– Я дразнил языком ее ягодки, тем временем забираясь под юбку. – Милорд, как вы смеете? В ее голосе зазвучал протест невинности, но в лицо мне устремился взгляд зеленых прищуренных глаз искусительницы. Такой взгляд, полускрытый опущенными веками, бывает у женщин только во время вспышек желания. – Нам в любой миг могут помешать, – продолжала она, потянувшись к пуговицам на моих панталонах. – Я не могу раздеться прямо здесь. Самой мне не удастся снова зашнуровать корсет или поправить прическу. – Ее глаза вдруг расширились, едва ладонь проникла за пояс моих панталон. – О Боже!.. Кто-нибудь наверняка заподозрит, чем мы здесь занимались. – Миледи, я продемонстрирую вам способ, в равной мере удовлетворяющий и мои, и ваши потребности. – Осторожно перевернув ее на живот, я поднял юбку ее амазонки и нижнюю юбку, обнажая пышные полушария и женственные бедра. Поставив мою партнершу на колени, я погрузился в нее сзади с приличествующим случаю воодушевлением. Вывод: я много размышлял и наконец понял, почему в нашем обществе среди женщин принято закутывать тела в бесконечные ярды ткани, но оставлять обнаженным само средоточие женственности, предлагая его услугам каждого жаждущего орудия. Когда мы вновь улеглись на спину бок о бок, выяснилось, что во время взаимного достижения блаженства не пострадали ни ее корсет, ни локоны. Заметим мимоходом, что женщины, которые чувствуют, что мать-природа обидела их, не наделив пышной грудью, излишне болезненно относятся к своему недостатку. Словно не понимая истинной цели своего возлюбленного, они волнуются или требуют обильных похвал, чтобы искупить анатомический изъян. Джентльмен, который пренебрежет своим долгом в подобном случае, не сумеет разжечь пламя желания у своей дамы. Не следует также впадать в чудовищную ошибку, прибегая к сравнениям и аналогиям, или пытаться убедить даму, что ее «недостаток» незаметен.
Себастьян отложил перо и взял бокал с вином. Повязка на правой руке мешала писать, но, несмотря на это, он свободно изливал свои мысли на бумаге. Воспоминания были приятными, но предстоящий вечер обещал гораздо больше, чем забава, описанная Себастьяном в ожидании ужина.
Себастьян с отвращением обвел взглядом остатки ужина. Он задумал роскошный вечер с обилием вина и великолепной стряпней Миньон, поданной на лучших скатертях и севрском фарфоре. На столе искрились хрусталь баккара и столовое серебро – часть приданого матери Себастьяна, француженки, отлитое придворным ювелиром Людовика XVI. Себастьян приказал принести из сада последние летние розы, которые теперь стояли в изящной вазе в окружении серебряных и позолоченных канделябров. Второй букет красовался в спальне Себастьяна, у постели, застланной свежим бельем. Спальню как следует протопили, чтобы ночью в ней не было зябко. Сам Себастьян оделся с особым усердием, выбрав кружевные манжеты и сапфировую булавку к галстуку. Словом, эти приготовления были достойны официального приема в лондонском особняке, а не ужина со скромной кухаркой в поместном доме.Себастьян вдруг с удивлением поймал себя на том, что нервничает, наблюдая за приготовлениями, словно ему предстоял первый в жизни тет-а-тет с дамой, плавно переходящий в развлечения в постели. Никогда еще он не испытывал столь острого возбуждения.Затруднение было лишь в одном: Себастьяну пришлось ужинать в одиночестве.Мадлен только один раз появилась в столовой, взмокшая и раскрасневшаяся, в поношенном платье прислуги, которое Себастьян тихо возненавидел. Она извинилась и сообщила, что кухарка, которой она поручила присматривать за мясом, отвлеклась и баранина чуть не подгорела. Это происшествие ясно свидетельствовало о том, что Мадлен не в силах доверить чужим рукам свою стряпню.Выслушав ее, Себастьян раздраженно раскинулся в кресле, нахмурился и выпил больше, чем обычно. Ожог на ладони вдруг заныл, но не менее мучительную боль ему причиняло уязвленное самолюбие.Перемены блюд, появляющиеся на столе, были настоящим чудом, но Себастьян почти не замечал, что ест.Он не привык, чтобы дама, которой он сделал недвусмысленное предложение, отказывала ему в обществе. Мысль о том, что его отвергли, распаляла его гордость, хотя в другое время Себастьян сам поспешил бы защитить Мадлен. Впрочем, сейчас он был не в состоянии рассуждать разумно, рассудок покидал его с каждым выпитым бокалом.Такой поворот событий вызвал недовольство и у Мадлен. Только когда десерт был готов, она сумела ускользнуть к себе и переодеться. Мадлен опасалась, что, несмотря на поспешное умывание в тазу, от нее по-прежнему несет кухонным чадом. Чтобы избавиться от навязчивого запаха, она слегка потерла волосы лимонной цедрой, а затем перевязала влажные кудри желтой атласной лентой. Но даже после того, как она пожевала лист мяты, чтобы освежить дыхание, Мадлен боялась, что от нее исходит запах жареной баранины. В последней отчаянной попытке избавиться от него она растерла пучок мелиссы из сада в ладонях и положила несколько веточек в ложбинку между грудей. Переоделась в белое муслиновое платье с рисунком в тон желтой отделке. Весь туалет, в том числе белье, лента, кружевные перчатки и туфли, был позаимствован у Оделии. Похоже, одежда пришлась Мадлен впору, но без зеркала судить об этом было трудно.Наконец Мадлен шагнула в столовую и тихо, как мышка, приблизилась к внушительному столу, во главе которого восседал хозяин дома.Себастьян раскинулся в кресле в непринужденной позе, перекинув ногу через подлокотник. В левой руке он вертел пустой серебряный кубок. Он не изменил позу, увидев внезапно возникшую перед ним Мадлен, но это не значило, что ее появление осталось незамеченным. Несколько долгих минут Себастьян молчал, разглядывая ее, словно еще одно соблазнительное блюдо.Простое платье Мадлен не скрывало нежных очертаний соблазнительного юного тела. Завышенная линия талии проходила под грудью. Глубокий вырез обнажал ту часть женского тела, которой Себастьян всегда отдавал предпочтение. Но самым поразительным свидетельством красоты Мадлен он счел другое: без единого украшения, кружев или даже веера и цветов она ухитрилась в этот миг затмить всех других женщин, которых Себастьяну когда-либо хотелось соблазнить.Но она опоздала, и он успел напиться. Кроме того, он не собирался поддаваться ее чарам, по крайней мере Себастьян решил не подавать виду, что очарован.– А, маленький шеф-повар наконец-то соизволил явиться! – язвительно протянул он. – Подойдите поближе, мадемуазель, дайте-ка посмотреть, что модно в этом сезоне в кругу прислуги.Эти слова больно укололи, но не удивили Мадлен: у Себастьяна было немало причин раздражаться. Мадлен медленно приблизилась.– Тысяча извинений, месье. Я оскорбила вас своей медлительностью.– Оскорбили меня? Да я этого даже не заметил! – Он пренебрежительно махнул кубком в сторону стола. – С таким же успехом розы могли бы увянуть в оранжерее, а не здесь. А фарфору и серебру нет никакого дела до того, кто пользуется ими. Ну а я… за последние полтора часа я осознал всю нелепость своего приглашения.Он увидел, как на щеках Мадлен проступил румянец.– Стол выглядит прелестно, месье. Я польщена вашим вниманием.– Не стоит! Садитесь. Должно быть, еда уже остыла. Впрочем, прислуге привычно доедать холодные остатки чужих ужинов, не так ли?Улыбка Мадлен угасла. Уничижительный тон был несвойствен Себастьяну. Лакей отодвинул стул, и Мадлен села, не поднимая глаз. А когда Себастьян махнул рукой лакею и процедил сквозь зубы: «Пшел прочь!» – Мадлен задумалась, не понимая, в чем дело. И голос, и манеры хозяина дома утратили прежнюю утонченность. Внезапно он неуверенным жестом потянулся к серебряному кувшину, наполнил свой бокал, и Мадлен все поняла. Маркиз был пьян.Хмель не отразился на его лице, выражение которого осталось надменным и невозмутимым. Только синие искры, мерцающие в глазах, стали другими. Мадлен видела, как эти глаза искрятся насмешкой, вспыхивают от удивления, загораются огнем желания. А теперь в них читалось раздражение и обида. Мадлен поняла, что допустила оплошность. Соблазнение не состоится, его заменят унижения и горечь. Мужчина, который получал все, что только мог пожелать, больше не хотел ее.– А вы? Почему не пьете? – спросил он, заметив, что Мадлен сидит, сложив руки на коленях. – Передайте мне свой кубок, Миньон.Он наполнил его и вернул обратно, не произнеся ни слова.Мадлен внимательно разглядывала изящную серебряную вещицу, покрытую позолотой. На подставке кубка были вычеканены виноградные листья и грозди.– На редкость красивая вещь, месье.Ухмыльнувшись, Себастьян поднял свой бокал.– Как и вы, мадемуазель.Мадлен отвернулась, кусая губы. Несмотря на свою вину, она негодовала, видя попытки Себастьяна унизить ее. Пытаясь взять себя в руки, она глотнула вина.Себастьян заметил неожиданно мелькнувшее на лице Мадлен выражение недовольства, пока она опускала кубок и заглядывала в него.– В чем дело?Между тонкими темными бровями Мадлен легла морщинка.– Вы пьете слишком сладкие вина, месье, к тому же они не шамбрированы. Не доведены до комнатной температуры.

Он пожал плечами:– Если я пью в одиночестве, мне скучно ждать, когда вино согреется, поэтому я предпочитаю пренебрегать нюансами.– Неубедительное объяснение, – выпалила Мадлен не задумываясь.– Возможно, – еще более холодным тоном отозвался Себастьян. – Полагаю, ваш французский темперамент не допускает и мысли о том, что кто-то другой может быть не чужд эксцентричности вкусов, которую вы считаете своим законным наследием.Мадлен была слишком разочарована долгожданным ужином и не сумела воспринять последнюю шпильку невозмутимо и с достоинством. Она окинула Себастьяна гневным взглядом.– Зато вы, месье, за несколько минут проглотили то, что готовилось несколько часов. – Она оглядела стол, уставленный почти нетронутыми блюдами, в которые она вложила столько труда и заботы. – Вы, англичане, понятия не имеете о том, как надо наслаждаться вкусом блюда, смаковать его. Прежде чем добавить в блюдо соус, надо положить полную ложку в рот, хорошо распробовать, пока соус не перестанет быть загадкой. А вы… вам все равно, вам нет дела до того, что добавлено в соус – базилик, эстрагон или шнитт-лук. С таким же успехом я могла бы положить туда мелко накрошенное сено!Ее упреки были несправедливы – Себастьян обладал утонченным вкусом. Но вспышка маленькой кухарки позабавила и заинтриговала его. Мадлен вновь забыла свое место, пренебрегла правилами, требующими от прислуги почтительности и сдержанности.– Если вы убеждены, что способны лучше меня оценить вкус вина, докажите это. – Предложение застало Мадлен врасплох, и она растерянно заморгала. – Не робейте! Вы уже столько наговорили, что мне следовало бы сию секунду вышвырнуть вас за порог.Мадлен признала, что Себастьян прав, но тут же вспомнила, сколько труда потратила в последние дни, чтобы он оценил ее кулинарный талант. А теперь захмелевший хозяин сидел в окружении объедков блюд, которые, судя по всему, не произвели на него никакого впечатления.Он спустил ногу с подлокотника и впервые за весь вечер улыбнулся.– Смелее, Миньон! Попробуйте еще немного моего чудовищного вина и объясните, почему считаете мой выбор неудачным.Мадлен робко улыбнулась, не поднимая глаз.– Мне неловко критиковать ваш вкус…– Вы это уже сделали. – Его взгляд постепенно теплел. – Выпейте, Миньон, и объясните, в чем дело.Мадлен взяла второй бокал, стоящий перед ней, на этот раз хрустальный, и перелила в него содержимое серебряного. Слегка покачав жидкость в бокале, она поднесла его к свече, нахмурилась и наконец изрекла:– Вино неправильно профильтровано и разлито по бутылкам. Осадок в нем густой, как слой осенних листьев. – Она пригубила вино, на этот раз не скрывая гримасы отвращения. – Месье, вам продали остатки со дна бочки, подслащенные сахаром.– Черта с два! – Себастьян нахмурился, гневно глядя на вино, словно желая пристыдить его взглядом. – Я сам купил его месяц назад в Марселе.– Красное вино хорошо переносит перевозку, – кивнула Мадлен, – а вот белое часто портится. Но если бы вы осмотрительно выбрали вино, в дороге с ним ничего бы не случилось. – Она подняла голову. – По-моему, дворецкий вас обманывает.– Хорас? – Себастьян расхохотался на всю комнату. – Это немыслимо! Он только что приехал сюда со мной из Лондона, а вино было доставлено прямиком в поместье.– Значит, в том, что вино испортилось, виноват кто-то другой. У вас есть ключ от погреба?– Разумеется.– Не могли бы вы дать его мне?– Зачем?– Я хотела бы доказать свою правоту. Но для этого мне необходимо самой принести несколько бутылок из вашего погреба.– Я пойду с вами.– Это ни к чему.Заявление Мадлен ни в коей мере не польстило самолюбию Себастьяна, но он опасался, что, если станет настаивать, она просто-напросто уйдет спать.– Будь по-вашему.Он выудил ключ от винного погреба из кармана, куда сунул его после того, как Хорас принес вино к ужину. Ключ был огромный, резной, на толстой цепи.– Прошу вас, хозяюшка. Принесите вино сами. Только возьмите с собой свечу.Мадлен встала и взяла из рук Себастьяна ключ.– Я попрошу лакея проводить меня.Себастьян нахмурился, застыв с протянутой рукой.– И передайте ему: за малейшую непочтительность он у меня поплатится!Мадлен отвернулась, чтобы скрыть улыбку: вечер удался.
– Последнее вино – «Пино нуар», или «Черная гроздь», из Бургундии. Оно лучше предпоследнего, но еще не созрело.Мадлен плеснула немного вина в седьмой и последний из хрустальных бокалов, выстроившихся на обеденном столе перед Себастьяном.– Через год-другой оно станет совершенством.«Миньон, совершенство – это ты», – мысленно возразил Себастьян, потянувшись за бокалом и радуясь тому, что отослал лакеев спать, лишь бы остаться наедине с гостьей.Он не спешил, наблюдая за ней поверх края бокала. Его переполняло странное возбуждение, размышлять о причинах которого не хотелось. Когда Мадлен подняла голову, Себастьяна окатила теплая волна нежности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48