Из чего следовал единственный вывод.Он может идти вперед или отступить. Словно находится на узкой тропе высоко в горах, с одной стороны от которой вздымается отвесная скала, а с другой зияет бездонная пропасть.Испустив протяжный вздох, Ричард откинул одеяло и встал.Кинстеры никогда не отступают.Это чуждо их природе. Сама мысль о сдаче позиций задевала Ричарда до глубины души. Поэтому, затаившись неподалеку от кабинета Катрионы, он улучил момент, когда в ее плотном расписании выдалась пара свободных минут.С праздным видом прошествовав внутрь и обменявшись замечаниями о погоде, Ричард посмотрел на жену сверху вниз и поинтересовался:— Скажи, дорогая, я больше тебе здесь не нужен?Он собирался говорить жестко, чтобы показать ей, как сильно она ранит его, не допуская в свою жизнь, отказывая в малейшем шансе проявить себя, но не смог. Не желая, чтобы Катриона догадалась о его позорной уязвимости, Ричард принял светский вид и задал вопрос легким, с прохладцей тоном. Словно его ничуть не заботит ее ответ.Именно так Катриона его и поняла. Как прелюдию к сообщению, что он уезжает. Так палач похлопывает жертву по плечу, прежде чем занести топор.Скрывая за напускным спокойствием сердечную боль, она слабо улыбнулась:— Пожалуй. В общем-то тебе здесь нечего делать.Опустив глаза, она заставила себя продолжить — сыграть роль, которую репетировала часами, роль покинутой жены.— Как я понимаю, ты собираешься в Лондон. Хиггинс слышал, что дороги на юг открылись, по крайней мере до Карлайла.Ее мутило, в висках стучало, но она старалась не сбиться с, как ей казалось, удачно найденной интонации.— Полагаю, тебе не терпится увидеться с семьей. Твоя мачеха, наверное, ждет… — Горло ее перехватило, но она сумела вовремя проглотить комок. — Ну и, конечно, балы и вечеринки.Не поднимая глаз, Катриона вернулась к работе — записям в учетной книге. Она не осмеливалась взглянуть на Ричарда, опасаясь, что хлынут слезы и он все поймет.Поймет, что не должен уезжать, что она хочет, чтобы он остался с ней — навсегда. А этого нельзя допускать. Катриона все тщательно продумала и пришла к неутешительному выводу, что должна позволить Ричарду уехать. Какой смысл ограничивать его свободу, привязывать его к себе — и к долине, — если ему в тягость подобные узы?Будь это в ее власти, она запретила бы себе влюбляться в Ричарда, но теперь было слишком поздно. Даже сейчас, зная, что он уезжает, Катриона сожалела, что не смогла стать той единственной, на ком бы сфокусировались его великодушие, доброта, потребность заботиться и защищать. А он, в свою очередь, не стал тем, кем мог быть. Ее супругом и опорой.Госпожа оказалась права: Ричард создан для этой миссии. Но принять ее он должен сам, без чьего-либо вмешательства или давления. Ей придется отпустить его и надеяться, что наступит день, когда он захочет взять то, что она способна ему дать.— Должно быть, это замечательно, — заявила Катриона с твердым намерением облегчить разговор для них обоих, — находиться в Лондоне среди всего этого великолепия, ходить на балы и приемы.Ричард отвел от нее глаза и после минутного молчания уронил:— Должно быть. — Она подняла голову, но он лишь скривил губы, отказываясь встречаться с ней глазами. — Думаю, я неплохо развлекусь.Он повернулся и неспешно, как всегда, вышел из комнаты. Проводив его взглядом, Катриона продолжала смотреть на дверь, озадаченная его тоном. Неужели ее чувствительность разыгралась настолько, чтобы вообразить глубокое уныние в его голосе?
Итак, он подбросил монетку — и проиграл. Больше, чем мог себе позволить.Катриона открыто заявила, что ему нечего здесь делать, и ему ничего не остается, как принять ее вердикт. Он потерпел поражение. А если ему нужен дополнительный повод, чтобы покинуть поле сражения, достаточно вспомнить небрежный тон, каким она сообщила, что более не нуждается в нем, и чуть ли не предложила убираться на все четыре стороны.Ричард не знал, как они дошли до этого — до состояния, когда требуется усилие, чтобы выносить общество друг друга. Он не мог сообразить, как это случилось. Впрочем, он вообще не мог разумно мыслить, не мог толком даже дышать. Каждый вздох давался ему с боем, словно железные тиски сжимали грудь.Он не представлял себе, как они проведут предстоящую ночь. Впервые за все время, с тех пор как они поженились, Ричард, явившись в спальню, не застал там Катриону. Лежа в полумраке, чуть тронутом отблесками угасающего пламени, он задавался вопросом, действительно ли она так занята сейчас… или просто избегает его.В полночь дверь отворилась. Бросив быстрый взгляд на кровать, Катриона прошла к огню. Ричард чуть было не окликнул ее, но промолчал, не зная, что сказать.Она начала раздеваться. Ричард жадно наблюдал, упиваясь мучительно знакомым видом гладкой спины и округлых ягодиц, жемчужно сиявших в мерцающем свете камина.Она тряхнула золотисто-огненной гривой, и длинные пряди рассыпались по спине и плечам. Повернувшись — великолепная в своей наготе, — Катриона шагнула к кровати.Ричард напрягся, ожидая, что она будет держаться так же отчужденно, как вела себя весь день. Но она приподняла одеяло и скользнула прямо в его объятия. На мгновение он замер, прежде чем сомкнуть вокруг нее руки. Она потянулась к нему губами, и после секундного колебания он припал к ним.Будь Ричард в состоянии рассуждать, он не упустил бы возможности расчетливо и безжалостно привязать ее к себе, используя силу страсти. Он заставил бы ее пылать, долго и мучительно, чтобы она поняла, что не может расстаться с ним. А расставшись, страдала бы, сгорая каждую ночь, проведенную без него.Но Ричард не рассуждал. Он хотел лишь одного — наполниться ею, чтобы она всегда оставалась с ним, внутри его. Как и он, где бы ни был, в мыслях своих останется с ней.Он любил ее с таким самозабвением, с такой страстью, что слезы выступили у Катрионы на глазах. Слезы восторга и блаженства, слишком сильного, чтобы скрыть его. С отчаянием сознавая, что, возможно, в последний раз сжимает мужа в объятиях, она раскрылась перед ним телом и душой, Если бы она могла удержать его силой одного лишь вожделения, то сделала бы это не задумываясь.Заласканная, она обрушила на него собственные неистовые ласки, покрывая жаркими поцелуями его напряженное тело.Он любил ее всю ночь напролет, и Катриона безропотно покорялась, предлагая даже больше, чем он просил. Ей казалось, что она умирает и рождается заново, сгорая в пламени блаженства. Они соединялись вновь и вновь, пока не осталось ничего, что стояло бы между ними. Ни пространства, ни чувства, ни ощущения раздельного бытия.Кульминация потрясла их обоих, но даже сила этого взрыва не могла разрушить того, что создала эта ночь.
Медленно вернувшись к реальности, Ричард ощутил внезапную горечь.Он не мог постигнуть, как можно с таким самозабвением отдаваться ему — и быть готовой в любой момент распрощаться с приятной улыбкой на устах.Скривив в горькой усмешке губы, он пришел к неутешительному выводу, что, несмотря на весь свой опыт, ошибся в Катрионе. Она была исключением — непостижимым созданием, которое любило всей душой и сердцем, в сущности, не любя совсем.Похоже, он значил для нее не больше, чем Гром. Еще один жеребец, чьи физические достоинства она ценила.Приподняв голову, он посмотрел на ее едва различимое в темноте лицо. Судя по его выражению, она все еще находилась на пути с небес. Откинувшись на подушку, Ричард ждал, когда она вернется к жизни. И к нему.Придя в себя, она что-то сонно пробормотала и свернулась калачиком, положив голову ему на плечо.— Утром я уезжаю, — произнес Ричард.Сердце Катрионы сжалось, хотя она и ожидала чего-то в этом роде. Слуги сообщили ей о приготовлениях к отъезду. Она молчала, лихорадочно гадая, что он рассчитывает от нее услышать.— Я знаю, — наконец вымолвила она.— Что ж, — произнес он, чуть ли не скрипнув зубами, — полагаю, ты обойдешься без меня, по крайней мере некоторое время.Он помедлил и, не дождавшись ответа, добавил:— Ты же выполнила волю Госпожи и зачала от меня ребенка.Уловив прозвучавшую в его голосе горечь, Катриона прикусила нижнюю губу, принимая упрек.— Я… — Как объяснить ему, что это просто выскользнуло у нее из головы? — Я забыла! — вырвалось у нее. — Я была так…— Занята?Внезапно Катриона рассердилась. Она была так поглощена им, что забыла о единственном существе, которое должно было находиться в центре ее мироздания. Еще одно доказательство ее одержимости Ричардом, лишнее подтверждение тому, насколько он заслонил от нее все остальное в жизни.Пропустив мимо ушей его выпад, она медленно отстранилась и повернулась к нему спиной.Глубокое уныние и ощущение потери нахлынули на нее. Она чувствовала себя обманутой. Один из лучших моментов в жизни, которому полагалось быть радостным и полным любви, был отравлен горечью и обидой.Она закрыла глаза и попыталась заснуть. Ричард последовал ее примеру.Они погрузились в тревожные сны, пронизанные разочарованием.
Утро следующего дня выдалось ясное, дул свежий ветер, по бледно-голубому небу стремительно неслись облака. Идеальная погода для путешествий.Стоя на ступенях парадного входа, Катриона пыталась справиться с тяжестью на сердце.Этим утром она должна была молиться, но пренебрегла своим долгом. Впервые в жизни она предпочла что-то служению Госпоже, не в силах отказать себе в том, чтобы в последний раз увидеть Ричарда. Со временем она преодолеет это чувство, возможно, через несколько месяцев. А может, после рождения ребенка или еще позже.Во дворе суетились слуги, прилаживая на крыше кареты сундуки. Часть своих вещей Ричард оставил в замке, и Катриона была до слез признательна ему за это, усматривая в них единственную связь с мужем в предстоящие месяцы. В глазах у нее защипало. Поморгав, она перевела взгляд на четверку серых. Ее люди вывели лошадей из конюшни и запрягли в карету. Слишком простодушные, чтобы улавливать подводные течения, они с энтузиазмом занимались последними приготовлениям, радуясь, что могут услужить хозяину и хозяйке. Их вера в Госпожу — и в нее — была безгранична. Только Уорбису, казалось, было не по себе, но сколько Катриона ни вглядывалась в его круглое лицо, не могла понять причины его расстройства.Наконец со стороны конюшни, где он прощался с Громом, появился Ричард. Он широко шагал по вымощенному булыжником двору; тяжелый плащ развевался на ветру, хлопая по высоким, отполированным до зеркального блеска голенищам сапог. Как всегда, он был безупречен. Пока он давал указания конюхам, Катриона упивалась его видом. Любовалась скучающим, отстраненным выражением лица, всем его обликом, на котором лежала печать небрежного превосходства.Он повернулся и, заметив Катриону, после секундного колебания двинулся к ней. Она молча ждала, не сводя с него глаз. Ричард был неотразим — самый потрясающий мужчина, какого ей приходилось видеть.А также само воплощение скучающего повесы, стряхнувшего пыль захолустья со своих сверкающих сапог вместе с ненужной женой. Последнее явственно читалось в его глазах и циничном изгибе губ. Катриона мужественно встретила его взгляд. Отчаянно стараясь сохранить достоинство, она отчужденно улыбнулась:— Пора прощаться. Надеюсь, ты благополучно доберешься до Лондона. — Никогда еще слова не давались ей с таким трудом.Ричард испытующе смотрел ей в глаза, словно ждал какого-то знака. Происходящее казалось ему нереальным. Но сильнее ощущения нереальности было чувство неизбежности.Неизбежным казался их брак, и он надеялся обрести в нем стабильность, к которой так стремился. Теперь, напротив, неизбежным казалось разочарование в их союзе и то, что он снова лишился почвы под ногами. Его опять уносил поток жизни, неприкаянного и ничем не связанного.Непривычная злость охватила Ричарда, когда он не обнаружил в глазах Катрионы ничего, что дало бы ему повод изменить свое решение и остаться.— Пора ехать. — Он не смог скрыть горечи, прозвучавшей в его словах.Катриона улыбнулась и протянула руку.— Прощай.Заглянув в ее глаза, Ричард пытался разгадать, что таится в их зеленых глубинах. Их пальцы переплелись, он ощутил их трепет. Ощутил нечто…— Вот вы где, сэр!Они обернулись, обнаружив за спиной сияющую миссис Брум. Она протянула аккуратно упакованную корзинку.— Мы с кухаркой подумали, что вы не откажетесь подкрепиться в дороге. Все лучше того, чем потчуют в гостинице.Ричард с уверенностью мог сказать, что ни миссис Брум, ни кухарка никогда в жизни не останавливались в гостиницах. Это была единственная мысль, вертевшаяся у него в голове, что говорило о его нынешнем состоянии. Он чувствовал себя выбитым из колеи, вывернутым наизнанку. Выдавив слабую улыбку, он взял корзинку из рук миссис Брум, передал ее груму и повернулся к Катрионе.Только для того, чтобы встретить бесстрастную улыбку.— Прощай.Секунду Ричард колебался. Он был готов восстать против ее решения, заключить Катриону в объятия и не выпускать до тех пор, пока она не выслушает его.Ее спокойная улыбка, твердый взгляд и ощущение неизбежности остановили его.Поклонившись с изысканной учтивостью, Ричард повернулся и с беспечным видом зашагал вниз по ступеням. Катриона смотрела ему вслед, чувствуя, что он уносит с собой ее сердце, и сознавая, что никогда уже не будет такой, как прежде.Перебросившись несколькими словами с кучером, Ричард забрался в карету, ни разу не оглянувшись назад. Уорбис захлопнул дверцу, экипаж дернулся и покатился, набирая скорость, вниз по аллее, через парк.Подняв в прощальном жесте руку, Катриона прошептала напутственную молитву. Молчаливая и неподвижная, она стояла на крыльце, провожая взглядом карету, пока та не скрылась среди деревьев.Вернувшись в дом, она поднялась в свою комнату в башне. И, распахнув окно, наблюдала за экипажем, уносившим ее мужа, пока тот не исчез из виду. Глава 14 — О нет! — Катриона застонала, увидев пробивавшийся сквозь задернутые на окнах шторы свет. Было позднее утро.Откинувшись на подушках, она уставилась на полог кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42