— испуганно спросила Дебора, стиснув на коленях руки.
— Непременно будет, — фыркнула в ответ Джейн, и хотя глаза ее горели от возбуждения, лицо сохраняло в целом спокойное выражение, а яркие веснушки на нем подчеркивали бледную свежесть кожи. — Они обстреляют нас, мы станем стрелять в ответ, а наша женская доля — либо ухаживать за ранеными, либо быть похищенными в качестве военных трофеев.
Дебора тут же посерела от страха и тихонько запричитала, а Нора поспешила успокаивающе обнять ее за плечи.
— Тише ты, — прикрикнула она на Джейн, — ты же до смерти напугала бедняжку!
— Мы должны смотреть в глаза суровой реальности, — возразила та. — Если Патрик с остальными не смогут отбить пиратскую атаку, то, мои дорогие, прости-прощай наше целомудрие!
Дебора испустила вопль отчаяния.
— Еще одно слово, — погрозила пальцем Нора, — и я выцарапаю тебе глаза!
— Остановитесь, — вмешалась Шарлотта, успокаивающе протягивая к обеим руки. — Нам всем грозит одинаково серьезная опасность. Мы должны быть поддержкой друг для друга. — Она вздохнула, а потом добавила: — Патрик защитит нас.
После чего они попытались сконцентрироваться на игре в карты, но в воздухе явно чувствовалось напряжение. Один за другим потянулись часы томительного ожидания. В комнате стало темно, и Шарлотта зажгла свечи. Вся компания покрепилась сэндвичами и шоколадом и снова принялась ждать.
Первый выстрел сотряс стены дома сразу после захода солнца. Шарлотту снедало желание очутиться в центре событий, чтобы видеть все происходящее своими глазами, а не заниматься гаданием на кофейной гуще и домыслами: предпочел ли Рахим бросить якорь на другой стороне острова и отправил своих людей через джунгли или же он прямо атаковал со стороны залива, подойдя на корабле как можно ближе к усадьбе?
Устав слоняться по комнате, Шарлотта внезапно подошла к двери и попыталась ее открыть. Обнаружив ее запертой, она не удивилась хотя и разозлилась. Поскольку она уже успела обследовать все углы на предмет побега еще несколько часов назад, ей пришлось смириться с мыслью, что заперли ее надежно.
Канонада грохотала не переставая, сражение между атакующими и защитниками острова разыгралось не на шутку.
Дебора спрятала лицо в ладонях и принялась плакать с таким отчаянием, что сердце у Шарлотты просто разрывалось от жалости.
— Ну, теперь ты довольна? — сердито спросила Нора у Джейн. — Полюбуйся, что ты натворила своими разговорами про то, что нас изнасилуют, застрелят и тому подобное!
Джейн выглядела одновременно раздраженной и растерянной и уже открыла было рот, чтобы ответить, но тут раздался шум в коридоре. Что-то происходило у самых дверей комнаты.
Все они затаили дыхание, но вместо грозного пирата к ним явился преподобный Гидеон Роулинг.
— Что там происходит? — набросилась на него Шарлотта, от волнения не замечая, что вцепилась бедняге в лацканы пиджака и нещадно его трясет. — Патрику ничто не грозит?
— Ну, насколько это может быть в данных условиях… — Гидеон пытался как можно деликатнее отцепить ее пальцы от своего пиджака.
Дебора не выдержала и с воплем вскочила на ноги, собравшись забиться в истерике.
Естественно, будучи служителем Господа нашего и поклявшись быть утешителем страждущих, Гидеон занялся ею. Шарлотта колебалась всего секунду, а потом воспользовалась тем, что на нее не обращают внимания, и выскользнула в темный коридор. Дом весь сотрясался от непрерывной стрельбы, и какая-то часть сознания потянула ее назад, в укрытие. Но в конце концов страх за Патрика и неуемное любопытство, с детства бывшее ее проклятием, пересилили. Она выбежала от света и безопасности навстречу тьме и угрозе.
Хотя она старалась двигаться как можно осторожнее, идя по коридору на ощупь, она успела набить немало шишек, натыкаясь на украшения и мебель. Кое-как она доковыляла до окна в гостиной. Через него можно было разглядеть залив, вода в котором все еще была покрыта барашками после вчерашнего урагана. Через щели в ставнях она увидела три корабля вместо одного, и у всех трех палуба то и дело освещалась вспышками от выстрелов, направленных на остров.
Шарлотта была слишком возбуждена, чтобы испытывать страх. Она знала, что он придет позже. А сейчас она хотела, она жаждала находиться возле Патрика. В жизни или в смерти — она принадлежит своему мужу.
Она как раз собралась отправиться на его поиски, как вдруг раздался ужасный вой и раздирающий уши грохот. Потом у нее появилось чувство, что ее со страшной силой всосало в невероятных размеров смерч огня и света и она закружилась по его огромным спиралям…
Патрик вдруг оставил утес, превращенный в импровизированный бастион, и помчался в сторону дома, буквально подхваченный, словно вихрем, необъяснимым предчувствием беды, парализовавшим его мозг, У дверей он столкнулся в полуобезумевшим Гидеоном.
— Благодарение Богу, вы здесь! — вскричал миссионер, и Патрику показалось, что сила, стащившая его с утеса, не иначе как вызвана молитвой Роулинга. — Там Шарлотта…
Не слушая более, капитан бегом направился к задней двери, а слова поспешившего за ним Гидеона бились у него в ушах, словно назойливые мухи.
— О, я проклинаю сам себя… с нею сейчас Джейн… она проскочила мимо меня.
Патрику не было нужны выяснять, где искать Шарлотту. Ее душа безмолвно взывала к нему, умоляя о поддержке в минуту горя и болят.
Она была распростерта на полу в гостиной, прямо под злополучным окном. Рядом стояла рыдавшая в отчаянии Джейн, держа ее за руку.
Сердце Патрика едва не разорвалось от сознания того, что случилась непоправимая беда, и казалось, что каждый толчок дается ему с болью. Он опустился на колени подле Шарлотты и хотел было взять ее на руки, но Джейн предупредила, что ее нельзя двигать.
— Шарлотта!
В этом имени для него сейчас заключался весь мир.
Лишь легкое, едва уловимое движение век было ему ответом.
— О Боже! — только и мог вымолвить Патрик. Как завороженный он все повторял: — О Боже!
— Мы позаботимся о ней сами, рассудительно сказал несколько пришедший в себя Гидеон, кладя ему на плечо руку.
Все вокруг сотрясалось от грозной канонады, но Патрик словно ничего этого не слышал. Все его внимание было приковано к хрупкой фигурке, распростертой перед ним на полу, заваленном обломками штукатурки.
— Вам бы лучше заняться сейчас Рахимом, капитан.
Треваррен словно закаменел, услышав это имя. Рахим, это он ранил Шарлотту! Возможно, он даже убил его жену и их ребенка, который так и не увидел света.
Патрик осторожно склонился над Шарлоттой и нежно поцеловал ее бледный лоб. Затем, ни говоря ни слова, даже не взглянув в сторону Гидеона и Джейн, он поднялся на ноги и вышел вон.
Шарлотте же казалось, что она окружена мягким сиянием, иссушим ей тепло и радость, но в то же время и мучительную боль. В какой-то момент она ощутила в себе великую мудрость, познавшую все тайны мироздания, но тут же оказалось, что она забыла обо всем. Ей все время хотелось куда-то уйти с этого места, и сознание ее от этого как бы раздвоилось. Но тут она услышала, как кто-то жалобно зовет ее хриплым голосом.
Медленно, словно цветок, открывающийся навстречу солнцу, Шарлотта пробилась сквозь паутину, окутывавшую ее сознание, к внешнему миру. Она шла по единственному оставшемуся доступным для нее пути. Он вел ее прямо к Патрику.
Глава 22
— Ты что, взбесился? — широко раскрыв глаза от удивления, спросил Кохран, глядя, как капитан скидывает рубашку и брюки и сует за пояс кинжал в ножнах. Со стороны бухты мужчин укрывала ночная темнота и выступы скал. По приказу Треваррена обстрел залива прекратился примерно полчаса назад.
Капитан поднял руку, призывая к молчанию, и прислушался. После того как перестали палить пушки, на острове стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом волн, накатывающихся на берег и отступающих обратно в море.
— Да, друг мой, — наконец ответил Патрик. — Я взбесился. И случилось это давно и очень далеко отсюда. — Внутри у него словно все заледенело, и он старался не думать о Шарлотте, распростертой на полу в гостиной и, возможно, в эту самую минуту погибающей от ран. Он двинулся к воде.
— Господь с тобой, дружище, — не унимался Кохран, схватив Патрика за руку, — но ты затеваешь дело, которое тебе не по силам. Ведь она наверняка придет в себя и начнет спрашивать о своем муже. Ты что же, хочешь предоставить мне честь сообщить ей о том, что ты отправился на дно вслед за «Чародейкой»?
— Возьми себя в руки, Кохран, — оборвал его Патрик со странной улыбкой, скорее напоминавшей гримасу. В эту ночь у него не осталось способности шутить. — Ты начинаешь причитать надо мной, как старая баба.
— Все в руках твоих, Господи! — только и смог сказать Кохран, провожая капитана взглядом.
Никакие слова не могли сейчас остановить Патрика. Он действительно был охвачен в этот момент своего рода безумием, которое не давало ему ни минуты покоя, пока он не выполнит то, что считал своим долгом. Он снова прислушался, но услышал лишь частые удары своего сердца.
У Патрика не оставалось сомнений: после прекращения ответного огня пираты решат, что силы оборонявшихся иссякли, боеприпасов больше нет и можно спокойно приступать к разграблению острова, «Быть слишком уверенным в своем превосходстве всегда большая глупость для полководцев», — мрачно ухмыльнулся Патрик.
Погрузившись по грудь в теплую, ласковую воду, капитан на секунды обернулся назад, где за неясным силуэтом Кохрана угадывались очертания обезображенного стихией и артобстрелом дома, в котором он оставил свою Шарлотту. Это из-за нею, Патрика, она может умереть сегодня ночью, а их невинный, так и не родившийся ребенок, наверное, уже умер. И, поскольку не в его власти повернуть время вспять и исправить уже совершенные им ошибки и несправедливости, ему остается лишь один способ искупить свою вину — месть.
— Патрик, — громко прошептал Кохран, приседая и поднимаясь, чтобы разглядеть в беспокойной воде капитана, и оттого походя на странную огромную птицу, — черт бы тебя побрал, безмозглый морской уторь! Я буду ждать твоего возвращения на этом же месте!
При мысли о том, что он сделал с Шарлоттой, у Треваррена защипало в глазах, но он приписал это морской воде. Больше не раздумывая, он бросился в ненадежные морские объятия и поплыл, посылая свое тело вперед сильными бесшумными гребками. Он легко установил местонахождение спущенных с корабля шлюпок. Несмотря на непроницаемую темень, тихие звуки от опускавшихся в воду весел отдавались в его ушах, словно удары грома. Путаная, грубая речь пьяных бандитов разносилась далеко по воде.
Патрик упорно плыл в их сторону, а в памяти вставал яркий образ его любимой, его нежной Шарлотты, Этот образ служил ему неиссякаемым источником сил, он вел его вперед, не давал успокоиться. Капитан вынырнул в нескольких футах от шлюпки так неслышно, что никто из троих пиратов, сидевших в ней, не заподозрил его присутствия. В промежутке между двумя гребками он легко ухватился за край борта и стал прислушиваться к разговору разбойников. Для него не составляло труда понять их речь, хотя и говорили они по-арабски.
— Мне это не нравится, — сказал маленький жилистый разбойник, сидевший на левом весле. Голову его покрывал тюрбан. — Треваррен не мог сдаться так просто. Это ловушка.
— Ты переоцениваешь его, — возразил другой, развалившийся на носу и ничего не делавший, — наверняка это и был Рахим. — Треваррен — американец, а они только и думают, что о своих хваленых удобствах да о безопасности собственной шкуры. Он наверняка уже удирает во все лопатки, да так торопится, что вполне мог забыть прихватить с собой бабу, про которую и так ясно, что скоро ее придется отдать.
Патрика охватила ярость, но он не проронил ни звука, даже не шелохнулся.
— Американцы, конечно, любят себя потешить, — вмешался третий, ворочавший правым веслом, — но уж если их разозлить, то они становятся что кобра: преследуют до конца и бьют насмерть.
Рахим лишь презрительно хмыкнул и плюнул в воду. Поверхность ее была неподвижной и гладкой, словно покрывало на постели старой девы. Однако это вовсе не означало, что двигавшейся по этой спокойной поверхности шлюпке ничто не грозило, — над водой витала тень неотвратимой близкой смерти.
Патрик набрал в легкие воздуха, навалился на борг лодки и одним мощным движением перевернул ее. Отчаянные вопли его жертв и их попытки ухватиться друг за друга и за борт бесполезной отныне шлюпки бальзамом пролились на горевшие в душе у Треваррена раны.
Он потряс головой, вытряхивая воду из ушей, а затем обернулся в сторону грех кораблей, ожидавших у входа в бухту. На их осветившихся палубах металась масса народу, но у Патрика оставалось еще вполне достаточно времени, чтобы осуществить свой план до конца.
Несмотря на суету, обнаружить Рахима не представило для Треваррена труда, так как гот один оказался в роли утопающего. Двое его подручных намертво вцепились в борта шлюпки и вопили, призывая помощь с корабля. Они были уверены, что на них набросилось ни больше ни меньше как огромное чудовище — обитатель морских глубин и что оно вот-вот проглотит их.
Патрик вынул из ножен кинжал, бесшумно подплыл к барахтавшемуся Рахиму и схватил его одной рукой за шею. Другой рукой он приставил клинок к пиратской глотке.
В последовавшие за этим моменты Патрику пришлось пережить бешеную схватку с самим собой. Это так легко одним движением перерезать Рахиму горло и выпустить в воду его черную кровь, лишь воздавая должное страданиям Шарлотты и невинного младенца, которому уже не суждено познать великое счастье и великую боль жизни.
— Треваррен… — прохрипел пират, почувствовав у горла холодную сталь. Он перестал барахтаться и вел себя удивительно спокойно. — Клянусь Аллахом, мои люди прикончат тебя за это!
— Не пытайся прикидываться святошей, Рахим!
Патрик задыхался or ненависти и в то же время не совершал последнего, решающею движения.
Вместо этого он поплыл к берегу, по-прежнему держа кинжал у горла Рахима, которого волок за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42