Но кто это такой? Колин не мог прийти в себя от изумления.
– Через неделю, – подтвердил Гарри.
– Я обожаю детей, – после короткой паузы с тоской в голосе произнесла прекрасная и утонченная графиня Малмси.
Колин осторожно отодвинул ногу в сторону, чтобы пистолет Мэдлин Гринуэй не упирался ему в бедро. Естественно, ее упругие ягодицы сразу же оказались по соседству с его пахом, что было и преднамеренным и безрассудным одновременно, но здесь, в темном и призрачном мире шкафа, откуда можно было наблюдать живописную сцену встречи графини с лакеем, это вызывало незабываемые ощущения.
Гарри, очевидно, нечего было сказать о детях. Вместо этого Колин увидел, что Гарри делает то, что делают все мужчины в мире, когда оказываются перед женским туалетным столиком: он взял маленький стеклянный пузырек, озадаченно повертел в руке, понюхал, наморщил нос и поставил на место.
– Они будут очень счастливы. Лизи и Уилле, – продолжала графиня.
– Они уже счастливы, – заявил лакей. – Но после свадьбы они будут счастливы под одной крышей.
– Ты все понимаешь слишком буквально, – изумленно фыркнула Элеонора.
– Не имею ни малейшего представления, что ты хотела сказать этим, Нора, – пошутил лакей, – но держу пари, ты права.
Графиня хихикнула, встала, покружила по комнате, плюхнулась на кровать и вздохнула. Спустя мгновение раздался скрип кровати, Колин посмотрел через голову Мэдлин и увидел подошвы обуви Гарри и его бледно-голубые чулки рядом с тонкими лодыжками Элеоноры, шлепанцами и пенным кружевом края ее платья.
Дыхание Мэдлин явно участилось. Она не делала попытки отодвинуться от него, и Колин чувствовал тепло се тела.
Некоторое время в спальне было тихо.
– Я отправлю подарок Уиллсу и Лизи, – мечтательно произнесла Элеонора.
– Сейчас ты должна проявлять осторожность, – предупредил Гарри. – Ты не можешь посылать дорогие подарки.
Графиня помолчала секунду.
– Тогда какой во всем этом прок? – надула она губы. – Если, ну это, я не могу поделиться ни с кем?
«Интересно, – подумал Колин. – Она сказала "ну, это?"». Безупречный лондонский акцент графини уступил место провинциальной речи. История начинала привлекать внимание. Странно, насколько внимательным мог быть его ум, сосредоточенный на разворачивавшейся перед ним сцене, когда его тело, похоже, было целиком поглощено совершенно другим объектом.
– Что хорошего? – удивленно переспросил Гарри. – Но деньги – это же хорошо, Нора, разве не так? Я полагаю, хуже, когда их нет.
Графиня вздохнула.
– Ты сделала то, что должна была сделать, а что сделано, то сделано, – мягко добавил Гарри. – Ты взяла меня на работу, мне хорошо платят, я посылаю деньги домой. Я сам куплю подарки, Нора. Ты же знаешь, что лучше не рисковать.
Графиня снова вздохнула.
– Иногда я скучаю по ним, Гарри. Скучаю по всем в Марбл-Майле.
– Прошло много лет, Нора. Они с нежностью думают о тебе, но говорить о тебе перестали. Ты уехала в Лондон и не вернулась. Им всем нравится думать, что у тебя роскошная жизнь. Они не знают о том, что ты делала в театре «Сладкое яблоко». И никогда не узнают, если решающее слово будет за мной.
– Я знаю, – тихо произнесла графиня. – У меня здесь замечательная жизнь. Я по-настоящему счастлива, и Малмси добр ко мне. Мне не на что жаловаться, Гарри. Как обращается с тобой экономка?
Далее последовала кажущаяся бесконечной беседа, перемежающаяся короткими вспышками смеха. Экономка была тираном, сообщил Гарри, накричала на служанку, довела ее до слез. А дворецкий, которого Гарри обожал, скорее всего потягивает бренди, потому что у него разыгралась подагра. Сама Элеонора никак не могла решить, нужен ли ей новый экипаж, может быть, шустрый небольшой дормез. У Гарри, хоть он и был лакеем, было свое мнение на этот счет, причем отрицательное. Элеонора жаловалась, что граф ест слишком много жирной пищи, и беспокоилась за его здоровье. Разговор носил домашний характер, был мучительно скучным и бесконечно личным. Так разговаривали между собой муж и жена, которые давно состоят в браке.
Конечно, эти двое не были мужем и женой. Разговаривали графиня и лакей.
Колин слушал, обнимая рукой теплую, полную жизни женщину, и никак не мог понять свои чувства. Что он сейчас ощущает? Веселье? Уязвленную гордость? В конце концов, графиня предпочла ему лакея. Сочувствие? Возможно. С незапамятных времен лишь немногие могли любить того, кого желали. Влюбленные часто были вынуждены жить порознь, либо из-за денег, либо по причине классового неравенства.
Уж если на то пошло, между ними могла встать Ньюгейтская тюрьма.
Но кто знает? Возможно, граф Малмси выбрал себе в жены женщину, которая могла его рассмешить, женщину, которая поражала своей молодостью с выигрышной позиции его преклонных лет, которой он мог открыто гордиться, которая творила чудеса, когда он был в постели, которая обожала его и была ему искренне благодарна. Поэтому граф закрывал глаза на существование лакея.
Наконец разговор между графиней и лакеем, похоже, подошел к концу. Колин вытянул шею и сквозь щель увидел почему: Гарри приподнялся на локте, положил свою огромную руку на грудь графини, прикрытую муслином, и стал лениво водить пальцем вокруг соска.
Те, кто находился в шкафу, затаили дыхание. Круговое движение пальца на самом деле гипнотизировало.
– О, мне это нравится, Гарри. – В голосе Элеоноры появились хриплые нотки женщины, желающей, чтобы ее соблазнили.
– Это только начало, – сказал Гарри.
Это можно было отнести ко всем, кто находился в спальне.
Дыхание Мэдлин участилось; Колин чувствовал, как поднимается и опускается ее грудь. Он сам ощутил прилив какого-то безрассудства. После некоторых сомнений он наклонил голову и легко коснулся подбородком макушки Мэдлин, чувствуя, как ритмично бьется ее пульс.
Насколько он уже успел узнать эту женщину, это был не страх. Она, как и любой человек, у которого текла по жилам кровь, находилась в возбужденном состоянии.
И, зная, что он сумасшедший, но все-таки мужчина, Колин еще плотнее прижал Мэдлин к себе и стал дышать ей прямо в ухо. Он представлял себе, как это могло подействовать на нее: у нее перехватило дыхание, загорелась кожа, и тело захлестнули волны удовольствия.
Дальше, по интуиции, Колин переместил руку, обнимавшую ее за талию, немного вверх так, чтобы его большой палец случайно, только слегка, коснулся ее груди.
Палец наткнулся на затвердевший под мягким муслином сосок.
Притворившись, будто возвращает руку на талию, Колин снова задел пальцем сосок.
В этот момент Мэдлин немного откинула голову назад, почти к плечу Колина, и выгнулась от его прикосновений, а ягодицы вжались ему в пах.
Господи Боже мой!
Колина обожгло лихорадочное желание скользнуть рукой за лиф ее платья. Он представил, как его пальцы скользят по бледной коже, касаются сосков… Колин чувствовал, как твердеет его плоть, и через мгновение Мэдлин почувствует это, и игра в притворство, состоящая из маленьких случайностей, которые вовсе и не являлись случайностями, переместится в абсолютно другую область. Это безумие, и его необходимо остановить.
Все это время Колин не сводил глаз с кровати. Лакей продолжал ласкать грудь графини, но теперь уже более настойчиво. Его пальцы исчезли за лифом платья.
Счастливчик!
– О, Гарри, мы должны быть осторожны.
Графиня произнесла эти слова без особого энтузиазма. Ее рука легла на затылок Гарри, и она потянула его голову к себе. Руки Гарри стали проворно задирать многослойный подол муслинового платья.
Все остальное произошло с почти деловой расторопностью. Стало понятно, что они занимаются любовью не в первый раз. Графиня извивалась, чтобы облегчить доступ Гарри ко всему, что находилось под платьем. Показалась стройная, в шелковом чулке, икра, согнутые колени, мелькнула симпатичная подвязка на бедре.
В этот момент Мэдлин вырвалась из объятий Колина и выбралась из шкафа.
Глава 8
Лишившись равновесия, Колин почти вывалился из шкафа следом за ней. Толстый ковер и шуршание шелковых платьев в шкафу сделали их приземление почти беззвучным.
Несколько секунд Колин и Мэдлин, не глядя друг на друга, внимательно смотрели на кровать, где сплелись тела лакея и графини.
К счастью, в этот момент леди Малмси как раз старалась подвинуться так, чтобы ее бедра оказались поближе к Гарри. Но что-то, возможно, блеск пистолета Мэдлин в свете лампы, привлекло ее взгляд. Она замерла. Потом медленно подняла голову и, охваченная ужасом, застыла.
Колин вежливо коснулся рукой края шляпы.
– Нора? – Голос лакея звучал приглушенно, потому что голова была где-то между грудей графини.
В ту же секунду графиня и лакей отпрянули друг от друга. Леди Малмси свалилась с кровати на левую сторону, а лакей упал, приземлившись на колени, на правую. Он медленно прополз к туалетному столику, схватил парик и прикрыл им пах. В, это время его вторая рука нащупывала на туалетном столике что-нибудь подходящее для обороны. Ничего, кроме круглого футлярчика для ароматического шарика, он не нашел.
Лакей выругался, бросил коробочку на столик и пристально посмотрел на Колина.
Колин стоял, ощущая некоторое оцепенение, зная, что если бы он остался в шкафу на секунду дольше, ему бы тоже понадобилось прикрыться париком. Он оглянулся, чтобы удостовериться, что он не обманывался: соски Мэдлин Гринуэй по-прежнему находились в возбужденном состоянии и натягивали муслиновую ткань лифа, а лицо залилось румянцем. Она открыла замок пистолета и целилась, в уголках губ залегли складки. На Колина она не смотрела.
Колин резко отвел от нее взгляд, испытывая сожаление и смущение одновременно, как будто она разбудила его в момент эротического сна. Благодарение Богу, что у нее хватило ума сделать это.
Он глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя.
На стеганом покрывале появилась маленькая изящная рука графини, затем показалась ее белокурая головка. Она поднялась с кровати и теперь во все глаза смотрела на Колина и Мэдлин.
– Колин Эверси! – В ее голосе звучало негодование. Как будто на балу он пролил на ее платье миндальный ликер.
Стало понятно, что как только шок уступит место здравому смыслу, она завизжит, потому что вовсе не глупа. Даже несмотря на то что у ее кровати стоит лакей.
В три прыжка Колин оказался рядом с ней, одной рукой обхватил ее за талию, а другой – зажал ей рот, чтобы она его не укусила. Она была такой хрупкой, удерживать се было все равно, что удерживать певчую птичку. Колин чувствовал себя грубияном.
Он заметил, что Мэдлин нацелила пистолет на лакея, чье лицо по цвету напоминало парик. В этот момент Колин предположил, что Гарри больше не надо прикрывать пах.
– Леди Малмси, – очень тихо произнес Колин, – если вы обещаете не кричать, я вас отпущу. А если намерены снова произнести мое имя, произнесите его тихо, прошу вас. Мы же старые друзья, не так ли? Мне нужна наша помощь, но, пожалуйста, не поднимайте шума.
– Колин? Неужели это вы? – донесся у него из-под руки ее возмущенный голос. – Вы живы?
Лакей выронил парик.
– Вы, правда… Колин Эверси? – Гарри сверлил Колина взглядом. Словно сравнивал его со всеми яркими изображениями на плакатах.
Колин тоже пристально изучал его лицо. У Гарри были синие глаза и ямочка на подбородке.
Колин вежливо снял шляпу.
– Вы действительно мистер. Эверси! – Гарри долго смотрел на него. Потом мельком взглянул на свои туфли, застенчиво поковырял мыском обуви и снова поднял глаза. – Если вы бывали в доме раньше, сэр, я узнаю вас повсюду и… я… я, сэр… – С этими словами он низко поклонился, так как кланялся графу. – Это большая честь, мистер Эверси, – с восхищением в голосе произнес лакей, выпрямившись.
Мэдлин недоверчиво хмыкнула, а Колин подумал, что вряд ли похоже, чтобы лакей организовал его убийство.
– Но… почему вы здесь? – продолжал Гарри. – Вы же не собираетесь, – он смущенно наморщил лоб, – ограбить нас? – Он украдкой посмотрел куда-то за спину Колина, видимо, надеясь увидеть мешки, набитые серебряными канделябрами. Но Колина Эверси обвиняли в убийстве, а не в воровстве.
– Я здесь, потому что мне нужна ваша помощь, Гарри. А вас я отпущу, если вы обещаете не кричать, Элеонора. Обещаете? В конце концов, мы друзья, разве нет? И в данный момент находимся в одинаково затруднительном положении. Согласны со мной?
Графиня быстро кивнула, и Колин медленно убрал руку, закрывавшую ей рот. Словно вода, прорвавшая плотину, из нее хлынул поток слов.
– Ради всего святого, что вы делаете в моем шкафу, в моих покоях, Колин Эверси? Боже мой, вам надо помыться! Я рада, что вы живы. Вы вонзили нож в того человека?
– Задавать вопросы буду я, леди Малмси, и буду задавать их Гарри. Зачем вы ходили в «Логово тигра», Гарри?
Этот вопрос шокировал лакея даже больше, чем вывалившийся из шкафа убийца. Он позеленел и ухватился руками за край туалетного столика, чтобы не упасть.
Колин очень хорошо знал, что находится на туалетных столиках женщин, потому что бывал в самых разных женских спальнях: от скромных до очаровательно вульгарных. Шарики румян для стремительных молодых леди, у других – маленькие хрустальные флакончики лавандового или гвоздичного масла, помады, а в случае его сестры – жидкость, с помощью которой волосы должны стать кудрявыми. Но ничего не получалось, и тогда Женевьева беззвучно плакала.
Лакей слабо взмахнул рукой.
– Просто… Она не знает об этом. Элеонора ничего не знает, – добавил он еле слышно. – Я хотел защитить ее, понимаете.
– Гарри… – леди Малмси резко обернулась, – чего я не знаю?
– Почему бы вам двоим не присесть? – Слова Мэдлин прозвучали как любезное приглашение, но она ткнула в них дулом пистолета, и у приглашения появился несколько другой оттенок.
Графиня и лакей послушно сели на кровать: скрип, скрип. Их взгляды были прикованы к пистолету Мэдлин. Рука Гарри скользнула по покрывалу и отыскала руку Элеоноры. Он положил ее руку себе на колени, желая ее успокоить.
Он заметил, как по лицу Мэдлин скользнула тень. Игра света?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35