С нетерпением Мэттью ждал конца формальностей. Проверка и выбор пистолетов, просьба посредников о примирении. Они встали спина к спине и по сигналу разошлись, повернулись… Став боком, чтобы представлять собой мишень как можно меньшей площади, Мэттью выстрелил и увидел, как дернулся барон от застрявшей в нем пули. Но затем он сам почувствовал резкий всплеск боли, и удар, распластавший его по земле.
— Капитан, капитан, очнитесь! — в его мозг просачивался тревожный голос Фортнера.
Мэттью попытался открыть глаза, но тут же закрыл их из-за яркого света восходившего солнца. Фортнер радостно воскликнул:
— Жив!
Так! Значит, этот сукин сын Кенвик все-таки попал в него! Глаза Хэмптона решительно открылись, и он увидел, как где-то вверху над ним плавает озабоченное мальчишеское лицо Фортнера.
— Вы можете встать, сэр?
— Могу, конечно, — ворчливо ответил Хэмптон. — Барон мертв?
Глаза Фортнера зажглись восхищением:
— Мертвей не бывает, сэр! Самый меткий выстрел, какой мне в жизни доводилось видеть, сэр!
— Хорошо! Тогда я предлагаю отправиться в гости к первому встречному доктору.
Доктор обработал его рану и поздравил с тем, что пуля прошла навылет, а не застряла в руке. Щедрая плата компенсировала неудовлетворенное любопытство доктора.
Когда они добрались до корабля, вместо радостного приветствия их встретило хмурое лицо Пелджо.
— Ну вот, она уехала, сэр! Плакала, как дитя.
Мэттью словно ударили в солнечное сплетение.
— Заткнись, Пелджо!
Он стряхнул с себя руку Фортнера, поддерживавшую его, и зашагал к себе в каюту. В ней все было по-прежнему, за исключением того, что в каюте теперь не было Кетрин. Пустота наваливалась на него с каждой секундой все ощутимее. Мэттью присел к столу и подпер голову не пострадавшей рукой. Днем он возвратится в Лондон и поторопит Редфилда дать ему задание. В душе у него теплилась надежда, что поручение будет таить в себе смертельную опасность.
Хэмптон решил узнать, как же продвигаются военные дела.
Сообщения британских корреспондентов, достигая Англии, успевали устаревать, помимо того, что были не точны. Похоже однако было, что у армии Ли дела шли плохо, на суше южане постоянно отступали, на море же флот конфедератов терпел поражение за поражением с самого начала войны.
Он пожал плечами. Какое теперь все это имеет для него значение? Обреченная страна! По окончании войны его ждет виселица. Шелл погиб, и половина его друзей тоже, возможно, и Дэвид уже убит. Семья распалась. К черту все! Если бы у него была Кетрин, ему было бы ради чего жить — новая жизнь, дети, мечты, надежды… Но сейчас он вполне может кончить жизнь по-британски.
Он открыл тумбу стола, чтобы вынуть бутылку виски, и неожиданно яркий серебристый блеск бросился ему в глаза. Он запустил в стол свою руку и вынул такой глупый, маленький пистолетик Кетрин. Его рука нежно погладила рукоятку. Горячая слеза протекла по его щеке и упала на холодный металл.

ЧАСТЬ 4
НЬЮ-ЙОРК
Глава 15
Впоследствии Кетрин едва могла припомнить первые дни разлуки с Хэмптоном. Казалось, она только и делалала, что ела, спала и плакала. Они ожидали попутного корабля в Штаты. Доктор Рэкингхэм не тревожил ее расспросами, деликатно оставляя ее одну, понимая, что сон будет лучшим лекарством, нежели все его таблетки. Она забывалась во сне, слишком слабая и потрясенная, чтобы переносить бодрствуя пустоту рухнувшего мира и свое одиночество, а также презрение к себе. Она не покидала своего номера в отеле, под дверную ручку подставляла стул и сто раз на день проверяла надежность оконных запоров.
Однако постепенно ее страх начал униматься и почти прошел, когда они сели на корабль, направлявшийся в Нью-Йорк. В море она почувствовала себя в большей безопасности. Она подолгу оставалась на палубе, любуясь бескрайними просторами океана, и свежий морской ветер бодрил ее. К ее разуму вернулась способность здраво мыслить, и она один за другим извлекла все свои страхи, глубоко запрятанные в уголках ее сознания, и смело сосредоточила на них свои размышления и безжалостно выжгла их жгучими лучами твердой воли. День за днем она чувствовала, как к ней возвращается ее сила духа и борется с прежней сумятицей в душе. Она поняла, что должна сражаться сама с собой, чтобы вновь обрести себя. Никто не может помочь ей, кроме нее самой. Только она сама может окончательно уничтожить в себе демонов страха.
Прежде всего ей пришлось восстановить утраченное было чувство собственного достоинства, и это было самым сложным. Каждый день Кетрин говорила себе, что она не виновата в случившемся и потому нет причин ненавидеть и казнить себя. Чувство презрения к себе уходило, и она смогла вновь смотреть людям в глаза и выдерживать их взгляды. Ее первое болезненное восприятие решения Хэмптона отпустить ее прошло и сменись горьким разочарованием и гневом. О, да! Ему было приятно овладевать ею, хотела она этого или нет, и ему позволительно было впадать в бешенство при ее сопротивлении. Но как только другие мужчины использовали ее тело, она стала ему неприятна, не имело значения, что они насиловали ее, не имело значение, что его тело знавало куда больше женщин, чем ее тело мужчин. О нет, для него значило только то, что кто-то еще, кроме него, овладевал ею, и потому он отныне не хотел ее. Испорченный товар, вот чем она ему казалась. Он выкинул ее, как мусор.
Как же глупо было с ее стороны чувствовать боль и обиду от того, что он ее больше не хотел! Конечно, она слишком много о нем думала во время всех этих тяжких испытаний, он представлялся ей спасителем, и он на самом деле спас ее, вломившись в тот бордель. Она была переполнена чувством благодарности и готова была, даже желала, отплатить ему за свое спасение, бросившись ему в ноги. Вот почему ей хотелось прильнуть к нему, и вот почему она болезненно восприняла его решение отослать ее от себя прочь.
Но теперь, когда она разобралась во всем и осознала причины своей благодарности и вспомнила, что это по его вине она попала в положение, из которого ему пришлось ее спасать, она увидела всю бессмысленность своих переживаний. В конце концов, разве он не сделал то, о чем она столько времени его умоляла?
* * *
Дни шли один за другим, и душевное равновесие Кетрин восстанавливалось все быстрей и быстрей. Приятные беседы с доктором, игра в шахматы и долгие часы одиночества, во время которых она шила или читала, способствовали успокоению. Ее беспричинные страхи умерли, как не бывали, вновь решительно и твердо были сжаты ее губы, взгляд опять стал прямым и бесстрашным, ее дух возродился. Но ничто не могло заполнить болезненную пустоту в ее душе, оставшуюся от разлуки с Мэттью. Ее глаза туманились печалью, движения были замедленны, и она не столь остро, как прежде, отвечала на шутки. Казалось, ее грудь была сжата стальной лентой, которая давила все туже и туже. Неудивительно, сказала она себе, ведь ее жизнь испорчена. Ни один мужчина не возьмет ее теперь в жены, ее перестанут принимать в светском обществе, и она обречена доживать свои дни в скучной компании тети Амелии. Каждую ночь она иссушала слезами свое сердце, горюя о свое судьбе.
Прошло время, прежде чем она смогла заставить себя открыть коробку с подарками Хэмптона. Она вообще не хотела открывать ее, но любопытство победило. Зачем и что он купил ей в Лондоне? Самой верхней лежал маленькая белая коробочка, внутри которой на черной бархате покоилась изящная золотая цепочка. У нее даже дух захватило от ее простой и хрупкой красоты. Она поспешила надеть ее и принялась прихорашиваться перед зеркалом. Слабая улыбка тронула ее губы. Черт его побери, но у него отличный вкус! Она вернулась к коробке и вытащила веер из слоновой кости с резными украшениями и прелестное кружевное нижнее белье. Ее улыбка стала еще ярче.
От холода такое белье не спасет, но как нежно прикосновение шелка! Такие вещи надевают только для того, чтобы соблазнить мужчину. От этой мысли ее щеки заалели. Она устыдилась того, что может еще чувствовать щекочущий холодок возбуждения при мысли о постельных утехах после всего, что испытала.
С хмурым видом она отложила в сторону нижнее белье и опять запустила руку в ящик, достав на этот раз такую ночную сорочку, что не только к щекам у нее прихлынула кровь. Тонкая, прозрачная, первозданной белизны! Она быстро разделась и накинула ее на себя. Сорочка нежно касалась ее кожи, не скрывая ничего, и Кетрин была в ней еще более обольстительна, нежели обнаженной, благодаря тому слабому намеку на лжепопытку укрыть тело от постороннего взора.
Кетрин мечтательно оглядывала себя в зеркале. Они могла надеть эту сорочку и хрупкую золотую цепочку и пойти ему навстречу так, чтобы ее обнаженные формы мелькали в боковых разрезах. Он был замер, улыбнулся б ей чуть насмешливо, и глаза его загорелись бы, наблюдая за ней. Когда она подошла бы к нему, он вытянул бы руки и провел по ее телу кончиками пальцев, слегка царапая ей грудь и живот.
Силы небесные, что же она делает! Стоит, погрузившись в распутные и обольстительные мечты! Поспешно сдернув с себя прозрачную сорочку, она переоделась и вытащила из коробки отрезы — темно-розовый, изумрудный и… такой бесподобный, что дух захватывало, бледно-золотой атлас. Кетрин нежно их погладила. Должно быть, он долго выбирал их, угадывая, какие цвета подойдут ей, и угадал. Он думал о ней в Лондоне! Он потратил время на выбор подарков. Он хотел доставить ей удовольствие. Эти вещи предназначались только ей и никому больше.
Как он мог сделать это, а затем холодно ее отвергнуть? Зачем он беспокоился ее спасать? Чтобы затем выкинуть? Разве он не прошептал «я люблю я», когда утешал ее? Или же это было обманом ее наркотических фантазий? Он сказал ей эти слова? Он серьезно сказал их? Возможно ли тогда, что осквернение ее тела уничтожило его чувство к ней?
Нет, он не мог сказать такие слова, не мог любить ее, потому что тогда он не отверг бы ее с такою легкостью. Она ощутила соленый привкус слез и поняла, что плачет. Неужели она никогда не перестанет лить слезы? Она сурово вытерла слезы, положила подарки назад в коробку и убрала ее с глаз долой.
* * *
Путешествие через океан было долгим. Корабль сначала зашел в Нассау, прежде чем продолжить свой путь в Нью-Йорк. Кетрин была этому рада, ей понравились солнечные, спокойные, даже, пожалуй, сонные дни в Наcсау. Чем меньше времени оставалось до приезда, тем лучше она себя чувствовала. Судно бросило якорь в Нью-Йорке, а Кетрин и доктор продожили путь в Бостон на поезде.
Рэкингхэм послал телеграмму ее отцу, и, сойдя с поезда, они обнаружили, что карета Деверов ожидает их.
Невозмутимое лицо кучера расплылось в искренней улыбке приветствия, и Кетрин улыбнулась ему в ответ, но почувствовала обиду, что отец не приехал встретить ее. Она обнаружила, что вновь войти в чопорную и сдержанную жизнь Бостона ей очень трудно после бурных недель, проведенных с Мэттью. Улицы, здания, даже ее собственный дом, когда они подъехали к нему, показались ей знакомыми, но вместе с тем очень странными. Внезапно к ней ледяной молнией пришла мысль: она не к месту теперь в Бостоне. Ей вновь захотелось плакать. Где же она теперь к месту?
Дворецкий отворил дверь и провел ее в гостиную, где ее ждали мистер Девер и тетя Амелия. Отец заключил Кетрин в радостные объятия, а тетя расплакалась. Кетрин крепко держалась за руку отца в надежде, что барьер ее отчужденности от него скоро рухнет. Она была несказанно рада снова увидеть их, но у нее почему то было на душе так печально, словно ей чего-то не хватало. Вскоре, сославшись на усталость с дороги, она удалилась в свою комнату, оставив родственников беседовать с доктором Рэкингхэмом.
— О, мисс Кейт! Я так рада вас видеть! — Педжин подбежала к ней и сердечно ее обняла.
Кетрин ответно распростерла свои объятия, а затем попросила Педжин прикрыть дверь спальной комнаты. Ей хорошо было здесь, в своей комнате, со своей горничной.
— О, мисс, вы даже не представляете себе, как было мне тут без вас ужасно!
— И я скучала по тебе, Педжин. Я обнаружила, что не знаю, как и что мне делать с волосами.
Ирландка засмеялась, но внезапно стала очень серьезной.
— О, мисс Кетрин мы так волновались за вас! Он не причинил вам боли или какого другого вреда?
— Нет, — Кетрин устало села на постель. — Он не причинил мне боли.
— Я знала, что он не обойдется с вами дурно. Все говорили, что этот человек — сущий дьявол и нельзя предсказать, что он с вами сделает. Но я не сомневалась, что он настоящий джентльмен, хотя и в кандалах. Я видела, как он смотрел на вас, и поняла, что он вас не обидит. Он просто очень хотел… вы знаете что, мисс!
— Да, я знаю.
— Как все увлекательно! Только подумать, как же сильно он должен был желать вас, чтобы столь дерзко совершить похищение прямо под носом у нашего флот.
— Я уверена, ему нравилось чувство опасности.
— Но ему должно быть известно, насколько хуже к нему отнеслись бы из-за побега и вашего похищения в случае поимки!
Кетрин вздохнула:
— Мэттью ничего не боится, я не раз убеждалась в этом. О, Педжин! — она внезапно повернулась к горничной с просветленным лицом. — Если бы ты только видела его в разгар боя! Он чудесен! Он так отважен!
Кетрин впервые обнаружила, что все ее воспоминания о его смелости, умении и решительности: сражение, ураган, захват «Сюзан Харпер» — легко льются из нее бурным потоком сами по себе.
Перемены в ее хозяйке поразили Педжин и подняли ей настроение. Кетрин казалась похорошевшей, в ней появилось больше внутреннего тепла.
— Но, мэм, почему вы оставили его? — вырвалось у Педжин.
Лицо Кетрин поскучнело и словно отгородилось от мира невидимой стеной. Она отвернулась.
— Он замечательный моряк, Педжин, но как человеку, ему не хватает многих добрых качеств. Он нагл, эгоистичен и жесток. Кроме того, как можешь ты думать, что я стану по своей воле жить в грехе с мужчиной?
— Простите меня, мисс, я знаю, что вы хорошая и добродетельная женщина. Просто… ну, мне показалось, вы полюбили его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50