– Да, черт бы их побрал…Кензи читал статью с каменным выражением, которое всякий раз приобретало его лицо, когда речь заходила о его прошлом. Поколебавшись, Рейн все же не удержалась от вопроса:– Я уважаю твою скрытность, но, прошу тебя, ответь мне. Ты боишься, как бы не всплыли какие-то неприятные факты?– Ты думаешь, я преступник? – Его лицо скривилось в презрительной гримасе.– Конечно, нет. – Она вздохнула. – Видимо, мне следовало раньше поинтересоваться твоими тайнами. И если бы открылась какая-то катастрофическая информация, я бы наверняка что-нибудь придумала. Инвесторы мне шею свернут, если ты замешан в чем-то, что может негативно отразиться на проекте.– Успокойся. Никаких поводов для моего ареста нет.Значит, все-таки что-то есть, подумала Рейн, но не стала настаивать.– Просто скажи мне, есть что-то такое, что может повредить фильму, если выйдет наружу?После долгого молчания он сказал:– Есть… некоторые эпизоды, которые могли бы стать находкой для желтой прессы, но, слава Богу, о них некому рассказать.Она вздохнула:– Да, черт возьми, попробуй тут успокойся.– Не волнуйся. Найджел Стоун если и подсунет что-нибудь жареное читателям, то это будет фальшивка, которую я легко смогу опровергнуть. – Кензи вернул ей газету. – Прости, мне нужно подготовиться к репетиции.Встревоженная, она вернулась в свой номер, надеясь, что прошлое, которое ее муж явно стремится скрыть, так и останется тайной.Весь день Скотта не покидали мысли о намерении Найджела Стоуна «сорвать маску с самого популярного английского киноактера». Мало осталось людей, которые знали не только кем он стал, но и кем был когда-то, но у них есть веские причины держать язык за зубами. И все же…Когда репетиция закончилась, он подошел к Рейни:– Можешь распоряжаться машиной. Я собираюсь навестить старого друга.Она едва удержалась, чтобы не спросить, куда он направляется.Чтобы избежать встречи с журналистами, он вышел через заднюю дверь и сел в первое же такси.– Рамиллис-Мэнор, пожалуйста.Через полчаса Кензи оказался в тихом уголке Кенсингтона. Хотя вряд ли его можно было назвать особняком, кирпичный дом В викторианском стиле производил неизгладимое впечатление. Кензи распахнул знакомую дверь. Пожилая дама-администратор закончила телефонный разговор и приветливо улыбнулась:– Приятно видеть вас снова, мистер Скотт. Мистер Уинфилд будет так рад.– Как он?Она вздохнула:– То хуже, то лучше, но он ведь никогда не жалуется. Такой приятный джентльмен. Пройдите в сад, он там греется на солнышке. Прислать вам чай?Он согласился, зная, что это ей будет приятно, и прошел через дом в сад. Интересно, не может ли кто-то из работников этого заведения, поддавшись искушению, связаться с Найджелом Стоуном и рассказать о Кензи Скотте? Вряд ли. Поскольку в Рамиллис-Мэнор обслуживают состоятельных людей, персонал подбирают с особой тщательностью. Даже если кто-то и расскажет о его регулярных визитах к сэру Уинфилду, то его прошлого никто не знает.Чарлз Уинфилд сидел в тени высоких кустов роз, колени прикрыты пледом, на голове наушники. Подумав, что давно не навещал своего друга, Кензи осторожно тронул его за плечо:– Прости, Чарлз, я не мог прийти раньше. Как ты?Уинфилд снял наушники и выключил плейер.– Кензи, мальчик мой, какая радость! Не надо извиняться, я знаю, что ты страшно занят с самого приезда в Лондон, – проговорил он поставленным голосом театрального актера. – Садись.– Что ты слушаешь?Кензи уселся на каменную скамью, а Чарлз, покрутив колеса кресла, расположился так, чтобы видеть гостя периферическим зрением. Атрофия глазных мышц лишила его прямого взгляда.– Твои автобиографические заметки о Голливуде, которые ты прислал, доставили мне истинное удовольствие, может быть, они не столь остроумные, как британский аналог, но достаточно откровенные и язвительные, – начал Чарлз.– Тебе бы тоже давно пора взяться за мемуары, мог бы наговорить на диктофон. Они станут настоящим бестселлером.Уинфилд с сожалением покачал головой:Как джентльмен, я должен буду опустить самые интересные моменты, и мои воспоминания сразу потеряют изюминку.– Кстати, ты знаком с репортером по имени Найджел Стоун? – спросил Скотт.– Отвратительный тип. Наверное, самый злобный из тех, кто занимается светской хроникой. Насколько я знаю, он родился в Англии, несколько лет работал в Австралии, но, на нашу беду, два года назад вернулся и начал сотрудничать с «Лондон инкуайер». Известен своим умением вытаскивать самые гнусные истории. Ты с ним встречался?– Да, – кивнул Кензи. – Стоун заявил, что должен открыть английской публике правду о моем происхождении. Он обратился к читателям за информацией и посулил денег за мои ранние фотографии.– Ужасный человек. Как говорится, пробы ставить негде, – скривил губы Уинфилд. – Не волнуйся, он ничего не найдет.– Надеюсь. Но если он задастся целью изучить мои студенческие годы, то докопается до того, что ты помог мне поступить учиться.Чарлз беззаботно махнул рукой:– Чепуха. Тебя приняли после прослушивания. Я только подсказал тебе, что выгоднее читать, и шепнул пару слов на ухо директору. – Он улыбнулся, и Кензи вдруг вспомнил эту коварную улыбку на устах Макбета, которого когда-то играл Уинфилд. – Если Стоун доберется до меня, я с удовольствием пошлю его по ложному пути.– Только не переусердствуй. Он не так глуп, – напомнил Кензи.– Не волнуйся. Я просто немного позабавлюсь. Если хочешь, я поговорю с теми, кто еще жив. Не то чтобы кто-нибудь проболтается этому репортеришке, но на всякий случай лучше предупредить.– Спасибо. Я подумаю. Через пару дней съемочная группа покинет Лондон.– Ах да. «Центурион». Мой любимый роман. Я рад, что наконец его экранизируют. Думаю, раньше этого нельзя было сделать. – Он прислушался. – Кажется, несут чай.– О тебе здесь хорошо заботятся?– Да, прекрасно. Ты ведь платишь сумасшедшие деньги за уход. Такая развалина, как я, не стоит этого…– Я никогда в полной мере не смогу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал! – воскликнул Кензи.В расцвете таланта Чарлз весьма преуспевал, но жил на широкую ногу, а работа в театре приносит меньший доход, чем в кино или на телевидении. Кензи был обязан Чарлзу своей карьерой и считал, что одно из удовольствий, которые дают деньги, – это возможность помочь друзьям.Несмотря на страстную любовь к театру и кино, Кензи никогда не помышлял стать актером. Заметив его интерес, Чарлз подбодрил юношу и, разглядев в нем талант, стал его наставником. Вслед за Тревором Скотт-Уоллисом, профессором, научившим Кензи читать и привившим ему хорошие манеры, Чарлз оказал огромное влияние на него.– Вот вы где, джентльмены. – Молодая девушка поставила на круглый садовый столик поднос с чайными приборами. Бросив на Кензи долгий мечтательный взгляд, она удалилась.– Разливай чай, дружище. Я, с моим зрением, едва могу бутерброды разглядеть. И расскажи мне последние сплетни, – проговорил Уинфилд, потирая руки. – Как тебе работается под руководством твоей талантливой и, увы, уже почти бывшей жены?Кензи пересказал несколько пикантных подробностей из жизни Голливуда. Он знал, что подобные истории доставляют Чарлзу удовольствие. Как приятно, когда рядом с тобой человек, пусть даже единственный в мире, от которого нечего скрывать, подумал Кензи.Последнее время Чарлз быстро уставал, поэтому Кензи долго не засиживался у него. Шагая к Хай-стрит в поисках такси, он сообразил, что идет мимо дома Дженни Лайм, его давней подруги по театральной академии. Поддавшись порыву, он вошел в подъезд и нажал кнопку звонка, не слишком надеясь застать Дженни дома.Кензи уже собирался уходить, когда из домофона послышался женский голос.– Я не знаю, кто там, – проговорила Дженни на высоких нотах, – но день сегодня отвратительный, и если вы не пригласите меня посидеть в дорогом ресторане, то убирайтесь.Дженни была верна себе.– Отлично, – сказал он. – Куда пойдем?– Скотт, это ты? – удивилась Дженни. – Вот так сюрприз! Входи сейчас же!Она встретила его на пороге и весело расцеловала в обе щеки. Высокая, темноволосая, сексуальная, Дженни сделала успешную карьеру на телевидении.– Ты развелся? И пришел соблазнить меня шампанским и бельгийским шоколадом?Кензи вспомнил последнюю ночь с Рейн.– Весьма заманчиво, но развод еще не закончен и формально я женатый мужчина, – выпутался он.Ее вызывающий тон исчез.– Ах вот как! По крайней мере честно. – Она потянула его за руку и усадила рядом с собой на покрытую парчой софу. – А как насчет обеда?– Полагаюсь на твой выбор. Пойдем куда-нибудь, где не надо заранее бронировать столик.– В Челси есть один крутой, но вполне милый ресторанчик. Сейчас я туда позвоню.Она отыскала номер телефона, позвонила и заказала столик, упомянув имя Кензи.– Повезло, – сообщила она, положив трубку. – Обычно они принимают заказ за две недели, но для мистера Скотта, разумеется, найдется столик через час. Как удобно иметь однокурсника, который стал страшно знаменитым.– Ну ладно, не скромничай! – улыбнулся Кензи.Она состроила гримасу.– Ты прав. Пожалуй, после тебя я самая успешная актриса с нашего курса. Думаю, половина наших однокашников вообще завязали с этой профессией, а остальные работают лишь от случая к случаю. Что и говорить, специальность не из легких. И почему мы только этим занимаемся, Кен?– Такие уж мы чудаки, ничего другого делать не умеем.– Это правда. – Свернувшись в уголке софы, она всматривалась в лицо гостя. – У нас еще есть немного времени до выхода. Что у тебя случилось?Дженни всегда отличалась проницательностью. В годы учебы они были добрыми друзьями, иногда любовниками, и с тех пор не теряли друг друга из виду.– Найджел Скотт из «Лондон инкуайер» развернул среди читателей широкую кампанию по расследованию моего прошлого. Когда он начнет копаться в моих студенческих годах, то может выйти на тебя.– Я не смогу рассказать о тебе того, чего не знаю. А если бы что-то и знала, то все равно стала бы молчать как рыба. – Она одарила его многообещающим взглядом: – Я могу тебе как-то помочь?Нужно направить Найджела по ложному следу, и Дженни, в отличие от Чарлза, тут головы не потеряет.– Что ты имеешь в виду? – спросил он.– Может быть, мне сказать ему, что я толком ничего не знаю, так как ты был всегда очень замкнутым человеком? А если он станет настаивать, то я скажу ему, что ты родился в Англии и вместе с родителями маленьким ребенком уехал в Африку. – Говоря это, она изображала даму, отвечающую на вопросы журналиста. – Я точно не знаю куда. – Дженни закатила глаза. – Возможно, в Зимбабве – тогда это еще была Родезия, или в ЮАР. Твои родители погибли во время вооруженных беспорядков в регионе, и бедный сиротка вернулся на родину, где вскоре поступил в театральную академию. Воспоминания о семье были так болезненны для тебя, что ты никогда не говорил об этом. Слишком печальное прошлое.Хорошая история. Она объясняет отсутствие школьных документов при поступлении в академию, подумал Кензи.– Умница. Если ты сумеешь убедить Стоуна, что я вырос за границей, ему долго придется разыскивать мои следы на просторах бывшей Британской империи.– Мне он поверит. Я актриса и любого могу убедить в чем угодно. – Она встала. – Пойду переоденусь. Хочу появиться в «Укромном уголке» во всем блеске. – На полпути она остановилась. – Если Стоун такой проныра, то он может обратиться в академию за твоими документами. Есть там что-нибудь, что бы ты хотел скрыть?– Документы содержат самые неопределенные сведения: частное образование, близких родственников нет и тому подобное.Дружба Чарлза Уинфилда с ректором академии сослужила Кензи добрую службу. У старины Чарлза были полезные связи.– Что мне всегда в тебе нравилось, дорогой, так это твоя таинственность. Ты не собираешься рассказать мне подлинную историю твоего пролетарского прошлого?Он с трудом скрыл изумление.– С чего ты это взяла?– Когда ты начал учиться в театральной академии, у тебя не было ни теперешнего аристократического лоска, ни соответствующей речи, – объявила Дженни на пороге спальни. – У меня чуткое ухо. Уверена, что, когда мы впервые встретились, я уловила легкий южноафриканский акцент.Она Найджела Стоуна совершенно собьет с толку. Глава 17 Понимая, что нужно просмотреть очередной номер «Лондон инкуайер», Рейни, сидя за завтраком, неохотно развернула газету. Увидев фотографию, она чуть не подавилась. «Скотт развлекается» – гласила подпись под изображением Кензи и темноволосой красотки, способной и мертвого поднять из могилы.К горлу подкатил комок. Рейн просмотрела статью. Женщину звали Дженни Лайм. Она обедала с Кензи в модном французском ресторане «Укромный уголок». Рейни всматривалась в изображение: Кензи повернулся к своей даме, на лицах обоих застыло удивление, – видимо, фотограф застал их врасплох. Если они хотели уединиться, то могли бы пойти в менее популярное место.Дженни была однокурсницей Кензи по театральной академии и его давней подругой. Рейн догадывалась, что когда-то они были любовниками, хотя ее муж никогда не говорил об этом. Интересно, кто они сейчас: друзья или любовники?Но это не ее дело, она всего лишь режиссер фильма, в котором снимается мистер Скотт. Он может сколько угодно развлекаться со своими подружками, если это не мешает съемкам «Центуриона». Только бы убедить в этом свое сердце…Прикрыв глаза, она глубоко вздохнула, успокаивая расходившиеся нервы. К счастью, сегодня дел выше головы – надо подготовить старое вагонное депо к самой большой и сложной сцене фильма. Ей придется заниматься множеством деталей: освещением, костюмами, массовкой. Съемки начнутся, когда стемнеет.Рейн вернулась к газете. Стоун посвятил статью ранней работе Кензи на Би-би-си, расспросив тех, кто знал его в то время. Казалось, репортер задался целью отыскать негативную информацию, но никто не захотел бросить камень в актера. «Он был такой же, как сейчас» – гласило общее мнение. Что ж. по крайней мере газета не публикует мерзких фальшивок.Пока. * * * С бьющимся сердцем Рейн, стоя на мостике операторского крана, оглядывала с высоты огромное помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47