Она ушла в дом.Сойер огляделся. Все постройки во дворе находились в плачевном состоянии. На крыше и стенах хлева зияли огромные дыры. Из шаткого строения доносилось мычание коровы. «Там должен быть еще и осел, – вспомнил Сойер. – Корова Панча, а ослик – Райо. Интересно, как эти бедные животные не замерзли зимой?»Недалеко от хлева стоял полуразвалившийся фургон. Это транспортное средство казалось старше самих гор. Похоже, им очень давно не пользовались. «Интересно, на чем же тогда они перевозят тяжелые вещи?»Конечно, кроме Сафиро, никто из Ла-Эскондиды не уходил. Где же девушка берет продукты и вещи? Или монахини приносят им все необходимое?Сойер продолжал осматривать двор. Ограда для жеребца Корахе вся перекосилась. Красавец конь понуро ходил по загону, потом ушел в сарай. Это строение было призвано служить животному защитой на случай непогоды, но явно не отвечало своему назначению.Как говорили, Корахе был диким необузданным конем. Как же Сафиро его кормила? Тут Сойер вспомнил – она бросала ему корм через ограждение.Еще Сойер заметил, что на крыльце не хватает ступеньки, а дверь дровяного сарая сорвана с петель. Видно, Макловио поработал.Почти все растения в огороде были обгрызены – видимо, кролики. Куры сидели в чем-то похожем на клетку, сооруженную из обломков забора и деревянных прутьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30