Через секунду Джонатан повернулся к ней.— Миллисент… я… — Он замолчал и потряс головой.— Что?— Ничего, так. Давай поговорим с тобой в другой раз. Сейчас мне лучше на какое-то время остаться одному. — Он виновато улыбнулся. — Я понял, что иногда мне плохо думается, когда ты рядом.Миллисент чуть заметно улыбнулась. Она сама едва могла соображать, когда ее тело было охвачено любовным огнем.— Хорошо…— Я лучше пойду. — Джонатан взял ее руку и поцеловал в ладонь.Милли кивнула. Ей хотелось ухватиться за эту руку, не отпускать его. Она не желала думать о том, что говорила тетя Ораделли.Но она заставила себя сдержаться и позволить, чтобы он ушел. Милли смотрела на его удаляющуюся фигуру, пока Джонатан не скрылся в тени деревьев за забором. Тогда она поднялась и медленно пошла в дом. Милли знала, что должна поговорить с Аланом, но ей очень этого не хотелось. Может быть, выяснится, что она зря беспокоится, что тетя Ораделли не права. Может быть, Алан скажет… что? Что он сможет сам заботиться о себе? Что он не имеет ничего против ее ухода? Нет! Это глупо. Она не может ждать от него таких слов. Она надеялась на легкий выход: и сохранить чистую совесть, и не разбивать себе сердце.Миллисент задержалась в прихожей и, взглянув в маленькое зеркальце, пригладила волосы. Потом поправила сбившуюся блузку и складки юбки. Глаза ее все еще были блестящими, а губы немного припухли от поцелуев. Она закрыла глаза и отвернулась, пытаясь привести свои чувства в такой же безупречный порядок, в каком была теперь ее одежда. Облизав губы, Милли сделала глубокий вздох и медленно расслабилась. Потом снова взглянула в зеркало.На этот раз получше, подумала она. Постояла еще немного, подождав, пока перестанет колотиться сердце и пройдет волнение. Но в последние дни, казалось, волнение и страсть не оставляли ее. Ну что ж, возможно, Алан ничего не заметит. Она повернулась и направилась в его комнату.Он не читал и не занимался ничем из своих обычных дел. Он лежал на кровати, мрачно уставившись в стену прямо перед собой. Миллисент колебалась. Кажется, это было неподходящее время для разговора. Но не успела она сделать шаг-назад, как Алан поднял глаза и заметил ее.— Привет, Милли!— Привет, дорогой! — Она приклеила на лицо улыбку и вошла в комнату. — Как ты?Он пожал плечами. Едва ли он мог ей сказать, что лежит здесь, думая об Опал и о том, как безнадежна его страсть.— Думаю, нормально. Как прошла свадьба?— О, и венчание, и застолье — все прошло прекрасно! Ты же знаешь, как это бывает, когда тетя Ораделли отвечает за все.— Да. Ничего дурного просто не может произойти.Миллисент засмеялась.— Ты прав! — Она огляделась. — А чем ты занимался в мое отсутствие?— Да так… — Он перевернулся на спину. — Немного почитал. Немного поиграл с Робертом. — При воспоминании о мальчике его лицо посветлело.— Правда, он милый? — Миллисент обошла стол и начала рассматривать коллекцию монет, которую Алан еще не закончил оформлять. Она не знала, с чего начать разговор.— Мне нравится наблюдать, как он растет, — продолжала она, судорожно подыскивая подходящие слова. Алан странно взглянул на нее:— Ты думаешь, он всегда будет здесь?Милли посмотрела на брата.— Не знаю. Я об этом как-то не думала. Опал выглядит вполне счастливой в нашем доме. Разве не так?— Кажется, да. Сейчас — да. Но наверняка когда-то она захочет уйти. Она кого-нибудь встретит, влюбится. Выйдет замуж.На какое-то мгновение его лицо побледнело, и у Миллисент защемило сердце.О Боже, неужели она сделала ошибку, разрешив Опал жить в их доме? Что, если тетя Ораделли была права и Алан заинтересовался ею? Что, если она разбила ему сердце?— Я… я думаю, да. Она что-то говорила по этому поводу?— Нет. Но ведь так делает большинство людей, верно?— Да. — Теперь в его лице не было ничего странного, и Милли спросила себя, не показалось ли ей, что он выглядит бледнее, чем обычно.— Думаю, да… Алан, … ну, … ты испытываешь особенные чувства к Опал?Голова Алана как-то дернулась, и он поднял на нее испуганный взгляд.— Что ты имеешь в виду?— Не знаю точно. — Она озабоченно хмурилась. Его реакция на вопрос еще больше подтвердила опасения Миллисент.— Было бы глупо, не так ли? — быстро сказал он. — Кто-то, подобный мне, вдруг влюбляется…— Не глупо, Алан, неправда!— Но безнадежно, да? — Он криво улыбнулся ей, отчего сердце Милли заныло.— Я не дурак, Милли! И знаю, что никакая женщина не захочет калеку…— Ты — прекрасный человек! — запротестовала Миллисент.— А ты — моя сестра. Верная до самого моего горького конца. — Он взял ее руку и крепко сжал, а она улыбнулась в ответ любящей улыбкой. — Ты единственная и неповторимая! Не думай, что я ничего не понимаю. Ты всегда была самой лучшей. Ты не оставляешь меня. И я знаю, что всегда могу на тебя положиться.— Я люблю тебя, Алан! Ты ведь знаешь.— Знаю. Но еще я знаю, как я должен ценить твою любовь. Со мной трудно жить. Я всегда хочу только одного: чтобы меня оставили в покое, а все трудности ложатся на твои плечи. Не многие бы возились со мной, как ты.Сердце Милли разрывалось. Да, тетя Ораделли была права. Алан не станет жить с ней, Джонатаном и Бетси;для него это будет пыткой.Алан продолжал:— Я никогда не говорил, как ценю то, что ты делаешь для меня все эти годы.— Нет, тебе не нужно…— Знаю, что не нужно. Но я хочу. Я не очень-то умею говорить такие вещи. Но иногда мне кажется, что я страшный эгоист; я принимаю то, что ты для меня делаешь и никогда не выражаю благодарности. Будто бы так и должно быть, но это не так. И я знаю это. Многие женщины наверняка не стали бы делать для меня то, что делаешь ты.Милли смотрела на него полными слез глазами. Каждое произносимое им слово о любви больно резало ее. Она растерялась и покачала головой.— Нет, не отрицай! Немногие сестры такие любящие, такие преданные. Ты сделала больше, чем кто-либо ожидал. Я хочу только одного — чтобы у меня была хоть какая-то возможность отплатить тебе за все это, чтобы я мог сделать для тебя хоть половину того, что делаешь ты.— Не надо! Тебе не нужно благодарить меня! Я люблю тебя; я никогда не пожалела ни об одной минуте, проведенной с тобой. И я никогда не хотела оставить тебя!— Бывало, я очень боялся, что ты уйдешь… Он покачал головой, улыбаясь болезненным воспоминаниям.— Я знал это! Я знал, что ты никогда не бросишь меня. Но где-то в глубине души я все равно боялся. Я боялся, что если я умру, то это будет… — Голос Алана охрип от переполнявших его чувств, и он замолчал, стараясь собраться с силами. — Я боялся, что это будет для тебя облегчением и ты будешь втайне радоваться, что наконец-то освободилась от такой обузы.— Ты не обуза для меня! — жарко произнесла Мил-лисент, присаживаясь к нему на кровать и беря его руку. Любовь и горечь слились воедино в ее чувстве к самому родному и близкому человеку. — Ты — мой брат, и я люблю тебя! Все, что я делаю, я делаю по собственному желанию.— Правда?— Я клянусь! Я никогда никому не говорила, что хочу выйти замуж. Я сама выбрала этот путь и предпочла остаться с тобой. Именно этого я и хотела.Она знала, что все сказанное — правда, но почему же неожиданно заговорила в прошедшем времени? Это эхом отозвалась у нее в голове. То, что она ощущала сейчас, было совсем иное. Да, тетя Ораделли была права. Услышав признания, которые только что сделал Алан, она никак не сможет покинуть его.Миллисент наклонилась и обняла брата, прижавшись щекой к его лицу.— Не волнуйся! Даже не думай ни о чем подобном! Я не оставлю тебя. Я всегда буду с тобой. Глава XXI Милли вышла из комнаты Алана, постояв с минуту, медленно стала подниматься к себе наверх. Уставшая от эмоций, бушевавших в ней последние часы, она разделась, повесила одежду на спинку стула, вымылась и надела ночную рубашку. Потом села у окна и стала не спеша расчесывать волосы, разделяя их на тонкие пряди.Она понимала, что ей придется оставить Джонатана. Это очень больно, но надо прекратить их роман, такой сладкий и, в то же время, такой жестокий, полный смеха, страсти и горечи. Наступило время, когда нужно, наконец, встать перед лицом реальности. Она не может и дальше беспечно плыть в тумане, надеясь, что нигде впереди не натолкнется на скалу.Она встала и выглянула в окно. Прислонилась лбом к холодному стеклу. Где-то внутри нее все еще горел огонек страсти, разожженный Джонатаном в этот вечер; незатухающее пламя рисовало в ее вооброхении картины возможного будущего — если бы она смогла оставить своего брата одного. Но она знала, что не способна сделать такое, не хочет этого. Она навсегда останется старой девой. Навсегда непорочной. Она так и не узнает счастья прикосновения губ, рук Джонатана. Милли сжимала и комкала ткань ночной рубашки, охваченная внезапной страстью и отчаянием.Это несправедливо! Сердце разрывалось при мысли о том, что ей придется оставить мечты о замужестве, надежду любить и быть любимой Джонатаном. Она никогда не узнает, как это — лежать в объятиях Джонатана, положив голову ему на грудь и слушая биение его сердца. И никогда не утолить этой жажды, сжигающей ее изнутри; она никогда не испытает того ощущения, о котором с мягкой таинственной улыбкой говорила Сьюзан. Она будет становиться старше и старше, так и не узнав, как это; будет завидовать кузинам и подругам. Это слишком жестоко! Должна ли она отказаться от всех надежд? От единственного в ее жизни мужчины, разбудившего в ней такие чувства?— Нет! — Милли отпрянула от окна, и вдруг поняла, что громко выкрикнула это слово.Она не хочет отказываться от всего! По крайней мере, она может сохранить для себя этот маленький лучик счастья. Она может быть с Джонатаном, может испытать, что это такое — быть любимой им, и она сохранит это воспоминание до конца своей жизни; оно будет согревать ее всегда.Не оставляя времени на раздумья, Миллисент вытащила из комода шаль, сунула ноги в мягкие домашние туфли и выбежала из комнаты. Спустившись по задней лестнице, она перевела дыхание на крыльце, набросила на плечи тонкую шаль. Было уже по-вечернему прохладно. Милли пересекла двор и остановилась у дверей Лоуренса. Минуту она колебалась, но потом постучала.Бетси не должно быть дома, она знала это. Девочка осталась у Берты со своей подругой Анабель. Джонатан один. Она старалась не думать о том, как он отреагирует на ее предложение. Об этом было слишком страшно задумываться.За дверью послышались шаги, и на пороге появился Джонатан. В его руке была керосиновая лампа, и свет от нее падал на его лицо.— Миллисент? — В голосе прозвучало удивление, и он поднес лампу поближе, чтобы лучше рассмотреть ее. — Что ты здесь делаешь?— Я… я пришла, чтобы увидеть тебя, — задыхаясь, произнесла Милли. Теперь, когда она была здесь, все слова куда-то исчезли. Что, если он откажется? Что, если он не хочет быть с ней?Джонатан выглядел встревоженным, но отступил назад, пропуская ее в дом.— Входи. Что-нибудь случилось?— Нет. — Милли вошла в прихожую, и Джонатан закрыл за ней дверь.Минуту они молча смотрели друг на друга. Милли опустила глаза. На щеках выступил румянец. Она чувствовала себя нелепо и ужасно, но сейчас было уже поздно отступать. Она решила довести все до конца.Джонатан перевел взгляд с ее лица ниже, увидел ночную рубашку, наброшенную шаль, аккуратно расчесанные волосы, волной спадающие на плечи.— Может быть… ты пройдешь в гостиную? Миллисент покачала головой, не в силах говорить. Ей не хотелось идти в таком виде в гостиную, где она будет смотреться по меньшей мере глупо. Она жалела, что нет какого-нибудь более простого и легкого способа дать понять ему, зачем она пришла, не прибегая к словам. Но такой способ не приходил ей в голову.Она распрямила плечи и подняла голову, встречая его взгляд.— Я пришла спросить, не можешь ли ты…— Не могу ли я — «что»? — спросил он вежливо, и брови его озабоченно сдвинулись.— Не можешь ли ты… — она закрыла глаза и выдохнула, — взять меня к себе в постель?— Что?! — Его нижняя челюсть отвисла. Он поставил лампу на стол. — Миллисент, о чем ты, черт возьми, говоришь?Миллисент в инстинктивно-защитной реакции вскинула подбородок.— А ты не понимаешь? Я прощу тебя… — Она не могла придумать ни одной подходящей фразы. Ни одна леди никогда не говорила ничего подобного, а эвфемизмы, которые ей приходилось слышать, будут звучать здесь абсолютно по-идиотски. Едва ли она сможет предложить ему что-нибудь типа «воспользуйтесь подходящей ситуацией» или «лишите меня невинности, пожалуйста». Но разве нет таких слов, которые бы обозначали, что она пришла к нему по своей воле?— Заняться с тобой любовью? — произнес он тихим и, как ей показалось, немного напряженным голосом.— Да.— Ты хочешь, чтобы мы сделали это сейчас? — Он сжал кулаки и тут же разжал их. Потом нервно обхватил себя руками, прижав ладони к ребрам. — Я не понимаю… Ты серьезно?— Конечно, серьезно! — крикнула Миллисент, разозленная явным отсутствием его интереса. — Неужели ты думаешь, что я ради смеха разыгрываю комедию? — Она резко повернулась и быстро направилась к выходу.— Нет, постой! — Он схватил ее за руку. — Черт возьми, ты не можешь уйти прямо сейчас, после этого маленького потрясения!— Я не хотела поставить тебя в неловкое положение, — мрачно сказала Милли, не глядя на него. — Ладно, все в порядке! Если ты против, я…Джонатан сдержал проклятье.— Боже мой, Милли, естественно, я хочу тебя! Я… Но ты просто потрясла меня. Все так неожиданно… Я не могу понять, почему ты просишь меня об этом. Почему ты…? Это, должно быть, противоречит всему, чему тебя учили, всему, во что ты веришь?— Почему что я хочу тебя! — горько ответила Миллисент, не отводя от него своего чистого решительного взгляда. — Я хочу чего-то и для себя тоже.— Миллисент… — Невольно его взгляд вновь скользнул по ее фигуре.От этого взгляда Миллисент стало жарко, она уронила шаль на пол. В свете лампы были отчетливо видны линии ее тела и темные кружки затвердевших под его взглядом сосков, выделяющихся под тонкой тканью ночной рубашки.— Миллисент… — повторил он и шагнул к ней, не отрывая взгляда от ее груди. — Ты очень красивая. Я не могу не хотеть тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47