— Я подумала… надеюсь, вы не сочтете меня слишком бестактной…— Конечно, нет, — заверил Алан, когда она замолчала. — В чем дело?— Знаете, в одном из приютов, где я жила, был мужчина, уже пожилой. Его ранили во время войны, когда он был еще мальчиком. Обе ноги ампутировали выше колен. На потолке над его кроватью был приделан крюк, через который протянули веревку. Так он подтягивался по этой веревке и сам поднимался с кровати. — Она замолчала, пытаясь по выражению лица Алана определить его реакцию.Алан с минуту смотрел на нее. Странно, но от этих слов он ощутил где-то внизу живота холодное предательское шевеление, похожее на страх. Но это глупо — чего ему бояться?— Какое такое приспособление? — наконец произнес он. — Что ты имеешь в виду? Расскажи поподробнее.Ободренная его вопросом. Опал подошла ближе.— Знаете, он был очень независимым человеком и ненавидел, когда санитарки или их мужья помогали ему вставать с кровати или, наоборот, перебираться из коляски в постель. Он сидел в кровати или кресле у окна целыми днями и строгал что-то ножом. Попросил своего брата принести веревку, и они перекинули ее через крюк. А потом он научился подтягиваться по этой веревке — поднимать свое тело и садиться прямо в инвалидное кресло, которое стояло рядом с кроватью. Он проделывал это каждый день.— Понятно… — после некоторой паузы сказал Алан. — И ты думаешь, что я должен попробовать то же самое?— Нет, я не говорила, что вы «должны». Но знаю, что вам не нравится подолгу ждать Джонни. Могу поспорить, вы чувствуете, что слишком зависите от него.Опал была права. Он ненавидел это чувство. Но всегда относился к нему как к тому неизбежному, с чем необходимо смириться. Он никогда не думал, что все это можно изменить. После несчастного случая Алан был очень слаб; долгое время находился между жизнью и смертью. Ему грозило кое-что пострашней, чем парализованные ноги. Еще год или два после этого он был очень болезненный и при малейшей возможности подхватывал простуду. С самого начала Джонни стал переносить его с кровати в кресло и обратно, как ребенка. Миллисент и мать нянчились с ним, как с маленьким, всегда стараясь предугадать любое его желание. Они непростительно разбаловали его; Алан считал, что Миллисент до сих пор продолжает это делать. А он постарался принять все случившееся как должное, не жаловаться и не стонать, примириться с фактом, что он инвалид, не способный ничего сделать самостоятельно.— Но я… — он попытался улыбнуться, чтобы скрыть чувство унижения. — Я слабый человек. После несчастного случая я совсем обессилел. Похоже, мне просто может не хватить сил, чтобы поднять свой вес с кровати.— О, простите! Думаю, я заговорила обо всем этом только потому, что мне и в голову не пришло, будто у вас ослабленный организм. — Ее лицо стала медленно заливать краска. — Знаете, вы прекрасно выглядите, но я должна была сама догадаться. Я не подумала… — она смущенно отвернулась.Алан обнаружил, что ему неприятно, когда Опал думает о нем как о немощном и больном. Одна из главных причин, почему ему нравилась эта девушка, заключалась в том, что она не относилась к нему как к ребенку, а именно так поступали Миллисент и его остальные родственники. С Опал он не чувствовал себя беспомощной развалиной. Она считала его умным и добрым. А теперь, со страхом подумал Алан, и она поймет, что он абсолютно обыкновенный человек: заурядный лежачий больной, не способный сам заботиться о себе и полностью зависящий от других.Она увидела его таким, какой он был на самом деле — просто калекой.Опал тихонько выскользнула из комнаты. Алан откинулся на подушку и закрыл глаза. Ему было больно;больно так, как никогда раньше. Это не была горечь, или печаль, или знакомое разрывающее душу желание вдруг сделать что-то, что он мог делать раньше, до того, как… Он не хотел вновь стать мальчиком. Все, чего он желал, — это поступать и выглядеть, как мужчина.Через несколько минут в комнату бесшумно вошел Джонни, прервав грустные размышления Алана.— Мистер Алан, — произнес он, обходя кровать. Джонни был угловатым и худым, как лезвие ножа, но Алан знал, что внешняя хрупкость была обманчива; он без труда поднимал и переносил Алана. Этот парень был очень медлительным, хотя Алан помнил, что в детстве Джонни мог летать, словно ветер. Алану никогда не удавалось догнать его. Все в Джонни было странным. Тихий голос и странная, присущая скорее туповатым людям манера разговаривать резко контрастировали с острым юмором и глубоким смыслом сказанного, который скрывался за простыми обыденными словами.— Джонни, — обратился Алан, взглянув на парня, — можешь ответить на один вопрос? Только честно. Ни один мускул загорелого лица Джонни не дрогнул.— Ответить на вопрос? Ну, конечно же. Вас что-то беспокоит?Алан покачал головой:— Нет, просто — как ты думаешь, я очень слаб? Я имею в виду, если укрепить как-нибудь на потолке веревку, я смогу подтягивать с ее помощью свое тело? Или это для меня непосильно?Джонни долгим взглядом посмотрел сначала на Алана, потом на потолок. Еще через некоторое время он вновь посмотрел на Алана.— Что вы имеете в виду под «укрепить»? Как мы это сделаем?— Ну, не знаю. Но если сделаем, смогу я подниматься с кровати и пересаживаться на стул?Джонни заморгал. Он взглянул на инвалидное кресло, стоящее довольно далеко от кровати.— А для чего вам это? Я помогу вам.— Да, но я не хочу, чтобы мне помогали. Это моя цель. — Алан поморщился. — Все, что я хочу от тебя услышать, так это хватит ли у меня сил или нет?И снова неподвижный взгляд задержался на нем еще на одну минуту.— Вы хотите сказать, достаточно ли сильны ваши руки? Сможете ли вы поднять собственный вес? — Он нахмурился и слегка покачал головой. — Точно не знаю. Вы были достаточно сильным парнем, но ваши мышцы очень долго отдыхали. Мне кажется, они сейчас слабоваты. Не уверен, что вы сможете приподнять себя с постели. По крайней мере, сейчас.Алан кивнул. Он ожидал именно такого ответа.— Только… — медленно начал было Джонни.— Да? — подхватил Алан. — Что только?— Сила мускулов — это такая вещь, которая может вернуться. Вот что я думаю: это не то что деньги, которые истратил, и все. Если бы вы поработали над этим, то сумели бы справиться рано или поздно.Алан покраснел.— Работать над этим? И что я должен делать?Джонни выглядел озадаченным.— Ну, я не знаю сейчас, что именно. Никогда не задумывался. — Он помолчал. — Наверное, поднимать что-нибудь? Что-нибудь маленькое, но тяжелое, как камень или кирпич.— Да. Можно начать с этого, а потом брать более весомое — по мере того, как я буду становиться более сильным. Если буду становиться… — Алан был далеко не уверен в этом. В конце концов, его руки не занимались никакой физической работой целых десять лет. С другой стороны, он не мог выносить, когда Опал думала о нем как о слабом и беспомощном. Но если ничего не выйдет, ему снова придется это пережить. Он до сих пор ощущал привкус стыда, испытанного, когда был вынужден признаться Опал, что не может сделать то же, что другие мужчины. Больше всего на свете Алан не хотел испытать этот стыд еще раз.Он судорожно вздохнул. Он уже не помнил, когда в последний раз рисковал. Да, в самом деле, в последний раз он испытал это, когда маневрировал на краю телеги и свалился под колеса. Последний, гибельный риск.Он подумал о больших серых глазах Опал. Как они сияли, когда он что-нибудь ей объяснял! Бывали случаи, когда отказаться от риска опаснее, чем решиться на него. И болезненнее.В оставшуюся часть дня, после того, как Джонни пересадил его в кресло и подкатил к столу, Алан не переставал думать о возможности укрепить мышцы рук. Не то, чтобы они были совсем слабыми. В конце концов, все эти годы он руками крутил колеса своей коляски; нельзя сказать, что его руки абсолютно бездействовали.Да и почему руки должны быть слабыми, если покалечены ноги? В действительности у него не было причин считать себя полным инвалидом, думал он. До несчастного случая Алан имел превосходное здоровье. И хотя он был тогда лишь подростком, но уже достаточно сильным физически. Он рубил дрова, скакал верхом, взбирался на деревья. Все знали, что он отличный пловец, самый быстрый из всех мальчишек.Если бы он с самого начала решил без посторонней помощи подниматься с кровати и ложиться в нее, то сейчас это не представляло бы для него проблемы. Мышцы обрели бы силу и крепость. Почему он не попытался раньше? Почему никто не заставил его попробовать?Алан подумал о любви родителей и Миллисент, о том, как они оберегали его, заботились о нем, стараясь делать все, чтобы он не ощущал себя обделенным судьбой. А ему было так легко, приятно, удобно принимать их любовь. Они абсолютно обезопасили его мирок. Тогда он только этого и хотел. Но теперь — теперь недавнее прошлое показалось слишком гладким и спокойным.Было бы здорово самому поднимать и опускать себя при помощи подтягивания. Это будет способом отвоевать хоть толику независимости. Алан при этой мысли ощущал головокружительное чувство свободы.Он решил, что сможет начать, упражняясь с парой книг в каждой руке. Если он будет ежедневно делать это бесчисленное множество раз, то, по крайней мере, скоро поймет, увеличивает ли это силу мышц или, наоборот, ухудшает самочувствие.Алан подъехал к книжным полкам и взял толстый художественный журнал, который Миллисент принесла ему вместе с почтой. Не удовлетворившись им, он принялся искать еще что-нибудь подходящее, вытаскивая и вновь ставя книги на место. Наконец, нашел два тома подходящего веса и размера, которые, казалось, могли бы послужить для его целей.Он начал поднимать и опускать книги много-много раз, пока руки не заболели. Он опрокинулся на спинку кресла, чтобы отдохнуть, и задумался о том, когда же удастся достаточно укрепить руки, как вдруг услышал за спиной звонкий молодой голос.— Привет! А что ты делаешь? — Бетси, зацепившись руками за подоконник, стояла на цыпочках на веранде по ту сторону окна.— Сейчас я и сам толком не знаю. Кажется, пытаюсь тренировать руки.— Зачем? Как?Алан улыбнулся. Это были два самых любимых вопроса Бетси.— Я… — он поколебался, не желая никому объяснять свои намерения. Словно внутренний голос настойчиво советовал скрыть эти первые усилия, пока не выяснится, получится у него что-нибудь или нет. Но Бетси была слишком любопытным ребенком, чтобы удовлетвориться молчанием вместо ответа. — Ну что ж… я пытаюсь провести эксперимент с этими книгами.— Эксперимент? Правда? — Бетси еще больше свесилась в комнату через подоконник, глаза ее расширились от любопытства.— Да. Хочу выяснить, смогу ли укрепить руки.Бетси нахмурилась, сморщив нос.— Но как вы сможете узнать это из книг?— Не из книг, а с их помощью. Смотри, книги легко поднять, но в то же время они довольно тяжелые. Если я буду их поднимать какое-то время, то мои руки должны стать сильнее. Потом я попробую удерживать более тяжелые книги — ну, и так далее.— А, понятно! Но зачем это вам?— Я надеюсь, что если стану сильнее, то попрошу Джонни укрепить на потолке, над кроватью, веревку и буду подтягиваться на ней, поднимая свое тело с постели. Потом научусь пересаживаться на стул с кровати и обратно, не прибегая к посторонней помощи.Бетси энергично закивала. Она все-таки была еще ребенком, чтобы понять желание делать все самостоятельно, без помощи посторонних.— А что вы хотите прикрепить к потолку?— Веревку. Я думал, что можно будет закрепить там крюк и привязать к нему веревку.— Ей-богу! Вот будет!Наивная Бетси, подумал Алан, улыбаясь.— Ты так думаешь? Надеюсь, что будет. Но вначале я хочу потренировать руки.— Бьюсь об заклад, что тогда вам лучше не терять времени, — решила Бетси, спрыгивая в комнату. — Я могу чем-нибудь помочь?— Нет, спасибо! Если ты не возражаешь, я бы хотел сейчас остаться один.— Хорошо. — Бетси поняла: в первый раз всегда лучше делать что-то одному, когда никто не стоит за плечом и не наблюдает. В отличие от многих взрослых, она не обиделась на столь откровенную просьбу Алана оставить его одного. Она наклонилась к нему и тихим, заговорщицким шепотом спросила:— Это секрет? — Снова она заставляла его улыбаться.— Да. — Тоже прошептал он в ответ. — Думаю, секрет, хотя бы на некоторое время.Бетси кивнула и, скрестив пальцы, приложила их к губам.— Я не скажу ни слова! Клянусь! — Еще раз показав жестом, что ни за что не выдаст тайну, Бетси вылезла в окно.Алан вновь взял книги и вернулся к своим занятиям. Он поднимал увесистые фолианты из разных положений, какие только мог придумать, стараясь размять каждую мышцу. Завершив тренировки, он был уверен, что задействовал все мышцы, так как руки болели от плеча до кисти. Ему хотелось узнать, стоили ли чего-то эти усилия, но нутром он чувствовал, что стоили. Впервые за последние годы он сделал что-то самостоятельно.Давным-давно Алану не снились кошмары. Но в эту ночь они вернулись: демоны, рвущие на части его ноги; боль, которая казалась одновременно и горячей, и ледяной; чудовища, толкающие его к краю обрыва… И вот он с криком срывается в бесконечную бездну…— Алан! — раздался шепот над головой. Чья-то рука трясла его за плечо. — Алан, проснитесь, вам снятся кошмары!Он выкарабкался из темноты и, открыв глаза, увидел склонившуюся Опал, а на ее лице — сосредоточен-ное, обеспокоенное выражение. Он сел в кровати, сердце его бешено колотилось. Рубашка, в которой он спал, стала влажной от пота.— О, Господи! — воскликнула она. — Я до смерти испугалась! Я услышала, как вы стонете, а потом закричали…Она материнским жестом убрала с его лба волосы.— Вы в порядке?Алан кивнул. Сердце все еще колотилось, но он уже окончательно проснулся, чтобы почувствовать себя идиотом.— Извини. — Алан вздрогнул от ее прикосновения. Стало слишком хорошо; он захотел упасть лицом ей в колени, отыскать покой в ее руках. Он не позволит ей больше видеть его слабость. — Все в порядке.— Нет, не все. Я разбудила вас, но я — я уверена, что сейчас вам нужен сон.Алан знал, что неприлично вот так, не отрываясь, смотреть на ее выступающий живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47